Джоржетт Хейер - Проверка верности
– О нет! – пролепетала Элизабет, прижимая ладонь к сердцу.
К этому времени лакей на запятках уже спрыгнул на землю и распахнул дверцу экипажа. От изумления глаза у Шарлотты полезли на лоб.
– Это же Хорри! – ахнула она.
Леди Уинвуд в отчаянии стиснула свой флакон с нюхательной солью.
– Шарлотта, мои нервы! – умирающим голосом простонала она.
– Но, мама, это правда! – настаивала средняя дочь.
Элизабет тем временем охватили дурные предчувствия.
– Боже, что она могла натворить? – прошептала она, опускаясь в кресло и заливаясь смертельной бледностью. – Надеюсь, ничего… ужасного!
На лестнице раздались торопливые шаги, дверь распахнулась от сильного толчка, и перед ними предстала Горация, разрумянившаяся и ясноглазая, размахивавшая шляпкой, которую она небрежно держала за ленты.
Руки леди Уинвуд нащупали мягкий круглый платок, покрывающий ее голову.
– Милая, сквозняк! – простонала она. – Моя бедная голова!
– Хорри, пожалуйста, закрой дверь! – сказала Шарлотта. – Разве можно врываться столь бесцеремонно и шумно, зная, какие расшатанные у мамы нервы?
– Ой, простите меня! – сказала Горация и осторожно притворила за собой дверь. – Я забыла. Л‑Лиззи, все устроилось, и ты выйдешь з‑замуж за Эдварда!
Леди Уинвуд села на софе.
– Господи помилуй, она бредит! Горация, что ты… чем ты занималась?
Горация небрежно отшвырнула в сторону накидку и с размаху опустилась на низенькую табуретку подле софы матери.
– Я была с визитом у лорда Рула! – провозгласила она.
– Так я и знала! – голосом Кассандры[15] откликнулась Элизабет.
Леди Уинвуд, со стоном смежив веки, откинулась обратно на подушки. Шарлотта, глядя на пугающую неподвижность матери, завизжала:
– Бессердечная девчонка! Неужели у тебя совсем не осталось сострадания к нашей дорогой мамочке? Лиззи, нашатырный спирт!
Нашатырный спирт, нюхательные соли и венгерская вода[16], втираемые в виски леди Уинвуд, вернули ее к жизни. Она открыла глаза и даже нашла в себе силы спросить:
– Что говорит это дитя?
Шарлотта, ласково поглаживая исхудавшую руку матери, сказала:
– Мама, умоляю, не стоит волноваться!
– Т‑тебе и впрямь н‑не о чем волноваться, м‑мама, – покаянно поддакнула Горация. – Я действительно виделась с лордом Рулом, но…
– В таком случае все кончено! – с трагичной покорностью судьбе провозгласила леди Уинвуд. – Теперь нам остается разве что ждать, когда нас поведут в долговую тюрьму. Сама я против этого ничуть не возражаю, поскольку дни мои сочтены, но вот моя красавица Лиззи, моя милая Шарлотта…
– М‑мама, в‑выслушай же меня, в к‑конце концов! – не выдержала Горация. – Я все объяснила л‑лорду Рулу и…
– Боже милостивый! – воскликнула Элизабет. – Только не Эдвард!
– Да, Эдвард. Разумеется, я рассказала ему об Эдварде. И он н‑не ж‑женится на тебе, Лиззи, зато он п‑пообещал стать вместо этого п‑покровителем Эдварда…
Леди Уинвуд вновь пришлось прибегнуть к укрепляющему воздействию нюхательных солей, после чего она слабым голосом потребовала, чтобы ей сказали, чем она заслужила столь суровую кару.
– И еще я объяснила ему, ч‑что ничто на с‑свете не заставит Шарлотту в‑выйти за него замуж, и он, как мне показалось, н‑ничуть не обиделся.
– Теперь мне остается, – со спокойной решимостью провозгласила Шарлотта, – лишь умереть со стыда!
– О Хорри, дорогая моя! – всхлипнула Элизабет, смеясь сквозь слезы.
– А потом я спросила его, – с торжеством закончила Горация, – не хочет ли он жениться на м‑мне. И он ответил с‑согласием!
На мгновение ее родственники лишились дара речи. Очевидно, леди Уинвуд решила, что ситуация вышла из-под контроля ее флакончика с нюхательной солью, позволив тому выскользнуть из ее пальцев на пол, а сама в немом замешательстве уставилась на младшую дочь.
Первой обрела голос Шарлотта:
– Горация, ты хочешь сказать, что имела нескромность, неприличие и… и дерзость просить лорда Рула взять тебя в жены?
– Да, – твердо ответила Горация. – Имела.
– И… и… – Шарлотте явно не хватало слов, – он согласился… жениться на тебе вместо Лиззи?
Горация кивнула.
– Он не мог, – заявила Шарлотта, – не заметить заикания.
Горация гордо выпятила подбородок:
– Я п‑первой заговорила с ним о з‑заикании, и он сказал, что оно ему н‑нравится!
Элизабет поднялась со своего кресла, обняла Горацию и прижала ее к своей груди:
– А почему нет? Милая моя, дорогая сестричка, я никогда не смогу отплатить тебе за то, что ты пожертвовала собой ради меня!
Горация покорно вытерпела объятия.
– Знаешь, говоря по правде, Лиззи, я с радостью в‑выйду за него замуж. Но я все время с‑спрашиваю себя: ты уверена, что не х‑хочешь этого сама? – Девушка напряженно вглядывалась в лицо сестры. – Т‑ты и в‑вправду любишь Эдварда с‑сильнее?
– Ох, любовь моя!
– Тогда я тебя не п‑понимаю, – заявила Горация.
– Не следует полагать, – решительно заявила Шарлотта, – будто лорд Рул принял все за чистую монету. Можете мне поверить, он счел Хорри взбалмошным ребенком.
– Н‑нет, не с‑счел! – мгновенно ощетинилась Горация. – Он г‑говорил совершенно искренне и н‑нанесет маме в‑визит сегодня, в три часа пополудни.
– Не ожидаете же вы, что я смогу встретиться с лордом Рулом лицом к лицу? – трагическим голосом осведомилась леди Уинвуд. – Я готова провалиться сквозь землю!
– А придет ли он вообще? – пожелала узнать Шарлотта. – И какой непоправимый вред могла нанести нескромность Хорри? Мы должны спросить себя, а захочет ли лорд Рул породниться с семьей, один из членов которой оказался настолько глух к женской скромности и чести?
– Шарлотта, не говори так! – с непривычной строгостью одернула сестру Элизабет. – Что еще он мог подумать, кроме того, что наша милая Хорри – всего лишь порывистый и непосредственный ребенок?
– Только на это нам и остается уповать, – с тяжким вздохом заключила Шарлотта. – Но, если она разболтала о твоей привязанности к Эдварду Херону, боюсь, все кончено. Мы знаем и любим нашу дорогую Хорри, не замечаем ее недостатков, но разве найдется джентльмен, готовый взять ее в жены вместо первой красавицы семейства?
– Я и сама об этом думала, – призналась Горация. – Он г‑говорит, что легко п‑привыкнет к моим ужасным бровям. И в‑вот что я тебе еще скажу, Шарлотта! Он заявил, что будет очень ж‑жаль, если я подрасту еще хоть немного.
– Как унизительно сознавать, что лорд Рул мог просто потешаться над Уинвудами! – сказала Шарлотта.
Но оказалось, что лорд Рул и не думал шутить. Ровно в три часа пополудни он поднялся по ступеням дома под номером двадцать по Саут-стрит и осведомился, сможет ли леди Уинвуд принять его.
Несмотря на свой пафосный отказ видеться с графом, леди Уинвуд нашла в себе силы ожидать его в гостиной, для чего ей пришлось подкрепиться нюхательными солями, а прибытие от портнихи нового платья со вставками из шелка в мелкий рубчик окончательно предотвратило нервный срыв.
Ее беседа с его светлостью длилась полчаса, по истечении каковых ливрейный лакей прибыл к мисс Горации с уведомлением о том, что ее присутствие желательно.
– Ага! – вскричала Горация, метнув победный взгляд на Шарлотту, и вскочила на ноги.
Элизабет схватила ее за руки:
– Хорри, еще не поздно! Если эта договоренность тебе неприятна, ради всего святого, не молчи, а я отдамся на милость лорда Рула!
– Неприятна? В‑вздор! – заявила Горация и была такова.
– Хорри, Хорри, дай я тебе хотя бы пояс на платье поправлю! – выкрикнула ей вслед Шарлотта.
– Слишком поздно, – сказала Элизабет, молитвенно сложив руки перед грудью. – Ах, если бы я могла быть уверена в том, что это не самопожертвование на алтарь сестринской любви!
– Если хочешь знать мое мнение, – заметила Шарлотта, – то Хорри весьма довольна собой.
Горация, распахнув дверь гостиной, неожиданно обнаружила мать на ногах, а флакончик с нюхательными солями – забытым на столике с резными вставками из позолоченной бронзы. В центре комнаты, лицом к двери, стоял лорд Рул, одной рукой, на которой красовался перстень с огромным квадратным сапфиром, опираясь на спинку кресла. Он выглядел куда как авантажнее и неприступнее в голубом бархате с золотой тесьмой, чем давеча в костюме для верховой езды, и на мгновение Горация приостановилась, с сомнением глядя на него. Но потом она заметила его улыбку и вновь воспрянула духом.
К ней подплыла леди Уинвуд и обняла.
– Моя милая! – проворковала она, явно обуреваемая чувствами. – Милорд, услышьте ответ моего дорогого ребенка из ее собственных уст. Горация, милая моя, лорд Рул оказывает тебе честь и предлагает свою руку и сердце.
