Эмма Марс - Спальня, в которой мы вместе
Луи Барле
Тюрьма Санте
Улица Санте, дом 42
75674 Париж 01 Cedex 14
Много раз на дню я получала электронные сообщения от «E&O» или от Эвы Джонс. Она не прекращала распространять мой роман по всей планете и в пятницу в полдень позвонила из Франкфурта. Невероятный шум заглушал ее голос с непередаваемым акцентом, когда она сообщила:
– Мы заключили контракт с американским издательством. Двести пятьдесят тысяч долларов.
– Это хорошее предложение? – спросила я простодушно.
– Они предлагали половину, – ответила Эва для того, чтобы я оценила всю ее способность вести переговоры. – Издательство номер два в Соединенных Штатах. Номер три в мире.
Я не смогла вымолвить ни слова. Она воспользовалась этой паузой, чтобы закончить разговор, уже опаздывая на следующую встречу. «Все подробности примерно через четверть часа», – сказала Эва перед тем, как повесить трубку. «Сумасшедшая профессия», – подумала я.
Бербер и его команда подхватили эстафету и тоже сообщали мне исключительно положительные новости. Оливия, одна из представительниц прессы в «E&O», сказала, что «Медиаттак» предлагал сделать предварительную публикацию «самых пикантных» страниц из романа «Сто раз в день». Как предполагал Бернштейн, достаточно преподнести мое произведение как эротические откровения бывшей невесты Дэвида Барле и супруги Луи Барле, как все средства массовой информации и желтая пресса набросятся на него. Трагическая судьба братьев Барле источала запах распущенности, который подогревал интерес общественности к семейной саге. Конфликт братьев, финансовый крах и предательства делали из него полную страсти и ярости драму, которая встречается только в фильмах или книгах.
Некоторые хитрые пользователи Интернета в конце концов догадались провести связь между блогом «Эль&Луи» и моей книгой, продвигаемой громкой рекламой. И за невозможностью заниматься любовью по-настоящему, мы с Луи сплетались в объятиях писателей-любителей на всех языках мира.
Предложения интервью сыпались словно дождь с такой частотой, что Оливия решила придерживаться стратегии недостаточности: «Следует принимать лишь немногие приглашения от телепередач, и только крупнейших», – объяснила она мне.
В любом случае я ограничивалась лишь тем, что соглашалась и напоминала им, по совету Жана-Марка Зерки, что на съемочной площадке воздержусь от всяких комментариев по поводу судебных итогов по делам Дэвида, который все еще ожидал приговора. В остальном только мне принадлежало право определять, какие подробности своей личной жизни я хотела бы раскрыть.
За все это время молчание Дэвида не сулило мне ничего хорошего. Без сомнения, он всеми возможными способами пытался замедлить свое падение. Но я удивлялась при этом, почему Дэвид не пытается заставить меня замолчать. В самом деле, до тех пор, пока он оставался под следствием, все то, что я могла рассказать прессе о его привычках, нравах или бесчинствах, грозило усугубить его положение еще больше. Однако Дэвид не опустился до того, чтобы потребовать от меня снисхождения.
Однажды в полдень все-таки мое любопытство оказалось сильнее, и я отправилась осмотреть места на проспекте Мандель, напротив 118‑го дома и причудливого особняка. На восьмом этаже рулонные ставни квартиры, куда переехал Дэвид, были закрыты. После недолгих колебаний я сделала несколько шагов, отделяющих меня от двери, и нажала кнопку интерфона, где было указано просто «Барле». Неудивительно, что никто мне не ответил.
На указателе на строчку выше, который соответствовал последнему этажу, было имя Ребекки Сибони. Днями раньше, взволнованная тем, что я наконец услышала все секреты Луи, я не подумала о ней… Но сейчас мне это показалось знаком провидения: эта блондинка, встречавшаяся с ним в 1988 году, была ключом к соглашению, заключенному с Дэвидом. Без ее беременности и аборта Луи никогда бы не уступил младшему брату.
Ребекка ответила мне после второго звонка и сразу же открыла дверь.
– На самом деле я ждала твоего визита, – призналась она с улыбкой.
– Почему?
– Я знаю, что Луи рассказал тебе кое-какие подробности перед своим уходом…
Следовательно, мой муж еще поддерживал с ней эту старую дружбу, окрашенную чувством вины и горечи.
Она позволила войти в свою маленькую уютную двухкомнатную квартирку, где чувствовался смешанный аромат розы и жасмина. Атмосфера тут была приятная и, как подумала я, сделав первые шаги, определенно настроенная на откровенность.
Указав мне на диванчик, на котором мы с Соней сидели в прошлый раз, она с покорным видом приступила к беседе:
– Я подозревала, что ты захочешь узнать больше о некоторых событиях.
Ребекка верно предполагала, но я не знала, как начать разговор о ребенке, от которого она отказалась. Напрасно Луи утверждал, что она довольно легко сделала этот выбор, я представляла, какую боль ей пришлось переживать долгие годы из-за своей ошибки.
Я отказалась от чая, который Ребекка предложила мне, поскольку была слишком взволнованна.
– Что произошло между вашей встречей на ралли и свадьбой Дэвида? – спросила я ее прерывающимся голосом.
– Ничего особо увлекательного… – мягко улыбнулась она. – Мы много виделись друг с другом, много разговаривали. У нас были одни и те же вкусы. Луи интересовался современным искусством. Он водил меня по галереям в Париже, в Сен-Мало и Динаре. Несмотря на кажущуюся неприглядность, это был очень радостный период, видишь ли.
– Ваши отношения больше походили на дружбу, чем на настоящую любовь, – осмелилась произнести я.
– Можно и так сказать. Ведь его любовь была направлена на другой объект.
– Вы об этом знали в то время?
– Конечно. Он мне часто говорил о ней.
– Именно поэтому вы сделали аборт? – решилась я наконец задать вопрос.
– Да… И в любом случае я сомневалась, что Андре и Гортензия одобрят наш союз.
– Вы были не в их вкусе?
– Скажем, скорее… я не соответствовала уровню их честолюбивых амбиций по отношению к сыну.
– Но Аврора тоже! – возразила я.
– Аврора тоже, это верно… Но какой красивой девушкой она была! Аврора хорошо держалась и показывала себя на приемах. Я была обычной, вышедшей из еще более скромной среды, чем она. В конце концов, я была старше Луи, я работала… В самом деле, не тот тип свежей и изящно одетой молодой прекрасной особы, которых выставляют напоказ на ужинах.
В первый раз она доверяла мне свою жизнь с такой искренностью и смелостью.
– Луи утверждает, что Дэвид шантажировал его, угрожая рассказать об аборте.
– Да, – подтвердила Ребекка. – Если бы родители Барле узнали об этом, они в ту же секунду отказались бы от него.
Забавная семейка, где мать, Гортензия, предпочла закрыть глаза на инцест, но не на нежеланного ребенка.
– Но я не понимаю, почему Аврора позволила сделать это с собой. Почему она не взбунтовалась против своего брата, чтобы уехать с Луи.
– Ты делаешь ту же самую ошибку, что и Луи в то время.
– Какую? – упрямо спросила я.
– Ты недооцениваешь связь между братом и сестрой. Луи любил Аврору как сумасшедший. И, насколько я могла судить, эта любовь была взаимной. Но Дэвиду достаточно оказалось лишь раскрыть рот, чтобы Аврора тут же замолчала. Он оставался старшим братом, который спас ее из пожара. Который защищал от опасностей в приюте… Который обещал ей золотое будущее.
– Она верила в его благие намерения до самого конца? Даже когда ей пришлось выйти за него замуж? Даже когда он заставил ее инсценировать свою смерть и заточил на Орлеанской площади?
– Да. Она всегда верила в него, и я предполагаю, что по-прежнему верит и сегодня.
Ребекка сделала несколько глотков чая, затем вернулась к разговору.
– Луи пытался убедить ее убежать. Он нашел множество мест в мире, где группа Барле не имела никакого влияния. Они могли бы обосноваться там без риска быть найденными.
– Значит, вот что означали эти его путешествия в молодости?
– Да. Он посетил множество стран, но на моей памяти выбрал только два или три серьезных варианта: Бразилия, Канада… А! И да, еще Южная Корея.
Какая ирония! Я чуть было не рассмеялась: именно Корея только что разорила Дэвида, лишив его всего, чем он когда-либо обладал!
– Но Аврора и Луи никуда не уехали, – продолжила я вместо Ребекки.
– Нет. И менее чем через полтора года после свадьбы с Дэвидом Аврора исчезла.
– Луи сильно страдал тогда?
– Больше, чем ты можешь представить себе. Он даже ненадолго вернулся ко мне… Это явно показывает, до какой степени Луи был в отчаянии.
Эта женщина не имела иллюзий и снисхождений по отношению к себе. Если она любила и ждала Луи долгие годы, если пожертвовала ради него своей материнской судьбой, то могла винить в том лишь себя одну. И она знала это.
– Именно в тот период Луи начал опьянять себя сексом. Сначала это было средство для забытья. Затем стало своего рода игрой, как наркотик…
