Эмма Марс - Спальня, в которой мы вместе
– И что с того? – осведомилась я, сменив тон на оборонительный.
– Если она отзовет свое свидетельство, видео не будет иметь никакой ценности. Вы это прекрасно знаете.
– Вы хотите, чтобы я попросила ее отречься от своих слов?
– Отозвать свидетельство, – уточнила она.
– Если я это сделаю, Луи снова будет предъявлено обвинение! – возмутилась я.
– Нет, после сегодняшнего выступления его адвоката с Луи по-прежнему будут сняты обвинения, Дэвид добьется прекращения дела за отсутствием состава преступления в связи с нехваткой вещественных доказательств… и никто не окажется в проигрыше.
Так было всегда. Она собиралась защищать своего брата. Как и я, Аврора хотела, чтобы борьба двух Барле не закончилась смертью ни одного, ни другого. Разница между нами, несмотря на наше абсолютное сходство и общую любовь к Луи, была в том, что она играла на стороне противника.
– Вы забываете о судебном процессе по галерее, – сказала я, вспомнив слова Маршадо. – Игра на самом деле несправедлива. Сам Луи по-прежнему рискует оказаться в тюрьме.
– Если вы согласитесь на мою просьбу… Я улажу дело со своей стороны.
Та, кого я все это время считала жертвой чрезмерной любви брата, могла ли она оказать на него такое влияние? Отдаст ли Дэвид распоряжение Гобэру отозвать свое заявление против галереи по ее просьбе?
– Мы можем увидеться, чтобы обсудить это? – спросила я после долгого молчания.
– Если хотите. Я вам позвоню. А пока подумайте о моем предложении.
Она повесила трубку, вернувшись в небытие.
У – как ужин
Плотная толпа туристов и продавцов, торгующих из-под полы, у подножия Эйфелевой башни помешала мне подойти вовремя к южной опоре башни с другой стороны эспланады.
Перед ступеньками, ведущими к лифту «Жюля Верна», с радушной улыбкой меня поприветствовал молодой лифтер. Как только я поднялась на второй этаж, метрдотель провел меня по узкому стальному коридору, подсвеченному голубоватым светом, к большому овальному столу. Пять или шесть азиатов уже терпеливо ожидали в благоговейном молчании, полностью погруженные в созерцание неподражаемой панорамы. Один из них, мужчина с густыми волосами, в которых мелькали нити седины – Бон-Коо Моон, предположила я, – дал остальным знак подняться. Все исполнили его приказ и склонились передо мной в небольшом почтительном поклоне. С натянутой улыбкой на губах я уже собиралась осведомиться на своем плохом английском насчет того, где же Дэвид, когда он внезапно появился за моей спиной.
– А, дорогая! – воскликнул он, изображая прекрасное настроение. – Наконец-то ты пришла!
По его суховатому тону, по смеху невпопад я догадалась, в каком он нервозном состоянии. Дэвид уже видел себя на скамье обвиняемых, а на языке бизнеса это означало отмену слияния с GKMP и его профессиональный смертный приговор. Значит, он должен был сделать все, чтобы подписать контракт тем же самым вечером, прямо здесь, раньше, чем Бон-Коо Моон и его приспешники узнают о случившемся скандале. Как Дэвиду удалось до сих пор скрывать от них эту информацию? Неужто он устроил для них бесконечный поток развлечений без передышки с того момента, как гости спустились с трапа самолета, вплоть до самого ужина?
Как только Дэвиду предъявят обвинение, акции Барле рухнут. Тогда и речи не может быть о слиянии групп на равных условиях, но скорее всего GKMP не откажется броситься на своего европейского конкурента и сделает публичное предложение покупки акций, поглотив его в два счета.
Как только подали бокалы с коктейлем «Кир Рояль» с клубникой, Дэвид сделал знак Хлое, которая, как я обнаружила, притаилась в углу, принести им копии контракта.
– Oneul wa jusyeoseo modu gamsahabnid, – запинаясь, произнес Дэвид на корейском с произношением, которое заставило некоторых улыбнуться.
Завизировав все страницы нервным росчерком и подписав последний лист, он передал документ своему партнеру через Хлою, руки которой дрожали и которая мелкими шажками поспешила к другому концу стола.
– Uliui sa-eob-e gin sumyeong! Долгой жизни нашему предприятию!
Дэвид поднял бокал раньше времени.
Суровый владелец GKMP, который еще не поставил свою подпись, оказался на этот счет иного мнения. По его нахмуренному виду без труда можно было догадаться, что он не оценил столь внезапной поспешности после долгих месяцев ожесточенных переговоров. Особенно его задевал тот факт, что обязательства принимались на скорую руку, чтобы произнести тост. Поэтому он не притронулся к бокалу и, сидя бок о бок со своей переводчицей и советником, принялся перечитывать каждую страницу со скрупулезностью, одну за другой.
Дэвид ужасно терзался. В то время как два официанта раскладывали по тарелкам комплимент от шеф-повара, он салфеткой вытирал выступившие на лбу капли пота.
– Господа, я прошу вас покинуть зал! Вы не можете зайти сюда без предварительного бронирования!
Д – как драка
Я и Хлоя, которая внезапно бросила на меня растерянный взгляд, были первыми, кто уловил отзвук потасовки, доносившийся с ресепшена и быстро приближающийся к нам.
На помощь метрдотелю пришел один из официантов. Но Луи и Жан-Марк Зерки ворвались внезапно. Мой муж угрожал персоналу своей тростью, чтобы расчистить себе путь.
На исказившемся лице Дэвида можно было прочитать уже не страх, а панику и бешенство. Он походил на бессильное загнанное животное в тот момент, когда на его шею надевают недоуздок. Дэвид сделал движение, чтобы заслонить всех гостей за столом от двух вторгшихся мужчин, но прежде чем он смог произнести хотя бы слово и принять меры предосторожности, Луи обрушил на него сильный удар трости. Серебряный набалдашник ударил всем своим весом прямо по колену Дэвида, и тот сразу рухнул на землю.
Луи, с пеной у рта и безумным видом, казалось, не видел меня, увлеченный отмщением. Это было похоже на то, словно он воспроизводил сцену двадцатилетней давности, когда вмешательство одного из работников кухни в Канкале помешало ему довести ее до конца. На этот раз никто не помешал бы Луи нанести последний удар своему брату.
Я не могла определить, кому из двоих требовалась защита, кто был палачом, а кто жертвой. И когда я бросилась, чтобы вмешаться, уверенная и твердая рука Зерки преградила мне путь, разом охладив мой пыл. Подобная сцена не была во вкусе адвоката, я знала это. Вероятно, он уступил прихоти своего клиента в эйфории победы. Оставалось выяснить, кто мог сообщить Луи об этой встрече, хранимой в тайне…
Корейцы в оцепенении оставались еще более неподвижными, чем до сих пор. Сбитый с толку, Бон-Коо Моон застыл над страницей с подписями, держа между пальцами ручку Montblanc Meisterstuck, подаренную ему группой Барле.
С лицом, искаженным от боли, Дэвид стонал на коричневом ковролине, усыпанном бежевым налетом штукатурки.
– Ты совсем с ума сошел! Ты вообще представляешь хотя бы, что поставлено на карту здесь и сейчас?
– Мы прекрасно все осознаем, месье, – ответил Зерки вместо Луи, – и мой клиент просит прощения за эту небольшую мизансцену.
– Это вы называете мизансценой? Это чистая агрессия…
– Нам доставит удовольствие взять на себя ваши расходы, – резко оборвал его он, – и предложить сумму, которая удовлетворит вас, для возмещения убытков, нанесенных данным инцидентом.
– Два миллиарда евро! – завопил Дэвид вне себя. – У вас есть с собой два миллиарда?
Дэвид попытался опереться на сиденье кресла, чтобы встать, но ему это не удалось, и он вцепился в скатерть, которая сползла со стола, увлекая за собой посуду, бутылки и стаканы. Все рухнуло с леденящим грохотом, и присутствующие застыли в оцепенении. Зерки воспользовался этим без колебаний. С планшетом в руке он подошел к Бон-Коо Моону и протянул ему маленький экран, где русское видео уже проигрывалось снова и снова. Взгляд старого бесстрастного азиата внезапно стал ошеломленным, и все поняли, что он узнал главного героя этого ролика.
– This is him, David, – тем не менее уточнил адвокат. – He produces porn for fun and he casts the girls himself[1].
Словно этого еще было недостаточно, Зерки бросил на скатерть макет завтрашней ежедневной газеты. «Дэвид Барле: окончательный крах!» – даже кореец мог бы понять зловещее значение заголовка.
Больше ничего уже не нужно было делать для того, чтобы седовласый мужчина поднялся из-за стола и затем, сопровождаемый своей свитой, удалился, не оборачиваясь, все еще сжимая пальцами ручку «Mont Blanc» без колпачка.
– Ты понимаешь, что только что растоптал наше соглашение, заключенное двадцать лет назад? – зарыдал Дэвид, еще не поднявшись с пола. – Наше соглашение!
«Какое соглашение?» – чуть было не закричала я. Впервые один из них вслух упомянул тайный договор, который связывал их. Но после того как Луи сделал еще один угрожающий жест своей тростью, чтобы заставить его замолчать, он развернулся и направился к выходу, а оранжевый свет заката, отражающийся от панорамных окон, словно поглотил его.
