Сара Бауэр - Грехи дома Борджа

Я отвернулась, но Джулио, не обращая внимания на слова брата, опустил тяжелую ладонь мне на плечо и развернул к себе. Фонси истерически залаял. Анджела забрала его у меня, погладила по головке, ласково причитая, и пес успокоился, поудобнее устроился на руках и засопел.

– Это правда?

– Что я шпионка герцога Валентино? Нет, Джулио, неправда. – До этой минуты я испытывала душевный подъем, польщенная, что Ипполито мог вообразить, будто Чезаре настолько доверял мне, что сделал своей шпионкой. Теперь же, когда Джулио решил докопаться до истины, я с горечью осознала, насколько абсурдно данное предположение. – Он мог бы сегодня днем захватить Феррару, а я скорее всего узнала бы об этом лишь на следующей неделе, – произнесла я, чувствуя, как по телу разливается черная желчь. Тревога в глазах Анджелы, таких же, как у всех Борджа, только усугубила мое состояние.

– Но ты ведь видишь его письма герцогине? – не отступал он.

– Она видит ровно столько, сколько все мы, – отрезала Анджела. – Свернутый пергамент и красную печать на пурпурной ленточке. Нам остается гадать, что происходит между госпожой и ее братом.

Мне показалось, она лжет, но о чем, я понятия не имела. Я была признательна ей за вмешательство, благодаря которому выглядела менее глупо, поэтому согласно кивнула.

– А теперь мы должны заняться твоей рукой, пока она не онемела.

Отпустив какую-то недостойную шутку по поводу онемелых конечностей, Джулио позволил увести себя, а мне предстояло одной вернуться к своему рукоделию, если не считать всеми покинутого Фонси, увязавшегося за мной. Анджелу и Джулио поглотила густая тень крытой галереи, проходившей снаружи Сала-дель-Элефанте. Сад внезапно показался опустевшим. Тяжелую тишину не нарушал ни скрип тележки, ни щелканье ножниц для обрезки кустов. Даже легкий ветерок не тревожил водную гладь озера, не заставлял кроны деревьев шелестеть, и птицы в гнездах больше не пели в такую жару. Со стороны дома не доносился шум с кухни, где готовили дневную трапезу. Жара облепила со всех сторон, солнце словно колотило молотом по голове, ошпаривая легкие при каждом вдохе, края корсета натирали подмышки, где промокшая от пота рубашка сбилась в сырой комок.

Мне было безразлично, что там захватил Чезаре – Флоренцию, Милан, Венецию или саму Святую Римскую империю. Я хотела, чтобы он поскорее покончил со всем, что запланировал, приехал сюда и наполнил этот скучный двор шутками, интригами, испанской музыкой и карточными играми. Я бы сама залезла на это чертово дерево и набрала его колючих плодов ради возможности увидеть, как он запрокидывает голову и смеется над голыми шлюхами, ползающими среди фонарей за каштанами. Закрыв глаза, я представила, как Чезаре зажимает кончик языка белыми зубами, ощутила запах его надушенных волос, когда он откидывает их за спину. Жасмин, оливы, соленый воздух Остии, если ветер дует с запада, и нечто тайное и дикое, присущее ему одному, его суть, вероятно. Или, может, моя истощенная память страдала от галлюцинаций, вызванных голодом.

Хотя мы все расходились по своим комнатам на время дневной жары, Анджела не присоединилась ко мне в нашей спальне. Наверное, занималась разбитыми пальцами Джулио. Я не сомневалась, что Джулио не послушается Ипполито и не вернется в город. Положение бастарда горячо любимой любовницы делало его скользким, как угорь, – такого не поймаешь. Фидельма по праву должна была бы тоже разместиться в нашей комнате, но если у нас с Анджелой и возникали разногласия с тех пор, как мы переехали в Феррару, насчет этой особы мы придерживались единого мнения. Она была мрачной, набожной и абсолютно ненадежной. Любой секрет, доверенный Фидельме, отскакивал от нее, как вода от горячей стали, и мог приземлиться где угодно и в каком угодно искаженном виде. В общем, мы постарались, чтобы в нашей спальне ей места не хватило.

Не знаю, что меня разбудило. То ли встревоженный шепот Анджелы, пока она трясла меня за плечо, как застрявший в замке ключ, то ли я сама очнулась за несколько секунд до этого, придя в сознание от криков, проклятий, звона разбитого стекла и треска дерева.

– Виоланта! Проснись. Помоги мне с Лукрецией.

– Что случилось? – Веки мои распухли, в глаза словно насыпали песок, а голову наполнила плесень, успевшая забить весь рот.

– Она получила письмо от Чезаре.

Сердце точно сжал сильный кулак.

– Он мертв?

– О Боже, я же сказала, от него, а не о нем.

– Прости, прости. – Я затрясла головой и протерла глаза. Из дальнего коридора до меня донеслись крики донны Лукреции на каталанском.

– Он занял Урбино.

– Правда?

– Да, – подтвердила Анджела, неверно истолковав мое потрясение, которое мне не удалось скрыть. – Он перешел все границы. Гвидобальдо – популярный правитель. Бог свидетель, одно время он даже был самим гонфалоньером дяди Родриго. А его жена – золовка донны Изабеллы. Лукреция вне себя. Если мы не сможем ее успокоить, я опасаюсь за ребенка.

Я затянула лиф, сунула ноги в туфли, поспешила за Анджелой, но мысли мои были о другом – я вспоминала любопытный эпизод, пережитый в дворцовом саду в Урбино. Неужели я все знала с самого начала? Может, мне еще тогда следовало рассказать? Но никто бы не поверил. От меня бы просто отмахнулись, как Анджела, сочтя, что я обезумела от любви и невостребованной страсти. А кроме того, что бы я могла рассказать? Как услышала шепот и уловила запах духов, легкое дуновение, которое принес зимний ветер?

Мы нашли донну Лукрецию вышагивавшей по широкой сводчатой галерее перед дверью в ее личные покои. Заходящее солнце отбрасывало длинные полосы тени, она пересекала их вновь и вновь, угодив в плен собственной ярости, сотрясавшей ее тело, словно в него вселился дьявол. Волосы лезли ей в глаза, одежда была порвана, руки исполосованы кровавыми царапинами. Необутая, в одних чулках, она хрустела, не обращая на это внимания, по осколкам стекла, керамики и щепкам от разбитой табуретки, чье обитое кожей сиденье теперь повисло на балюстраде, ограждавшей галерею с одной стороны.

– Она сошла с ума, – пробормотала я. – Мы ничего не можем сделать. Нужно привести врача. Или священника.

Анджела тряхнула головой.

– Мы должны ее успокоить. Возьми ее за одну руку, а я возьму за другую. Нужно, чтобы она просто прислушалась к здравому смыслу.

Я сомневалась, что простой здравый смысл способен произвести на нее впечатление, но бросилась к мадонне, когда та повернулась, чтобы схватить ее за руку, которой она размахивала. При виде меня мадонна сразу остановилась.

– Ты, – злобно зашипела она и принялась тыкать в меня пальцем с обломленным, как у судомойки, ногтем. – Ступай за мной.

Я посмотрела на Анджелу. Та лишь пожала плечами. Я в ужасе последовала за донной Лукрецией в ее покои.

Комнаты выглядели так, будто здесь побывали грабители. Содранные с окон портьеры валялись на полу среди одежды, украшений, осколков стекла и керамики. Повсюду кровавые отпечатки ступней.

– Знаешь, что он наделал? – крикнула она, прежде чем я успела прикрыть дверь в маленькую приемную, куда вошла вслед за ней. Больше никого в комнате не было – ни Катеринеллы, ни других слуг. Где-то поскуливал Фонси, но я его не видела и не осмеливалась позвать.

– Н-нет, мадонна.

Почему она спрашивала меня? Не знала, что случилось в Урбино, или ее вопрос был риторическим?

Но хозяйка словно не услышала моего ответа.

– А как же обещание? – продолжила она, перейдя на шепот и печально покачивая головой. И тут же пронзительно вскрикнула: – Почему не держишь слово?! – Под ее пронзительным взглядом я пыталась сообразить, какое обещание дала и не выполнила, но вскоре поняла, что она вообще меня не видит.

– Ты обещал. В Непи. Клялся, что не станешь вмешиваться. – Донна Лукреция вновь принялась метаться, оставляя новые кровавые пятна поверх тех, что уже начали подсыхать на разорванных портьерах, царапала себе щеки и запускала в волосы обе пятерни, словно пытаясь вырвать оттуда инородное тело. Вскоре ее пальцы запутались в длинных прядях светлых волос, напоминая шелкопрядов в своих коконах. Я опасалась за ее глаза. – Почему ты не оставишь меня в покое? Оставь меня, я сама со всем справлюсь. Поверь. Это все из-за мальчика?

Упомянув о мальчике, она вдруг успокоилась. Тогда я догадалась: мадонна не настолько сражена новостью из Урбино, чтобы забыть об ответственности перед своим нерожденным ребенком.

– Еще не время, – сказала она, глядя мне в лицо и сложив руки на животе.

– Вам больно, мадонна? Не лучше ли прилечь? – Хотя если в ее спальне царил такой же хаос, то один Бог знал, где бы она могла прилечь. – Я пошлю за лекарем. – Я шагнула вперед и попыталась взять ее за руку, но она рывком высвободилась, нетерпеливо заворчав.