Джулия Куин - Тысяча поцелуев
– Думаете, что всех в мире заботят исключительно ваши интересы?
– Нет, не думаю. Но в этом доме обо мне действительно заботятся все.
– В этом мире есть мужчины, которые любят причинять боль. Особенно женщинам, Сара.
Ее лицо словно обмякло, но она ничего не ответила.
А Хью так старался не вспоминать.
– Я выглянул в окно, выглянул в окно спальни в половине третьего утра, и тут вы, скользите по траве как некое чертово эротическое привидение!
Ее глаза широко раскрылись и, возможно, наполнились тревогой, но он зашел слишком далеко, чтобы это заметить.
– А если бы это оказался не я? – продолжал бушевать Хью, сжав ее руки так, что пальцы впились в плоть. – Что, если бы кто-то еще увидел вас и спустился вниз с иными намерениями?
Его отец никогда в жизни не спрашивал разрешения у женщины.
– Хью… – прошептала Сара, глядя на его губы.
Боже, она всего лишь смотрела, а его тело словно охватило огнем.
Его язык словно распух, дыхание сбилось, и, кажется, он даже не понимал, что говорит.
И тут Сара прикусила губу, и этот жест оказал на него очень странное воздействие: Хью почувствовал осторожное прикосновение зубов по собственным губам, а потом…
Он пропал.
Хью рывком притянул Сару к себе и завладел ее губами, без деликатности, без осторожности. Ничего, кроме безумной страсти и потребности. Одна рука запуталась в ее волосах, другая судорожно шарила по спине, пока не нашла роскошный изгиб ягодиц, притянула ближе…
Из его груди вырвался стон, и какой-то частью сознания он понял, что и Сара его касается. Ее маленькие ладошки легли на затылок, губы стали мягче и приоткрылись, вместе с дыханием до него доносились легкие звуки, пронзавшие подобно молниям.
Не прерывая поцелуя, Хью сбросил пальто. Не сговариваясь, они опустились на колени, а потом она оказалась на спине и он навис над ней, все еще не отрываясь от ее губ, целуя исступленно и жарко, словно пытался остаться в этом мгновении навсегда. Вовсе не платье на ней оказалось, а ее простая ночная белая сорочка из хлопка, предназначенная вовсе не для обольщения, но вскоре Хью уже касался губами сливочно-белой кожи, гадая, как близко может подобраться к ее совершенным холмикам, без того чтобы не сорвать зубами проклятую сорочку.
Ее бедра шевельнулись, и он со стоном выдохнул ее имя, устраиваясь между ними. Плоть распирала брюки, и Хью представления не имел, понимает ли Сара, что это значит, но сейчас было не до расспросов.
Он выгнулся на ней, зная, что даже сквозь одежду она все почувствует.
Сара тихо ахнула, ощутив давление, и ее руки утонули в его волосах, прежде чем скользнуть по спине, под выбившуюся из брюк рубашку.
Проведя пальцем по позвоночнику, она прошептала:
– Хью…
Хью со стойкостью, которой в себе даже не подозревал, отстранился, но ровно настолько, чтобы взглянуть ей в глаза.
– Я не…
Господи, как трудно выдавить хотя бы слово! Внутренности скрутило узлом, сердце колотилось, и он не был уверен, что может дышать.
– Сара, – начал он снова, – я не возьму тебя. Не сейчас. Обещаю. Но знать должен…
Он не хотел целовать ее снова, но когда Сара подняла на него глаза и выгнула шею, на Хью снова накатило безумие. Его язык нашел ложбинку между ключицами, и только после этого Хью смог наконец найти слова:
– Я должен знать: ты этого хочешь?
Она в недоумении уставилась на него. И пусть желание было написано на ее лице, ему требовалось подтверждение.
– Ты хочешь этого? – пробормотал он хрипло. – Хочешь меня?
Ее губы раскрылись, и она кивнула.
Хью с облегчением выдохнул, совершенно потрясенный. Сара ему открылась – значит, доверяет! Он пообещал, что не посягнет на ее добродетель, и сдержит слово… По крайней мере сегодня. Но хотел он эту женщину больше, чем когда-нибудь чего-либо, и не был настолько джентльменом, чтобы привести в порядок на ней одежду и отослать в спальню.
Когда Хью ухватил подол ее сорочки, она тихо вскрикнула, но звук заглушил его стон, когда он провел ладонью по теплой коже ее ноги. Никто и никогда не касался ее там, никто не проводил ладонью от щиколотки до самого колена, но теперь это место принадлежало ему.
– Тебе нравится? – прошептал Хью.
Сара кивнула, и это позволило ему передвинуть руку чуть выше, но все еще далеко от цели, и теперь он ласкал большим пальцем нежную кожу внутренней поверхности бедра.
– А здесь?
– Да.
Вряд ли это можно было назвать звуком: скорее выдох, – но он услышал.
– Как насчет этого?
Его другая рука, та, что запуталась в волосах, теперь нежно сжимала грудь через ткань сорочки.
– О бо… о Хью!
Он поцеловал ее: медленно, очень чувственно – и спросил:
– Означает ли это?..
– Да.
– Я хочу видеть тебя, – касаясь губами ее уха, прошептал Хью. – Видеть всю, но знаю, что сейчас это невозможно, и все же кое о чем попрошу… Ты мне веришь?
Их взгляды встретились, и Сара призналась:
– Я бы доверила тебе жизнь.
На какой-то момент он замер: от ее слов сжалось сердце. Он считал, что хочет ее, хочет безумно, но это было ничто по сравнению с первобытной похотью, которая захлестнула его после ее тихих слов. «Моя, – подумал Хью. – Она моя».
Дрожащими пальцами он развязал бантик на ее сорочке, гадая, кому пришло в голову поместить его на вещь, которая не предназначена для обольщения. Впрочем, это всего лишь бантик…
Слегка потянув сорочку вниз, Хью обнажил прелестную грудь. Вырез был недостаточно велик, чтобы обнажить обе, но и созерцание одной едва не свело его с ума.
Губы пересохли, дыхание со свистом вырывалось из груди, сердце того и гляди выскочит. Хью не сказал ни слова, не отвел взгляда от ее лица, когда поднял руку и легонько провел ладонью по соску.
На этот раз Хью не спросил, нравится ли ей эта ласка, – не было необходимости. Сара выдохнула его имя и, прежде чем он успел сказать хоть слово, кивнула.
«Моя», – подумал он снова, и это было самым невероятным, потому что совсем недавно полагал – нет, знал, – что нет такой женщины, которую он захотел бы назвать своей.
Хью принялся нежно целовать ее: губы, нос, глаза… В нем так и бурлило осознание, что он полюбил, но Хью был не из тех, кто станет говорить о своих чувствах, и слова застряли в горле. За него ей все сказал поцелуй: головокружительно долгий, страстный. Хью очень надеялся, что Сара поймет: таким образом он предложил ей свою душу.
«Твой, – думал он. – Я твой».
Глава 15
Сара понимала, что не следует выходить из дома глубокой ночью. В Лондоне ей не позволяли покидать дом без компаньонки, и она прекрасно знала, что ночные прогулки в Беркшире также строго запрещены, но не находила себе места – ее словно что-то гнало на улицу. Ей было не по себе в собственной коже, и когда она встала с постели и коснулась ногами ковра, комната показалась чересчур маленькой, как и сам дом. Ей нестерпимо захотелось что-то сделать, ощутить прикосновение ночного воздуха к коже.
Раньше она никогда не испытывала ничего подобного, и если честно, объяснения для этого не было – вернее, она его не знала.
До этой минуты.
Он ей нужен. Хью.
Просто Сара об этом не догадывалась.
В какой-то момент между поездкой в экипаже, тортом и безумным вальсом на газоне Сара Плейнсуорт влюбилась в того, в кого не следовало.
Но он ее поцеловал, и… ей захотелось большего.
– Ты прекрасна! – пробормотал Хью, и Сара, впервые в жизни, поверила в это.
– Ты тоже мне нравишься.
Она коснулась его щеки, и Хью улыбнулся, хотя и было очевидно, что не поверил ей.
– Но это правда! – возмутилась Сара, но ничто не могло притушить ее улыбку. – Тебе придется поверить мне на слово.
А он только молча смотрел на нее, как на великую драгоценность, что позволяло Саре именно так себя и чувствовать. И все, чего она в этот момент хотела, – чтобы он тоже это чувствовал.
Он говорил всякие пустяки, несколько слов время от времени, и вряд ли ожидал что она эти слова запомнит, но Сара слушала и знала, что Хью Прентис не просто несчастлив, а хуже того – считает, что не заслуживает счастья.
Он не из тех людей, кто любит бывать в обществе, стремится к лидерству, но и в хвосте тоже плестись не желает. Хью был как одинокий волк, и не возражал против этого. Одиночество его угнетало, но в последние годы его спутником стало уничтожающее сознание собственной вины. Сара не знала, каким образом удалось Хью убедить отца позволить Дэниелу мирно вернуться в Англию, а затем отправиться на его поиски в Италию, но он это сделал, сделал для того, чтобы попытаться все исправить, и все же не был в мире с собой.
А он такой хороший: защищал девушек и единорогов; вальсировал, не выпуская из рук трости, поэтому не должен всю дальнейшую жизнь расплачиваться за единственную ошибку.
Сара Плейнсуорт ничего не делала наполовину и знала: если полюбила – значит, готова посвятить ему жизнь и заставить понять, что он заслуживает и счастья, и доверия, и преданности.
