Сара Бауэр - Грехи дома Борджа
Незадолго до начала святой недели из Рима прибыл Ипполито с караваном груза, почти таким же длинным, как тот, что сопровождал нас в Феррару. Наблюдая со мной за процессией с балкона, где мы привыкли вышивать и сплетничать, если донне Лукреции не предстояло участвовать в официальных церемониях, Анджела прыгала на цыпочках, как маленькая девочка, хлопала в ладоши и восторженно визжала, предвкушая подарки от Ипполито. Целый час мулы, кареты, повозки, носильщики с поклажей пересекали площадь.
Вскоре Ипполито присоединился к нам на балконе, узнав, что отец охотится в Барко, и предпочтя нашу компанию обществу своих братьев. Когда объявили о его приходе, Анджела помчалась к нему со скоростью маленького торнадо и бросилась прямо в объятия, так что он даже слегка покачнулся с застывшей улыбкой на лице. Анджела явно решила, что, пережив последний отбор домочадцев мадонны, в результате которого кузина Джеронима и донна Адриана вернулись в Рим в компании придворных Чезаре, она упрочила свои позиции в Ферраре и теперь может не беспокоиться об осторожности.
Или у нее имелась иная причина выставлять напоказ свои симпатии. Она помалкивала насчет Джулио, но не из-за недостатка интереса с его стороны, в этом я не сомневалась. Правда, я ни разу не видела их вместе наедине, однако замечала, как часто он пытается сесть рядом с ней перед началом мессы и всегда готов к услугам – то подтянет подпругу, то поднимет оброненную книгу, то заново настроит лютню, услышав жалобу Анджелы, что у нее болят пальцы от игры. Общение между ними никогда не выходило за рамки обычной вежливости, зато их тела говорили совсем о другом. Но если они так и не достигли никакого понимания, то Анджела не собиралась лишаться симпатий кардинала.
– Ну и ну, – удивился Ипполито. – Какой прием. Скажите-ка мне, где ваша госпожа? Я должен немедленно сделать ей выговор за то, что ее дамы не соблюдают приличий.
Его голос слегка дрожал от радости, и мне стало жаль кардинала. Более того, меня охватило какое-то предчувствие, желание предостеречь его, но от чего – я не представляла. Время вдруг остановилось, и все вокруг приобрело совершенно другой вид, как случается на рассвете или в сумерках, когда привычные предметы выглядят иначе. Украшенные стены, богатые ковры и натертые полы – за всем этим внешним блеском скрывалась дикость нравов, царившая в старом замке. Красные камни впитали боль всех замученных заключенных, рабов, униженных противников, отверженных любовников, жен, умерших при родах, младенцев, сгоревших в лихорадке, воинов, братоубийц и верных слуг, чьи тела гнулись на службе роду Эсте, как деревья гнутся от сильного ветра.
– Моя дорогая крестница, ты здорова? Вид у тебя немного… рассеянный. Надеюсь, ты не хватила опять лишку?
Каждый раз, встречаясь с Ипполито, я заново переживала смущение, но мне удавалось скрывать досаду. Он ведь не имел в виду ничего дурного. Наоборот, подшучивал надо мной, намекая, что я прощена.
– О, это у нее сердце болит, а не живот, – поддразнила меня Анджела, продевая руку под локоть Ипполито, при этом она так к нему прижималась, что ее юбка переплелась со складками его сутаны.
– До сих пор? Что ж, у меня найдется лекарство, – произнес кардинал, похлопав кожаную сумку, висевшую на поясе, – но сначала я должен повидаться с моей невесткой, донной Лукрецией. Где она? Только не говорите, что она тоже охотится.
– Нет, только не сегодня утром, она все еще в постели. Не сумела удержать в себе завтрак. Мы думаем, что она… – свободной рукой Анджела изобразила округлившийся животик и, приблизив губы к уху Ипполито, прошептала: – Беременна.
– Хорошая новость. И так быстро. Определенно, мой брат усердно исполнял свой долг.
– Очень ус-с-сердно, – повторила Анджела, прошипев, как библейский змий.
Лекарство, подумала я, не сводя глаз с сумки Ипполито. Письмо, наверное, письмо от Чезаре. Но почему не отдать его сразу? Зачем кардиналу сначала видеться с Лукрецией? Я не могла дождаться, пока он медлил, развлекая свою любовницу сальными шутками и подтрунивая надо мной.
– Пойду посмотрю, сможет ли она принять вас, – сказала я, поднимаясь с такой поспешностью, что воротничок, который я вышивала, соскользнул с колен и запутался в иголках и цветных нитках. Я торопливо направилась к двери, а за моей спиной раздавался смех Анджелы.
Хозяйская спальня сразу успокоила меня, несмотря на затхлый воздух и слабый запах рвоты. Полы балдахина были разведены в стороны, хотя окна по-прежнему оставались зашторенными, и лучи солнца, просачиваясь сквозь зеленые шелковые шторы, делали комнату похожей на прохладное подводное царство. Мне показалось, что донна Лукреция с распущенными волосами, раскиданными по подушке, напоминала русалку. У кровати стояла Катеринелла и медленно обмахивала госпожу пальмовым веером. Фонси лежал на согнутом локте донны Лукреции, тихо посапывая.
– Как вы себя чувствуете, мадонна?
Она вяло махнула рукой, и Катеринелла замерла.
– Хотите, я раздвину шторы на окнах? Здесь довольно душно, а утро сегодня прекрасное.
Донна Лукреция хмуро покачала головой.
– У меня очень болит голова, Виоланта, – пожаловалась мадонна.
– Мадам так часто тошнит, что она перенапрягла себе вот здесь. – Катеринелла положила свободную руку на затылок.
Я сочувственно кивнула, но от своего не отступила:
– Я принесла новость, которая, надеюсь, вас подбодрит, мадонна. Приехал кардинал Ипполито, привез из Рима письма. Он хотел бы видеть вас. – Я сама себе напомнила бойкую сестру Беатриче, которая когда-то обучала нас в монастыре Святой Клары играм в мяч.
– А я-то удивлялась, что там за шум. – Донна Лукреция улыбнулась, и мне показалось, что на ее щеках проступил легкий румянец. – Он путешествовал, как всегда, налегке?
– Кажется, конец каравана еще не миновал городские ворота, мадонна. – Мы рассмеялись. Фонси проснулся и завилял крошечным пушистым хвостиком.
– Ладно, – сказала донна Лукреция, ложась чуть выше на подушках. – Уверена, больше меня не стошнит сегодня утром. Внутри не осталось ни капли жидкости, это точно.
– Хороший знак. – Я подхватила намек о том, что ее тошнота случается только по утрам.
– Будем надеяться, моя дорогая. – Ясно, что больше распространяться на эту тему она не собиралась. – Катеринелла, принеси мне свежей воды, чтобы умыться, и сообщи монсеньору кардиналу, что я буду готова принять его через полчаса.
Я вскинула брови; мадонна славилась своей медлительностью при совершении туалета.
– Лучше скажи, через час, Катеринелла. Наверняка он найдет, чем заняться.
Час, еще один час.
– Вывести собачку погулять, мадонна?
– Нет, останься со мной и помоги подготовиться к встрече. Впусти немного света. Я должна выглядеть прилично. И прочитать письма.
Мне было легче разговаривать, стоя к ней спиной. Подвязывая шторы и следя за стремительным полетом ласточки в ясном светлом небе над блестящим рвом, я сказала:
– Его преосвященство дал понять, что у него, возможно, найдется и для меня письмецо.
Я услышала шелест простыней, скрип шелка и мягкий прыжок – это мадонна перебралась на край кровати, а собачка соскочила на пол.
– От герцога Валентино? – В ее голосе прозвучала теплота, но я не поняла к кому – к нему или ко мне.
Донна Лукреция откинула одеяла и спустила ноги на пол. Я заметила, что ей пора удалить волоски с икр, но вряд ли она в теперешнем ее положении выдержала бы боль от горячего воска. Кроме того, если она действительно беременна, то дону Альфонсо придется искать удовольствия в другом месте до тех пор, пока его жена не разрешится от бремени и не будет освящена церковью, поэтому ее теперешний вид не имел большого значения.
– Да.
Отец и братья не писали мне писем. Отец полагал, что я только тогда сумею стать своей в христианском доме, когда разорву все прежние связи. Мои подружки, Батиста и Изотта, при горьком расставании обещали писать; вероятно, они еще напишут.
– Надеюсь, ты получишь от него весточку, – произнесла донна Лукреция, похлопав меня по руке, когда я подошла, чтобы помочь ей подняться.
Она решила, что сил одеваться у нее нет, поэтому приняла Ипполито, сидя на стуле, в фиолетовом бархатном халате, сунув голые ступни в турецкие туфли подходящего цвета и не туго заплетя косу, переброшенную через плечо. Я ждала с огромным напряжением, пока они обменивались любезностями насчет здоровья мадонны и путешествия Ипполито, и от нетерпения едва сдерживалась, чтобы не переступать с ноги на ногу. Высокое искусство разговора иногда кажется пустой тратой времени.
Наконец мадонна сжалилась надо мной и спросила:
– Ты привез для меня письма?
– Да. – Ипполито расстегнул сумку и вынул пачку пергаментов с висящими печатями, напоминавшими связку ярких восковых фруктов. – От Его Святейшества, который до сих пор начинает рыдать всякий раз при упоминании твоего имени. Он журит тебя за то, что не пишешь ему каждый день. А это письмо от мадонны Джулии. От твоей благородной матери.
