Кевин Милн - Шесть камешков на счастье
Он ждал, но никто не хотел отвечать.
– Кто-нибудь?
Несколько детей подняли руки.
– Она расстроилась, – сказал один.
– Нет, разозлилась, – возразил другой почти сразу. – Безумная Мэдди[6].
Пара детей засмеялись, но пастор тут же велел им замолчать.
Одна из девочек постарше предположила:
– Ну, она заплакала, так что, наверное, расстроилась. Но и смутилась. Я бы на ее месте точно смутилась. Мне было ее очень жалко, я и сама была готова расплакаться.
Пастор кивнул:
– Все дали замечательные ответы. Уверен, наша Мэдди испытывала все эти чувства. Поднимите руки те, кто задумался, что бы сделал на ее месте, если бы в него выстрелили шариком на виду у десятка незнакомых людей.
Несколько детей подняли руки сразу же, большинство присоединились к ним через пару мгновений.
– А теперь поднимите руки те, кто хотел бы оказаться на ее месте, – произнес пастор.
Все тут же опустили руки.
Пастор стал говорить тише:
– Не буду просить вас поднимать руки, но сколько из вас смеялись над Мэдди?
Он не стал никого поднимать с места и дал всем время помучиться угрызениями совести.
– Ну и наконец, поднимите руку, если считаете, что круто быть по ту сторону соломинки, быть тем, кто унижает и издевается над другими.
И снова никто не поднял руку.
– Я рад. Потому что сегодня я хочу научить вас всех золотому правилу: поступай с другими так, как хотел бы, чтобы поступали с тобой. Можно переформулировать это правило так: не делай другим того, чего не хотел бы, чтобы другие сделали тебе, – проговорил пастор и снова сделал паузу. – А теперь давайте поприветствуем Мэдди и Нэйтана дружными аплодисментами за их актерскую игру, достойную премии «Оскар».
Все уставились на пастора, так и не хлопнув в ладоши.
И вдруг та девочка, которая уже высказалась по поводу моих чувств, заговорила снова:
– То есть они что, все это просто сыграли?
– Неужели ты думаешь, что я позволю такому случиться в воскресной школе? Конечно, нет, если это не часть спектакля. Да и потом, ты бы села рядом с тем, кто плюнул тебе в лицо, как ни в чем не бывало? Подозреваю, что нет – только если вы друзья и просто сыграли свои роли. Похоже, нам удалось всех вас разыграть! Уверен, вы все подумали, что Нэйтан просто был… Нэйтаном, в общем. Но нет. Не в этот раз, ведь правда, Нэйтан? – подмигнул пастор сыну.
– Нет, – робко ответил Нэйтан с интонацией скорее вопросительной.
Его отец одобрительно улыбнулся:
– Нет. Не мой Нэйтан. Мой сын не стал бы делать такие обидные вещи, потому что знает: если бы стал, у нас был бы с ним очень серьезный разговор в офисе пастора Стивенса, и он бы оказался под домашним арестом по меньшей мере на месяц. – С этими словами пастор обнял Нэйтана крепко-крепко, как будто пытался привлечь его внимание к тому, что только что сказал. – А как вам слезы Мэдди? Это ж форменный Ниагарский водопад. Высший класс. Это ты так дома научилась притворяться, что плачешь, Мэдди?
Я быстро взглянула на пастора, не зная, что ответить, а затем посмотрела туда, где сидел мой отчим. На лице Гранта сияла улыбка. Он почти незаметно кивнул мне.
– Ну да, – промямлила я.
Пастор Стин оглядел детей в зале:
– Видите? А теперь, ребята, я серьезно, давайте похлопаем этим двоим, прежде чем они сядут обратно на свои места.
Пастор захлопал, и все присоединились к нему.
Когда аплодисменты стихли, мы с Нэйтаном поплелись на свои места в заднем ряду и сели. До самого конца занятия мы не проронили ни слова, хотя пару раз обменялись взглядами. Я внимательно слушала пастора – было видно, что Стин не имеет опыта преподавания, но мне очень понравился его тезис о том, что нужно быть добрым к другим людям. К моему удивлению, многие из тех, кто на первый взгляд показался мне шумным и неприятным, тоже жадно впитывали его слова. В моменты же, когда степень внимания ослабевала, пастор спокойно обращался к Гранту со словами вроде:
– А теперь я на пару минут передам слово мистеру Мак Фэддену!
И тогда мой отчим вставал и делал все, что требовалось, чтобы восстановить внимание. Обычно хватало единственного ладно скроенного вопроса тому, кто создавал шум. А одного из детей, рыженького с задних рядов, Грант даже вызвал на свое место, чтобы тот поделился своим богатым личным опытом и объяснил, с чего вдруг такая обширная дискуссия. После этого в зале воцарилась тишина. Не знаю, потому ли, что детям действительно было интересно выслушать комментарии этого мальчика, или потому, что никто не хотел идти к доске следующим… Но ведь сработало!
Под конец нашего часового занятия краем глаза я заметила, как Нэйтан Стин теребит в руках клочок бумаги, и тут же испугалась, что урок своего отца он проигнорировал и собирается опять обстрелять меня шариками. Но он вытащил карандаш из кармана, начал строчить, и в конце занятия, прежде чем я успела встать, на моих коленях оказалась записка. Нэйтан молча смотрел на меня, словно очень хотел, чтобы я прочитала. Я взяла записочку в руки. И вот что в ней было:
Папа был прав. Я вел себя как свинья. Может, мы никогда не будем друзьями, но я все равно хочу извиниться. Прости меня, ладно? Обведи тут ДА или НЕТ.
Я подняла глаза и увидела, как Нэйтан нервно протягивает мне карандаш. Я взяла его, быстро обвела нужный вариант и передала все назад.
Нэйтан взглянул на записку, кивнул и мгновенно удрал, не сказав мне ни слова.
Вот тогда-то я и увидела рядом Гранта. Он нагнулся ко мне:
– Что это сейчас было?
Я пожала плечами:
– Он извинился.
– Ооо! А знаешь, может, он не такой уж плохой. А ты-то что ответила?
Я снова пожала плечами:
– Ничего. Просто обвела «да».
Глава 20
На следующий день я впервые пришла в новую школу. Это был не худший день в моей жизни, хотя назвать его хорошим язык не поворачивается. Самое ужасное произошло во время перерыва на ланч, когда ко мне подошли парень с девушкой и сказали, чтобы я пересела, – оказывается, я заняла стол для крутых. А я сделала грубейшую ошибку, ответив, что я тоже крутая.
– Правда, – пробормотала я, – в моей прошлой школе все меня любили.
Все было совсем не так, но я подумала, что хорошо сочиненный миф может облегчить мое пребывание здесь.
В ответ на мой опус парень с девушкой расхохотались, особенно парень, так что все вокруг услышали:
– Ты? Да ты свои очки-то видела? У моей бабушки и то лучше. Ты, случайно, не победительница конкурса «Мисс ботан»?
Ботаником меня назвали уже не впервые.
Я действительно была умнее сверстников. Плюс к этому еще и носила очки с исключительно толстыми линзами и была исключительно высокого роста. Но разве из-за этого я ботаник? На мой взгляд, это всего лишь подтверждает мою исключительность! Я встала, возвышаясь над парнем, и сняла очки.
– Так лучше? – спросила я. – То, что я в очках, не делает меня ботаником. Хотя, может, ты просто слепой.
Моя мама всегда говорила, что я красивая, – у меня ее скулы и папины большие голубые глаза. В глубине души я и сама верила, что красивая, но проклятые очки все портили. Вот только без них я ничего не видела.
Когда я скосила глаза в сторону этих двоих, они только еще сильнее захохотали.
– Все равно ботаник, – прокричала девушка. – А теперь подвинься, освободи место для реально клевых людей.
Но был все же единственный момент, который можно было с некоторой натяжкой назвать положительным: в моем новом классе оказался человек, с которым я уже была знакома. Сын пастора. Хотя за весь день Нэйтан не сказал ни единого слова, я смотрела на него из противоположного конца класса, не сводя глаз. Удивительно, но здесь он вел себя куда приличнее, чем накануне в церкви. И я задумалась, какой же он – настоящий Нэйтан Стин? Ангелочек, сидящий через несколько парт от меня, или чертенок, еще вчера пулявшийся шариками?
Учительница по имени мисс Вассер посадила меня за стол у окна, рядом с девушкой по имени Стефани, очень симпатичной, но тупой как кирпич. На уроке математики я заметила, как она списывает у меня, так что быстро подняла руку и пожаловалась учительнице, которая тут же отвела Стефани к директору. Когда та вернулась, в руке у нее была записка, которую она сунула мне под партой. Я подумала, что Стефани тоже решила извиниться в письменном виде, как Нэйтан вчера.
Но нет.
В записке было всего одно предложение: Нинавижу тебя!
Любой бы на моем месте расхохотался вслух, ведь так? К несчастью для Стефани, мой истерический хохот не остался незамеченным для мисс Вассер.
– Не поделишься с нами, почему тебе так весело, Мэделин? – спросила преподавательница.
– Да нет, – ответила я, все еще посмеиваясь.
Но Вассер все равно подошла к нашей со Стефани парте.
– Ну же, расскажи нам.
Мне не хотелось снова подставлять Стефани, но ведь она сама напросилась. Так что я передала записку учительнице со словами:
– Просто Стефани прислала мне вот это. Думаю, она действительно меня нинавидит!
