Кевин Милн - Шесть камешков на счастье
– Вижу, – задумчиво кивнул Грант. И чуть погодя спросил: – У вас ведь нет педагогического образования?
– Боюсь, что нет, если только не считать то, что я воспитывал собственного ребенка. Я младший пастор, так что это своего рода боевое крещение. Учить детей – мое самое первое задание, и на подготовку времени мне не дали.
– Как давно вы здесь? – поинтересовался Грант.
– Достаточно долго, чтобы успеть прощупать почву, – ответил пастор. – Шестую неделю. Я ради церкви оставил основную работу; просто захотелось изменить свою жизнь. Не то чтобы здесь хорошо платили, но чего не сделаешь ради вечных благ… – И он снова засмеялся собственной шутке.
Грант улыбнулся.
– То есть один из этих сорванцов ваш?
– Да, – пастор указал на того мальчика с каштановыми волосами, который нещадно пулялся шариками, – вон тот. Его зовут Нэйтан.
Грант, казалось, уже забыл, что еще минуту назад был для Нэйтана мишенью. Он улыбнулся еще шире:
– Уверен, ваш сын – настоящее сокровище. – Помолчал, а потом уже более серьезным тоном спросил: – Пастор, может быть, вам здесь требуется помощь? Я школьный учитель, так что знаю, как обращаться с деьми, когда их столько. Конечно, решать вам, но я очень бы хотел вам помочь.
Пастор Стин оглядел беснующихся чад и взглянул на Гранта с таким выражением лица, будто подумал, что тот шутит:
– Не надо разбрасываться такими предложениями, а то ведь поймаю вас на слове!
– Но я говорю совершенно серьезно. Вам не помешает лишняя пара рук… а лучше несколько. Я знаю простые приемы, как привлечь внимание. Бьюсь об заклад, через пару недель у меня получится усадить всех на свои места и заставить слушать вас. А когда научитесь с ними обращаться, я вам буду не нужен. Честно говоря, это совершенно не трудно.
Пастор вынул руку из кармана:
– Я буду только рад, Грант. Вы приняты. Разумеется, оплата – ноль долларов в час. Сверхурочные – половина от этой суммы.
Грант с широкой улыбкой пожал ему руку.
– Лучше не бывает. И я смогу претендовать на те вечные блага, о которых вы упомянули?
– Знаете, если сможете заставить этих сорванцов слушать меня, вместо того чтобы дурачиться или вместе с родителями уплетать пончики, перед архангелами я поручусь за вас самолично. Как вам такая перспектива?
Из моих уст вырывается негромкий стон:
– То есть мы должны будем приходить сюда каждую неделю?
– Не должны, а будем приходить, детка, – радостно подтвердил Грант. – Будет весело. Поверь мне.
– Но по воскресеньям я обычно учу энциклопедию, – заскулила я.
Пастор Стин удивленно наклоняет голову:
– Учишь энциклопедию?
Грант отвечает прежде, чем я успеваю сделать это сама:
– О да, это надо видеть. Ее мать где-то раздобыла все тома энциклопедии, и девочка их щелкает как орешки. – Он посмотрел на меня сверху вниз, и во взгляде его, как мне показалось, читалась гордость. – Так на какой ты букве сейчас – «Г»?
Я подтягиваю свои очки с толстыми линзами выше к переносице:
– Почти выучила «Д». И, наверное, была бы уже на «Е», если бы ваша с мамой свадьба не отняла столько времени.
Грант повернулся к пастору.
– Видите? Правда впечатляет. Она впитывает факты как губка. Но я уверен, что приходить сюда для нее тоже будет вовсе не лишним. Помогите ей расширить горизонты и найти новых друзей, ладно?
– Уверен, Мэдди, ты прекрасно впишешься в компанию, – заверил меня пастор Стин. – И раз уж ты здесь, не могла бы ты занять какое-нибудь место, чтобы можно было начинать? Я очень хотел бы успеть до конца занятия хоть что-нибудь объяснить.
Я долго разглядывала помещение.
– Где мне сесть?
– Хм. А вот, рядом с моим сыном. Может быть, он от тебя чему-нибудь хорошему научится, – ответил пастор.
– Но он же плюется шариками через соломинку, – возмутилась я категорично.
Пастор засмеялся, словно я сморозила что-то очень смешное.
– Когда-нибудь он все же будет вести себя как взрослый. А пока что могу только поклясться, что в девочек он не стрелял никогда. Так что ты в безопасности.
Я несколько секунд смотрела на него, затем перевела взгляд на Нэйтана, потом снова на пастора Стина и наконец на Гранта.
– Иди, – Грант кивком указал в сторону Нэйтана, – все будет в порядке.
Вопреки всякому здравому смыслу я расправила плечи и поплелась к задним рядам, не выпуская из виду пустой стул рядом с местом, на котором сидел сын пастора. На подходе я услышала громкий голос Гранта, обращавшегося к аудитории. Он звучал так властно – я еще никогда не слышала у него подобной интонации. Я недолго понаблюдала, как другие дети реагируют на его наставления, но уже самого тона мне было достаточно.
Вдруг ниоткуда появился слюнявый шарик и приклеился мне прямо на лоб, чуть выше очков.
Сын пастора вскочил и крикнул:
– В яблочко! Смотрите все, смотрите! Я уложил четырехглазую жирафиху на месте!
Жирафиха. Так меня еще никто не называл, хотя прозвище было придумано не без причины – высокая, неуклюжая, с небольшим иксообразием, неправильным прикусом и высоким лбом, я и вправду напоминала жирафиху. По словам мамы, этим я пошла в отца.
– В детстве он тоже был высоким и долговязым, – как-то сказала она мне. – Но изменился… когда вырос.
После ремарки Нэйтана зал разразился хохотом.
Я замерла, памятуя, как спокойно и непринужденно вел себя Грант, когда сын пастора запульнул в него шариком. Я хотела быть такой же невозмутимой, но быстро поняла, что не смогу. Разрыдавшись, я щелчком сшибла шарик со лба и метнулась к выходу.
– Мэделин! – прокричал мне вслед Грант. – Постой!
Я остановилась – не потому, что он сказал мне «Постой!», а потому, что назвал меня по имени. Несколько минут назад Грант представил меня как свою дочь, а теперь в первый раз назвал меня иначе, чем просто «детка».
– Не уходи, – продолжал Грант.
Я застыла на месте, не оборачиваясь. Повисла неловкая пауза, и я поняла, что все уставились на меня. Сзади приближались шаги. Секунду спустя Грант обнял меня. Он наклонился и прошептал так тихо, что только я могла услышать его:
– Мне очень жаль. Но если ты сейчас уйдешь, пиши пропало. Ни один из этих детей никогда не будет тебя уважать. Поверь мне, лучшее, что ты можешь сделать, – это развернуться, дойти до своего места и сесть рядом с этим негодником. Вот это поставит его в тупик. Ты согласна? Я собираюсь поговорить с пастором Стином, и, думаю, у меня есть идея, как все исправить, так что тебе вовсе не стоит стыдиться.
Меня одолевало огромное желание убежать куда подальше и больше никогда не показываться на людях. Но в то же самое время мне очень хотелось верить: Грант знает, что говорит.
– Ты уверен? – прошептала я в ответ.
Он ласково улыбнулся и похлопал меня по спине.
– Я твой новый папа, малышка. Доверься мне.
Я сделала глубокий вдох, медленно обернулась и заставила себя подойти к пустующему месту.
Прежде чем я села, Нэйтан алчно улыбнулся, засунул маленький кусочек бумаги в рот и начал жевать.
– Эй, – прошептал он, – спорим, с такого близкого расстояния я смогу попасть тебе в ухо?
– Только попробуй, – прошипела я, нарочно не смотря в его сторону, и уставилась на Гранта, который снова оказался у входа в зал и сейчас разговаривал с отцом Нэйтана.
Пастор кивал и периодически смотрел то на сына, то на меня. Когда они с Грантом закончили, мой отчим сел в конце первого ряда, а пастор Стин пошел в середину зала.
– Ну, по крайней мере, вы чуть-чуть успокоились, – пошутил он. – Добро пожаловать в воскресную школу. Как вы можете видеть, сегодня к нам присоединились еще двое друзей.
Пастор кратко представил меня и на одном дыхании выпалил:
– И Грант, ее отец. Он добровольно присоединится к нам на некоторое время – поможет сделать так, чтобы час занятий прошел с пользой для нас всех. Итак, начнем с обсуждения. – Он сделал паузу и оглядел комнату, убедившись, что все взгляды обращены к нему. – Хотите – верьте, хотите – нет, но наш новый друг Мэдди – часть моего сегодняшнего урока. И мой сын Нэйтан.
– Я? – воскликнули Нэйтан и я почти в унисон.
Пастор махнул рукой – как будто мы с ним пошутили.
– Мэдди и Нэйтан, почему бы вам не выйти сюда и не встать рядом со мной, чтобы вас мог видеть каждый?
Мы обменялись озадаченными взглядами и неохотно вышли вперед. Пастор Стин ждал. Когда мы подошли, он взял нас за руки, так что мы оказались рядом.
– Итак, позвольте мне задать вам задание: опишите чувства Мэдди, когда Нэйтан стрельнул в нее шариком.
Он ждал, но никто не хотел отвечать.
– Кто-нибудь?
Несколько детей подняли руки.
– Она расстроилась, – сказал один.
– Нет, разозлилась, – возразил другой почти сразу. – Безумная Мэдди[6].
Пара детей засмеялись, но пастор тут же велел им замолчать.
Одна из девочек постарше предположила:
– Ну, она заплакала, так что, наверное, расстроилась. Но и смутилась. Я бы на ее месте точно смутилась. Мне было ее очень жалко, я и сама была готова расплакаться.
