Мэгги Робинсон - Любовь и верность
– О, я не могу этого сделать, – заявила она. – Тетя Мим зависит от меня. Оливер думает только о собственных развлечениях, а у нее больше никого нет.
– Ты не должна приносить в жертву собственное счастье ради капризов пожилой женщины, Мэри.
Бауэр даже не знал, насколько он прав. Как только они вернутся в Лондон, все изменится.
– О прогулке сегодня и речи быть не может, – твердо сказала она.
– Тогда завтра.
– Я обещала тете пообедать в ее комнате. Она чувствует себя такой одинокой, а ей трудно спускаться вниз с ее подагрической ногой. Но, возможно, после… – Ее слова повисли в воздухе между ними.
Его решительная рука опять легла на ее бедро.
– Где я смогу встретиться с тобой?
Мэри опустила глаза на его руку, думая о том, следует ли ей снова оттолкнуть ее. Или ударить по ней ножом для масла? Как поступила бы застыдившаяся девственница?
Мэри, качнувшись, встала со стула.
– Я ч-чувствую слабость, – прошептала она. – У меня от тебя голова кружится.
Бауэр тоже поднялся с места.
– Позволь проводить тебя в твою комнату, – попросил он.
– О нет! Все увидят, что мы уходим вместе, и неправильно истолкуют это.
– Ты права, Мэри. Мы принадлежим друг другу.
Глубоко вздохнув, она бросилась в пропасть:
– З-завтра вечером, – быстро проговорила Мэри. – В м-моей комнате. Скажем… в десять часов в-вечера? Мой брат устраивает карточный в-вечер, так что н-ничего не услышит.
– Мэри! Ты сделала меня самым счастливым мужчиной на свете!
Бауэр и в самом деле выглядел счастливым. И самодовольным. Его ждет невеселое пробуждение.
Мэри прошла по столовой с высоко поднятой головой. В вестибюле никого не было, кроме лифтера в униформе.
– С вами все в порядке, мисс? – спросил он.
Мэри кивнула, еле сдерживая смех. В лифте она показала лифтеру три пальца, означающие третий этаж, словно была немой. Но как только лифтер хотел закрыть дверь, к лифту подбежал высокий мужчина в вечернем костюме.
– Ваш этаж, сэр? – спросил лифтер.
– Третий, пожалуйста.
Мэри подняла голову. Потом подняла повыше. Алек Рейнберн подмигнул ей.
Чисто выбритый Алек Рейнберн. Его кудрявая черная борода ушла в прошлое. Он стал еще красивее, чем она могла мечтать, а она мечтала.
Святые небеса! Кто мог представить, что она обладает такой властью над мужчинами? В следующий раз надо потребовать «Мира на земле» и «Пирога каждому».
Лифт поехал вверх. Когда он остановился, Мэри повернула налево к своей комнате, а Алек – направо, чтобы не вызвать подозрений лифтера. Но как только кабина поплыла вниз, Алек с грохотом помчался за ней по холлу.
Мэри не стала даже спорить. Выудив ключ от номера из ридикюля, она открыла дверь.
– Из-за тебя я пропустил обед, вот что, – проворчал Алек, падая в кресло. Он распустил галстук. Господи, он же не собирается тут раздеваться? Правда, если он это сделает, это будет справедливо. Око за око, так сказать. – Почему ты ушла?
– Я пригласила Бауэра в свою комнату завтра в десять часов вечера, – ответила Мэри. Больше ей было нечего сказать. Мысль о том, что он будет ее хватать оставшуюся часть обеда, не способствовала аппетиту.
– Мерзавец!
– Алек, послушай, я ведь ради этого и старалась, не так ли? А мое бедро как-нибудь переживет.
А вот это уже действительно пылающий взгляд. Без бороды, скрывающей лицо, его темные глаза так и притягивали взор. Большие, с чересчур длинными для мужчины ресницами, они сверкали даже в полумраке ее комнаты.
– Я понимаю, почему он не смог держать свои руки подальше от тебя, – промолвил он.
Вынув носовой платочек, Мэри протерла щеки.
– Твои слова стоит расценивать как комплимент? – поинтересовалась она.
– Я не смею отпускать тебе комплименты – ты мне язык отрежешь за это, – заявил он. – Но платье очень тебе идет. И ты выглядишь очень… девственно.
Мэри уселась напротив него на клубное мягкое кресло с невысокой спинкой. Ей стало казаться, что высокий кружевной воротничок сейчас удушит ее. Возможно, стоит расстегнуть хотя бы одну из сверкающих пуговок. Вместо этого Мэри стянула с рук перчатки и бросила их на колени.
– Хочешь есть? – спросил Алек.
– Не особенно.
– Ты должна есть. Можем заказать поднос с едой в кухне.
– Мы?
– Никому не надо знать, что я тут. – Встав с кресла, он взял телефон и поставил его на туалетный столик. Линия была местная, девушки-телефонистки, круглосуточно работавшие в маленькой комнатенке за стойкой регистрации, были готовы исполнить любое желание клиентов. – Давай же, закажи что-нибудь. Поедим вместе.
Мэри вздохнула. Ее работа с каждым часом становилась все сложнее. Ну как она сможет глотать еду в своем тугом воротничке, когда Алек Рейнберн будет так близко?
Глава 10
Обслуживающие номера официанты пришли и ушли. Когда они привезли тележку с едой, Алек вышел в комнату Оливера. Пока он ел с помощью ножа и ложки, Мэри управлялась единственной вилкой. Она попросила принести ей понемногу разной еды из обеденного меню и отказалась от помощи официанта, вызвавшегося обслуживать ее.
Алек удивился тому, что сначала Мэри съела половину своего десерта – ореховые меренги с земляникой. Поковыряв вилкой отбивную, она не стала есть, а потом отодвинула от себя и тарелку с форелью. Алек без раздумий смел все, что было перед ним на столе, а затем запил еду кувшином ледяной родниковой воды.
– Замечательно, – пробормотал он, вытирая губы носовым платком. Мэри складывала из салфетки фигурку, как это делают японцы. Во время обеда она почти не разговаривала. – У тебя какой-то беспокойный вид.
– Да, отчасти так оно и есть. Почему ты сбрил бороду?
Рейнберн поднес руку к голому подбородку. Хотя нет, не совсем голому. Кое-где щетинки уже завоевывали девственные равнины. В этом как раз вся чертовщина – теперь ему придется бриться дважды в день, если он хочет находиться в цивилизованной компании.
– Ну-у… Ты же сказала, что не выносишь бороды?
– Ну и?…
– Что значит «ну и…»?
– Мое мнение не должно волновать вас, милорд. В последний год вы встречали критику общества, не моргнув глазом и ничуть не изменив собственного поведения. Танцовщицы из кабаре, актрисы – и все это, когда тело вашей жены еще не остыло в могиле. Так к чему сейчас беспокоиться о том, кто и что говорит о вас?
Черт, эта женщина его раздражает! А он-то думал произвести на нее впечатление на день-другой!
– Может быть, я устал от нее. – Алек был просто в шоке, когда лакей сегодня днем принялся сбривать его бороду. Его щеки не видели света дня с тех пор, как ему было двадцать, и он был обеспокоен тем, что станет смахивать на арлекина. К счастью, щетина начала быстро покрывать нижнюю бледную часть его лица, поэтому он не выглядел совсем уж смешным. Несколько партий в гольф, прогулка по реке – и лицо снова станет одного цвета.
– Полагаю, что доктор Бауэр тоже устал от своей бороды. Ох уж эти мужчины! – пробормотала Мэри, оттягивая кружево воротничка от шеи.
– А что такого в мужчинах? Хотя не сказал бы, что я восторге от того, что ты сравниваешь меня с этим мерзавцем.
– Вы считаете, что одним широким жестом вы можете проложить дорогу в наши сердца.
– Широким жестом? Уверяю тебя, это было всего лишь бритье. Никто ничего не говорил о сердцах.
– Правда? – Вид у Мэри был воинственный.
– У меня нет никаких планов на тебя, – солгал Алек.
– Тогда почему ты все время преследуешь меня, зная, что это может порушить все наши планы? Что, если бы я не смогла задержать Бауэра или Хильдерагду, или как там ее, у дверей массажного кабинета? Что, если бы они обнаружили тебя съежившимся под столом?
– Я не съеживался! Кстати, все это помогло бы разбудить ревность Бауэра.
– А если Бауэр узнает, что мы едим в моей комнате? В моей спальне?!
– Я заплатил тебе достаточно для того, чтобы ты сняла себе такой же люкс, как у твой тетки. И я не виноват, что ты решила сэкономить.
– Дело не в этом! – Мэри бросила свою сложенную салфетку на пол, и та осела, как чересчур туго затянутая в корсет вдовушка.
– А в чем же дело? – сердито спросил Алек.
– Моя добродетель – козырная карта, – ответила Мэри. – Если Бауэр подумает, что я скомпрометирована, он найдет себе другую жертву.
Да, знакомая история. Алек слегка застыдился, но только слегка.
– Я не прикоснулся к тебе.
Мэри приподняла бронзовую бровь.
– Да что ты!
– Не совсем. – Ее кожа напоминала бархат, когда приподнималась и изгибалась под ним. Ну хорошо, под его руками. – Это простое непонимание, – сказал он, заерзав на кресле. – Массаж – это не совсем прикосновения.
