Мэгги Робинсон - Любовь и верность
Мэри больше не грезила о физических достоинствах Алека Рейнберна.
– Тебе нужно идти, – сказала она. – И позаботься о том, чтобы никто тебя не увидел.
– Когда я снова встречусь с тобой?
– Я сообщу об этом миссис Ивенсон после обеда. Я всегда, точнее, с тех пор, как началось это дело, пью с ней бренди в конце дня в ее номере.
Алек встал и, возвышаясь над Мэри, спросил:
– Как получилось, что ты стала работать у нее?
– Да как… Самым обычным способом, – ответила Мэри, пожимая плечами. – Мне хотелось немного приключений после работы в бакалейной лавке.
– С виду кажется, что тебе очень комфортно в ее обществе, словно ты много лет с ней работаешь. А ведь эта пожилая женщина пугает. Смотрит прямо тебе в душу.
Мэри решила почувствовать себя польщенной. Ее всегда называли мудрой, а пойти по стопам тети Мим был относительно просто.
– А ты немного на нее похожа. Разумеется, если не считать морщинок, – продолжил Алек, не сводя с Мэри глаз.
Она может рассказать ему часть правды, не так ли?
– Вообще-то она действительно моя тетя, сестра моего отца, – вымолвила она.
– Ага, это все объясняет. Неудивительно, что она приехала сюда следить за тобой, как большой черный ястреб. Господи, она ведь убила бы меня, если бы узнала о том, что произошло сегодня днем?
Мэри не собиралась рассказывать тете – и, хуже того, Оливеру – о том, что случилось в массажном кабинете. Возможно, она сделает это когда-нибудь позже, когда дело будет завершено и все они смогут от души посмеяться над этим происшествием.
Оливера можно было бы пригласить наверх, раз уж ему известна их тайна. Они с тетей Мим смогли бы оградить его от неприятностей.
– Так ты ничего не скажешь? – спросил барон.
Подумать только, Алек Рейнберн – такой огромный человек, похожий на большого медведя, – боится ее тети, точнее, ее. Это раздвоение – а точнее, уже и «растроение» – личности Мэри начинало ее смущать.
– Как ты уже сказал, она – женщина пожилая, и я бы не хотела огорчать ее, – уклончиво ответила Мэри.
– Что ж, тогда увидимся позднее. – Алек задержался в дверях. – Только не позволяй этому подлецу Бауэру слишком фамильярничать с тобой сегодня вечером.
– Уверяю тебя: моя добродетель не пострадает. – Пока что Мэри не смогла бы поклясться, что сохранит чистоту, если Алек еще раз прикоснется к ее пальцам на ногах.
Алек приоткрыл дверь и, решив, что берег пуст, вышел, оставив Мэри стоять в одном ботинке на ковре.
Ей было нужно присесть. Глядя на него снизу вверх, Мэри почувствовала себя сбитой с толку.
Ну что за день! Она действительно зарабатывает для агентства каждый пенни. Мэри оглядела свое отражение в длинном зеркале на двери платяного шкафа. Слишком у нее здоровый вид – щеки розовые, глаза блестят, даже волосы кажутся более кудрявыми. Надо что-то с этим сделать, прежде чем спускаться вниз к обеду.
Мэри наполнила водой собственную ванну. Конечно, принимать ванну после того, как Гедвига яростно оттерла ее, было ни к чему, но от запаха розы у Мэри щекотало в горле. Она представила, что Алек делает то же самое, опуская свое длинное тело в короткую медную ванну, стоявшую в его люксе.
В каждом номере отеля была своя ванная комната с унитазом, ванной и раковиной на подставке. Воды для водопровода в сотне роскошных номеров было вдоволь в горах – снег, тая, попадал в подводные реки и озера, и талую воду было совсем нетрудно перекачать по трубам в современное здание.
Однако в зимние месяцы отель закрывался – проехать по дорогам было невозможно. Жить в этих краях круглый год – сущее испытание. Как это удавалось Эдит Рейнберн до того, как открылся отель и она вступила, на свою беду, в опасную связь? Насколько Мэри было известно, жена Алека не ездила даже в Эдинбург, а сидела, замурованная, в Рейнберн-Корте, как Рапунцель в своей башне.
Мэри спросила себя, собирается ли Алек с братьями теперь, когда она умерла, провести там грядущую зиму, закутавшись в пледы из родовой шотландки Рейнбернов и угрюмо глядя на огонь? Похоже, Эдит изгнала их из собственного дома.
Она опустилась в воду, от которой валил пар; от былой расслабленности не осталось и следа, ее мозг лихорадочно работал. Мэри подскочила лишь минут через десять, когда Оливер постучал в дверь.
– Привет, миссис Ивенсон! – крикнул Оливер из-за двери.
– Тише, Оливер! Возможно, тут стены имеют уши. – Выбравшись из ванны, она завернулась в банную простыню. – Сейчас открою.
– Да я и сам могу.
– Попридержи коней! – Мэри не беспокоило, что Оливер может увидеть ее полураздетой – не похоже, что он испытывал к ней какие-то чувства, кроме братских. Быстро вытершись, она накинула халат.
Оливер сидел в ее спальне, положив ноги на туалетный столик. Судя по тому, что кончик его указательного пальца был ярко-розового цвета, он только что совал его в ее баночку с румянами.
– Вот уж нет, – заявила Мэри, отодвигая подальше от Оливера стеклянную баночку. – Даже для развлечения. Как ты провел день?
– Ты знаешь, что это за скукотища – гольф? Вся эта возня для того, чтобы ударить по маленькому белому мячику и забросить его в маленькую коричневую лунку. И ради чего? Ради рестлерского шоу? Хорошо хоть парнишка, подносящий мне мячи, был просто милашкой.
– Оливер! – строго одернула его Мэри.
– О, не беспокойся! Я не провалю нашу миссию. Завтра на карты я заловил пятерых парней, и все они – просто сливки общества. Например, судья Уитли, страдающий артритом. Бедняга то и дело ронял свои клюшки, и я понятия не имею о том, что он будет делать с игральными картами. Старина Стерн, божий гнев в зале суда. Свято верит в хорошее и плохое. Я не посмел мошенничать, – выпалил Оливер, разгибая пальцы при перечислении гостей. – Его друг – барристер Ричард Херст, приехавший сюда с юной дочерью, у которой астма. Защитник невинных и прочая белиберда. Лорд Питер Брантли, жена которого страдает «нервами». Не на это ли самое ты жалуешься, сестрица? Зато когда эта женщина не нервничает, она превращается в одну из самых больших сплетниц Англии, и Брантли почти не отстает от нее в этом деле. Сэр Джейкоб Райкрофт, владелец «Лондонского гроссбуха», и его брат Амос – оба приехали сюда половить рыбу и пообщаться по-братски. Как тебе известно, «Лондонский гроссбух» напечатает все что угодно, а о правде подумает позднее. Думаю, нам удастся уговорить Бауэра – для блага отеля, частью которого он владеет, – подать в отставку и вернуться в Тироль, чтобы петь там йодлем.
– Боюсь, йодлем поют в Швейцарии, а не в Австрии, – усмехнулась Мэри. – Отличная работа, Оливер. Все эти месяцы ты даром тратил время за стойкой регистрации. Когда мы вернемся, я поговорю с Харриет. Она много лет болтает что-то об отпуске, но мы все время были так заняты. Мы вдвоем сможем обучить тебя ее обязанностям, чтобы ты ненадолго заменил ее, а потом, если все пойдет хорошо, сделаем тебя младшим помощником. Объем работы агентства таков, что мы сможем это сделать.
Вскочив на ноги, Оливер схватил Мэри на руки и закружил вокруг себя так быстро, что ее едва не затошнило.
– Отлично! Я не разочарую тебя, вот увидишь!
– Что ж, для начала поставь меня на пол, – задыхаясь, сказала Мэри. – Но не станут ли названные тобой джентльмены возражать против игры с лордом Рейнберном?
Оливер покачал головой.
– Далеко не все верят сплетням, – сказал он. – Рейнберн учился в школе вместе с братьями Райкрофт. «Гросс-бух» был единственной газетой, которая не втоптала его в грязь, хотя могла бы это сделать. Брантли захочется откопать какую-нибудь грязь. Лондонские представители закона весьма интересуются запасами «Рейнбернз спешиал резерв». На юге их не достать.
– Когда намечена ваша игра в карты?
– Ровно в девять часов. Я распорядился, чтобы в мою комнату принесли карточный стол и дополнительные стулья и передвинули мебель, чтобы их расставить.
– Ты действительно обо всем подумал. – Дотошность Оливера, позаботившегося обо всех мелочах, произвела на Мэри впечатление. – Итак, если я приглашу Бауэра в свою комнату в десять часов?
– Мы все уже окажемся под хмельком и будем готовы спасти тебя, – отозвался Оливер. – Только оставь дверь, соединяющую наши комнаты, незапертой.
Мэри кивнула. Итак, завтрашний вечер подготовлен. Ей остается только пережить сегодняшний.
Глава 9
Побледнеть и занервничать оказалось совсем нетрудно. Мэри вошла в столовую одна, после очередной перебранки с Оливером у всех на глазах в вестибюле. Мэри поймала на себе несколько сочувствующих взглядов, однако в глазах общества она уже была обречена, так как пару раз появлялась на людях с Алеком, так что теперь она была под подозрением и вполне заслуживала насмешек брата.
