Эль Море - Нити Жизни
«Конечно», — прошептала я, поглотив слова в себя.
Потом всё вокруг озарила яркая белая вспышка и наступила кромешная тьма.
Я провалилась под общим наркозом в глубокий сон, без сновидений…
19 Такие люди, как мы — в вечной борьбе с самими собой
Со сбитым с резкости взглядом, вяло шевелящимися конечностями и подсоединенной дыхательной трубкой, я пробудилась и попыталась идентифицировать местонахождение своего тела. Невероятно. Но, оказалось, оно в палате интенсивной терапии, а не в морге или гробу, как я ожидала.
Чувствовала я себя жутко неприятно и дискомфортно, першило и точило в горле, мучила жажда.
Над моей головой сразу возникло лицо, состоящее: из двух точек, дуг, одного ромба и какого-то странно кривого прямоугольника. Приглядевшись, поняла, что этот набор черт принадлежит операционной сестре, которая все время караулила меня, наблюдая за давлением, пульсом и температурой тела.
Мне показалось или её рот задвигался? Нет, не показалось. Голос прозвучал для меня глухо, но порядком воспринимаемо:
— Ты очнулась после операции. Сейчас ты дышишь через аппарат, поскольку после наркоза была слишком слаба, чтобы дышать самостоятельно. С ним ты не можешь разговаривать. На вопросы отвечай кивками. Один кивок — это да, два кивка — это нет. Понятно?
Вопрос — за кого она меня держит?! Мне вроде, как операцию не на мозгах делали, чтоб сомневаться в моих умственных способностях и смотреть так, словно я умственно отсталая.
— Ты слышишь меня? — повторила она, заметив нулевую реакцию.
Я легонько кивнула.
— Ощущения сухости во рту, першит в гортани? — она замолчала, оставляя время для кивка.
Я её этим удостоила.
— Это временное ощущение, пройдет после извлечения аппарата. Относись к этому спокойно, старайся ровно дышать.
Я сузила глаза, думая — сама-то пробовала?! Она сделала вид, что её это не впечатлило, и продолжила допрос.
— Небольшая пульсация боли в области груди и разных частях тела?
Мах головой. И — очередная галка в дневник наблюдения.
— Характерное ощущение, не волнуйся. Тебе дают обезболивающее средство, при необходимости дозу увеличат.
Она отложила бумаги и склонилась надо мной. Я прикинула, что может мне, стоит уже начать паниковать, как красной шапочке при сером волке?
— Сейчас я отсоединю устройство, — сообщила она, — старайся глубоко дышать, но с медленным вдыханием воздуха.
Я моргнула. Почувствовала, как выдрали трубку и нацепили канюлю на корпус носа. Самостоятельно задышала. И вот загвоздка — не помню, что случилось после.
Усталость. Слабость. Тяжесть век.
Хлоп. Хлоп.
Шум в ушах и голове.
Спутанность сознания.
Пелена перед глазами. Расплывчатые очертания предметов.
— Где я? — хрипит мой голос, но я говорю.
— Всё в порядке. Успокойся. Видишь меня? — говорит мягко женский голос.
— Мари?!
— Да, я.
— Что со мной? — боль в гортани.
— Всё хорошо.
— Я ничего не помню, что случилось?
— Упало давление, но не беспокойся, сейчас всё нормализовалось.
— Я ватная и сонная, — шепча, я жалуюсь.
— Это последствия общей анестезии, пройдет в течение суток. Я рядом, как и врач — буду дежурить круглосуточно, так что, скучать не позволю!
— Ободряюще… — протянула я и меня начало рвать.
Мария экстренно, но аккуратно повернула мне голову на бок, ко рту подставила лоток. Мне было неудобно, и она, сообразив, тут же заменила его на полотенце. Я пыталась остановиться, но тщетно.
— Не сдерживайся, — сказала она, поглаживая мою спину, — я всё уберу.
Когда желудок прекратил извержение, она помогла удалить из полости рта остатки рвотной массы и протерла мои губы влажным тампоном.
Мне было отвратительно и внутри всё клокотало от беспомощности.
Через три часа, при затекших конечностях и постоянных обжимок с тарой, куда я отхаркивала мокроту, я попросила помочь мне поменять положение.
— Так удобно? — поинтересовалась сиделка, поднимая головной конец функциональной кровати.
— Вполне, спасибо.
— Хорошо. — Она закрепила механизм.
Тут я обнаружила, что могу уверенно двигать руками и ногами. И подумала — приятно быть способной хоть на какие-то действия, без посторонних вмешательств.
— Мари, а у тебя есть зеркало? — спросила я, любуясь отекшими и слегка посиневшими пальцами. Это часть жидкости из кровеносных сосудов перешла в ткани, а, следовательно — отеки под глазами должны быть еще хуже.
Она отрицательно покачала головой:
— С собой нет, но я могу принести позже.
— Я очень страшная, да?
— Ты видела нашу операционную сестру?
Я утвердительно кивнула. Ч-ч-ерт! — уже привычка.
— Тогда, о чем речь?!
Я засмеялась, но издала лишь хриплый стон, больше похожий на скрип ржавых петель. И тут же, умолкла — стало больно.
— Осторожно, — заметила моя собеседница, — пока рановато.
Я откашлялась, в голосе прозвучал досадный фатализм:
— Поздновато-то не будет?
— Знаешь, милочка, я такие разговоры не терплю! — Вид у неё стал серьезным, но глаза по-прежнему горели детским азартом. — Будешь так говорить, отшлепаю по попе!
Я хило улыбнулась и уставилась в пустоту. И как-то, незаметно сомкнула глаза, словно меня куда-то призвали. Провалилась.
— Я уснула? — спросила я, приподнявшись от подушки.
Сидевшая на стуле — Мари, тоже поднялась, чуть заметно зевнув:
— Ага.
— В этом-то шуме?! — сказала я, намекая на пикающие аппараты.
— Снотворное.
— И чем меня еще накачивают? — я выгнула бровь.
— Всем необходимым. — Она улыбнулась.
В помещении потрескивали лампы освещения. За окном была темень.
Я помрачнела:
— Сколько времени?
Она ответила сразу:
— Почти десять, хочешь немного попить?
— Да, то есть, я хотела бы для начала узнать, мои родители здесь?
— Силами медперсонала, — она подмигнула мне, — их отправили по домам.
Я выдохнула:
— Славу богу! Можно мне воды?!
Она куда-то упорхнула и, вернувшись, протянула мне бутылочку с дозатором.
— Вот, спасибо, — сказала я, сделав пару маленьких глотков.
— Хочешь, я могу почитать тебе? — поинтересовалась она, принимая из моих рук сосуд.
Я с сомнением покачала головой: грудь горела, обжигая изнутри, на мне, словно рвались — то плоть, то кости.
— Помоги, пожалуйста, мне лечь, — прошептала я.
Приведя кровать в горизонтальное положение, Мари задержалась надо мной, потому что, я уцепилась за полу её спецформы.
