Выбор (СИ) - Дейс Джули
Картер ничего не говорит в ответ. Цвет его лица напоминает оттенок мела. Возможно, у Рэна получится до него достучаться.
— Там есть другое предложение, — напоминаю я. — Я не обязан возвращаться.
— Хотя бы ты не опускайся до уровня дебила, — сухо говорит Рэн. — Это лучше. Тут больше спонсоров, которые приходят на игры. Тем более Кинг сказал, что ты обязан вернуться, если он захочет.
— Не обязан. И меня не выкинут, я могу оплатить обучение и остаться.
— Этот червь вывернет всё так, что Эмма помашет тебе рукой на прощанье.
Моя челюсть сжимается так плотно, что начинают дрожать кулаки. Рэн, вероятно, замечает моё напряжение и слабо улыбается. Он знает, куда целиться, чтобы получить хороший результат.
— Ты в дерьме, — кивает он. — По уши в дерьме в этой девчонке.
Кажется, я получил то, что хотел: его мнение и оценку, поэтому отклоняюсь в сторону выхода со льда. Ноги ощущаются ватными, а в голове каша. Я не умею делить. Мне тяжело разделить хоккей, себя и Эмму, я не способен. Одно зависит от другого. Я не могу уйти с головой во что-то одно. Эмма была права: невозможно быть успешным в двух делах сразу, но её мнению противостоит то, что отец смог. Он добился многого, преуспев в отношениях с мамой и в боксе. Мэйс не пошёл по его стопам, он выбрал Трикси. Я не готов выбирать что-то одно. Мне нужна она и нужен хоккей.
Глава 35
Эмма
Моя рука дрожит, а глаза жжёт. Это уже второй, за которым сбегала, питая надежды, что первый был бракованным. Я ещё раз смотрю вниз и отказываюсь верить собственным глазам. Но придётся. Люди часто отрицают правду, не хотят в неё верить лишь по единственной причине: эта глупость полностью их вина. Всем хочется обвинить другого, переложить весь груз отвественности, таким образом, отмыться и почувствовать себя лучше. Перекладывать ответственность ни к чему, ведь так или иначе, она полностью на твоих плечах. И эта — на моей. На обман пошла я. Доверять нельзя мне, а не ему.
Решение пойти на лекции было принято внезапно. С того самого момента, всё, чего хотела — закрыться в комнате, спрятаться под одеялом и отмотать время назад, чтобы всё исправить. Как жаль, ведь исправлять что-либо слишком поздно. Я не слышу никаких посторонних звуков, лишь стук собственного сердца. Оно не перестаёт держать бешеный ритм с утра, кажется, совсем скоро оно отстучит и перестанет. Во рту сухо. Я выпила уже бутылку воды, но песок, что окутал стенки горла, остался на месте. Я боюсь посмотреть в зеркало лишь потому, что предчувствую увиденное. Моё бледное лицо распугивает всех.
Ближайший час пытаюсь услышать важную лекцию, но перед глазами размытая картинка, а голоса похожи на непонятное бульканье, которое вряд ли можно разобрать. Я не пытаюсь прислушаться. Моя голова заполнена совсем другим. И тогда я заставляю себя подняться и найти только одного человека.
Я пытаюсь набрать сообщение, но пальцы застыли над экраном, отказываясь шевелиться. Найти его получается только чудом. Я скитаюсь вдоль стен университета неизвестное количество времени, пока не вижу его. Эйден суёт телефон в карман и поднимает голову, вышагивая прямо навстречу мне, из-за чего становится ещё страшней.
Его лицо становится мрачным, как только взгляд находит меня. Он моментально оказывается рядом и уводит нас в сторону по одной простой причине: я не могу даже сдвинуться с места.
— Что случилось? Твой отец приехал?
Я могу только отрицательно покрутить головой и споткнуться, сделав шаг назад, который удивляет парня напротив. Его рука падет и больше ничто не удерживает физическую связь. Между нами может встать ещё один человек.
— Я… — мой голос осевший, словно я кричала сутками, но это всего лишь страх. — Эйден, я…
Делаю ещё один шаг назад, из-за чего его брови хмурятся, а губы образуют тонкую линию.
— Эмма?
Чувствую, как по щекам начинают струится те самые слёзы, которые удерживала с самого утра. До боли кусаю внутреннюю сторону щеки и ощущаю железный привкус крови, которая говорит о том, что я переусердствовала. Обнимаю себя руками и встречаюсь с его взглядом, в котором бушует вихрь различных эмоций, но самая главная: непонимание. Сейчас я разрушу всё, но надеюсь, что будет иначе. Он всегда понимал.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Я беременна… — шепотом выпаливаю, сжимая ткань толстовки. Его толстовки.
— Ты смеёшься надо мной?
От меня не следует никакой реакции. Я не двигаюсь и, кажется, не дышу. Атмосфера в воздухе меняется, когда Эйден приходит к правильному заключению.
— Таблетки — это ложь?
Мой голос дрожит, как и всё тело. Я никогда не чувствовала такого. За всё пережитое, ещё никогда не доводилось ощущать животный страх, который, кажется, способен свести с ума. Это понимание того, что ты можешь бежать, но рано или поздно сдашь позиции, угодив в лапы более сильного противника. В моём случае — дикого страха.
— Мне было плохо, я купила тест… Я не хотела, я хотела…
— Что? — холодно спрашивает он, но понимание моментально отражается на его лице. — Ты не должна была искать в сексе любовь, нежность, нужду в тебе и вообще что-то. Получается, я сказал тебе об этом, и ты всё равно хотела получить своё.
— Знаю, это было глупо…
— Каждый раз, — сухо отвечает Эйден. Его голос абсолютно безэмоциональный.
— Нет, это не так, только первый раз!
— Чего ты ждала?
Я не могу подобрать слова, потому что их попросту нет. В голове пусто. Никаких оправданий и чего-то в защиту самой себя.
— Хотя бы не смотри на меня так… — тихо шепчу я.
— Как?
— Как на самое отвратительное создание.
— Это плод твоей фантазии, Эмма.
Сердце разрывается, а внутренности сжимаются и вот-вот иссохнут. Я чувствую физическую и моральную боль. Это в сотню раз хуже всего того, что уже было. Я никогда не встречалась с такой мукой: видеть и чувствовать, как человек, которого любишь каждой клеточкой, смотрит на тебя с отвращением. Но оказывается, может быть ещё хуже. Эйден перестаёт смотреть на меня. Кажется, он хочет быть где угодно, но не напротив меня. Желает всего, кроме знакомства со мной. Он так же, как и я утром, хочет, чтобы ничего не было. Только наши желания разные. Я хотела бы всё вернуть исправить, сказав правду, а он хочет стереть меня из своей жизни, чтобы вообще ничего не было, вероятно, чтобы я никогда не приходила к нему тем вечером. Не нашла поддержку и доверие только в нём. Это бьет по самому больному, после чего приходит отчаянье.
— Только посмотри, что стало… Прошло не больше минуты, а ты не желаешь разговаривать со мной, не смотришь в мою сторону, ты хочешь избегать меня. Тебе вообще отвратительно моё присутствие в диапазоне мили.
— Потому что я зол! — резко рявкает Эйден, пронзая меня взглядом. — Ты обманула меня. Знала, чем это может закончиться и всё равно солгала, а сейчас хочешь, чтобы я чувствовал себя виноватым. Чего ты ждала?
Делаю шаг назад.
— Ничего…
Это всё, что могу выдавить перед тем, как уйти.
— Эмма! — зовёт он, когда почти пускаюсь в бегство. — Эмма!
Слёзы размывают путь, из-за этого сворачиваю за поворот и забегаю в первую попавшуюся аудиторию, закрыв дверь и глаза. Я не знаю, пошёл ли он за мной, и сама не понимаю, хочу ли. Холодная стена, к которой прижимаюсь, сейчас намного теплее Эйдена. Стараюсь устоять на ногах, но колени предательски дрожат, как и руки, а сердце рвётся в клочья. Кто-то тихо откашливается, из-за чего распахиваю глаза и вижу, как на меня пялятся несколько студентов. Мне показалось, что в аудитории пусто, но лишь потому, что небольшая группа сидела в другой стороне, которая была скрыта от глаз.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Какого черта? — шипит знакомый голос.
Не сразу понимаю, что перед глазами возникает Алестер, ладонь которого стискивает локоть и тащит за собой из аудитории. Его лицо одновременно краснеет и мрачнеет, а шаг кажется таким тяжёлым, что под ним трескается плитка.