Татьяна Дубровина - Высший пилотаж
Зато теперь Машу постоянно клонило в сон. Она просыпалась утром и понимала, что совершенно не выспалась. Ходила, клевала носом, улучала каждую свободную минутку, чтобы прикорнуть хоть на немного. И сейчас глаза слипаются… Конечно, она встала ни свет ни заря, чтобы успеть к открытию библиотеки, и весь день на ногах…
— Что ты зеваешь? — спросила мама. — Отвыкла рано вставать? Не распускайся, Маша. Муж мужем, но женщина должна оставаться самостоятельной, мало ли как в жизни повернется…
Мама в своем репертуаре, она выработала жесткую линию недоверия ко всему и всем после ухода отца. И теперь Маша понимала ее: если вдруг Иона полюбит другую, разве сможет Маша безоглядно поверить еще кому-то? Только зачем все время подозревать и ждать самого плохого?
Бесполезно спорить… лень… На диване лежит пушистый плед. Так приятно закутаться в него, прижаться щекой к маленькой подушечке-думке… Она еще хранит Машины думы о ворвавшемся в ее жизнь черноглазом мужчине… Тогда еще мало знакомом, но уже волнующем, будоражащем одним только тем, что он есть на свете…
— Ужин готов! — громко сказала мама. — Будешь есть или Иону подождем?
Но Маша уже не слышала. Мама поправила плед и выключила телевизор. Села в кресло под торшером, открыла книгу. Только взгляд невольно отрывался от строчек и устремлялся на спящую дочку. Словно она и не уезжала никуда, не было сборов, приданого, свадьбы, долгого путешествия… Просто пришла с работы и легла отдохнуть, и все у них по-прежнему.
«Деспот какой, — неприязненно думала о зяте Наталья Петровна. — Совсем мою девочку замучил. Небось все хозяйство на ней. В доме-то одной уборки на целый день. Да готовить ему не то что нам поклевать… Еще и на работу погнал, совсем совести нет! Что ж, она должна каждый день по сто километров наматывать? Туда да обратно… Всего месяц женой побыла, а уж лица на ней нет! Бедная моя…» Как и все женщины, Наталья Петровна была непоследовательна…
И звонок такой громкий и нахальный, на всю квартиру дребезжит. Явился не запылился! Она открыла зятю и строго шикнула:
— Тише! Маша спит!
Глава 14
Тает как свеча…
— А я сказал: никуда ты не пойдешь! — сурово прикрикнул Иона. Он впервые повысил на Машу голос. Она удивленно отпрянула, натянула повыше одеяло.
Голова немного кружится, но ведь надо встать. Будильник давно прозвенел, а Иона не выпускает ее из постели. Так она опоздает на работу впервые за все эти годы… Маша попыталась опустить ноги с кровати, но Иона одним движением легко закинул ее обратно.
— Лежи! Тебе отоспаться надо. Ты видела, на кого ты похожа?
— На кого? — попыталась выжать улыбку Маша. — На чучело?
— Хуже, — жестко ответил он. — И я тебя сегодня никуда не пущу.
Иона не на шутку тревожился. Вчера, когда они ехали обратно, Маше стало так плохо…
— Останови… — тихо сказала она сквозь зубы.
И едва он притормозил, распахнула дверцу, и ее вырвало прямо на дорогу. Иона ужаснулся, увидев, как позеленело ее лицо… Несколько глотков «Боржоми» из холодильника немного привели Машу в чувство, но он видел, что оставшийся путь был для нее сплошным мучением. Она изо всех сил сдерживала тошноту, прикладывала ко лбу лед, дышала в приоткрытое окно.
— Может быть, ты отравилась? — предположил он. — Что ты ела?
— Не помню… — Она пожала плечами. — Ничего… Мне не хотелось.
Не хватало еще, чтоб Маша загнала себя с этой дурацкой работой, когда перекусить некогда! И Иона твердо решил положить конец ее глупому упрямству. Это до добра не доведет, в конце концов, здоровье важнее.
Глядя на Машу, он набрал номер и сказал, чтоб сегодня его не ждали. Жена заболела.
— Я нормально себя чувствую, — возразила Маша и опять сделала попытку встать.
— Маша…
Иона рванулся к ней, и очень вовремя. Он едва успел подхватить разом обмякшее тело. Все поплыло перед глазами, и Маша полетела в серую липкую пропасть…
Иона совсем потерял голову. С Машей на руках он метался по спальне в поисках рации, не догадываясь опустить ее на кровать. Нашел. Рявкнул отчаянно:
— Семен! Врача! Живо!
— Так Валерий Сергеевич на охоту уехал. Он же предупреждал…
— «Скорую» вызывай!
Он мерил шагами комнату, словно ребенка, нося жену на руках и вглядываясь со страхом в тонкое бледное личико.
— Машенька… Машуля… Ну открой глазки… Приди в себя… — тихо умолял он.
Вот черт! Построил дом на отшибе, кто не знает, может и не найти дорогу. Объяснил Семен «скорой», как проехать? Он бы сам отнес Машу в машину и помчался к ближайшей больнице, но боялся, что в пути ей станет еще хуже.
Она как будто легче стала, совсем невесомая… Осел! Только сейчас сообразил, что она уже неделю едва ковыряется в тарелке, морщится, клюет, словно птичка. И не беспокоит жалобами, а он, тупица самодовольная, даже внимания не обращал, лопал сам за обе щеки…
Больше всего Иона боялся, что Маша подхватила какую-нибудь экзотическую болезнь. В прошлом году один его знакомый долго лечился после безобидного укуса африканского жучка. У него под кожей стали размножаться какие-то личинки. Они умели проникать во внутренние органы, в кровь… Врачи сказали, что еще немного — и было бы поздно… А вдруг на этих чертовых островах тоже нашелся паскудный москит, напился Машиной крови, и вот теперь она медленно угасает непонятно от чего…
Ну что они так долго? Где их черт носит! Он опять схватил рацию:
— Семен! Поезжай навстречу!
— Да я уже ворота открываю…
Слава Богу! Жаль, что Валера умчался в Завидово. У Карлсона две пагубные страсти в жизни: сладости и охота. В этом толстеньком добрячке скрывается такой азарт! С таким воодушевлением он делает только три вещи: стреляет из хорошей винтовки, лопает полными ложками варенье и лечит того несчастного, которого угораздило попасть к нему в лапы-эскулапы. Но именно из-за этого страстного рвения в работе Иона доверял Валерию. Он настолько дотошен, что ничего не упустит, руководствуясь принципом, что лучше перебдеть, чем недобдеть. Ему Иона со спокойной душой мог бы доверить Машу. А эти…
Маша с трудом открыла глаза. В комнате стоял резкий запах нашатырного спирта. Руку стягивал надутый черный манжет. Девчонка в белом халате, примостившись у изголовья, измеряла давление. А толстая врачиха в стоптанных сапогах бесцеремонно лезла холодной металлической лопаткой Маше в рот, оттягивала веки, щупала пульс, выстукивала грудь и спину твердыми костяшками пальцев.
— Сто на семьдесят, — сказала медсестра.
— Маловато, — глубокомысленно заметила врачиха. — Но не смертельно. Мы можем, конечно, укол сделать… Но лекарства сейчас… сами знаете… — Она так прозрачно намекала на причитающуюся мзду. Дом-то богатый, пусть раскошелятся…
