Татьяна Дубровина - Высший пилотаж
— Маловато, — глубокомысленно заметила врачиха. — Но не смертельно. Мы можем, конечно, укол сделать… Но лекарства сейчас… сами знаете… — Она так прозрачно намекала на причитающуюся мзду. Дом-то богатый, пусть раскошелятся…
— Никаких уколов! — категорически возразил Иона. — Вы можете сказать, что с ней?
— Вы где были? На Гавайях? Ну… — Врачиха подумала и глубокомысленно изрекла: — В принципе все в норме… Акклиматизация, знаете ли… Смена часовых поясов… А тут еще погода. У меня самой как дождь зарядит, так голова просто раскалывается…
— Значит, по-вашему, дело в погоде? — процедил Иона.
Врачиха встрепенулась:
— А что вы думаете? Из лета сразу в осень, день на ночь поменять — это не всякий организм выдержит.
Маша легонько сжала Ионину руку и попросила:
— Не волнуйся. Мне уже гораздо лучше. Правда. Скажите ему, что я вполне могу встать. Совсем не обязательно держать меня в постели.
— Конечно, — энергично закивала врачиха. — Побольше отдыха, и через пару дней все само пройдет.
Но не прошло. Ни через пару дней, ни через неделю. Маша теперь сама не хотела выходить из дома. Боялась, что упадет по дороге. Только Ионе старалась не показывать, что ей плохо, а то опять всех переполошит. Она честно пыталась съесть то, что готовила повариха, чтоб не обижать бедную женщину. Та искренне расстраивалась, унося обратно почти нетронутые блюда. А Маше хотелось не разносолов, а простого, заквашенного в бочке огурца или капустки.
— Как ты себя чувствуешь? — постоянно спрашивал Иона, пристально вглядываясь в бледное лицо жены.
— Хорошо, — неизменно отвечала Маша.
Эта странная болезнь иногда отпускала ее, и тогда начинал мучить стыд, что она сидит тут и бездельничает, притворяется. Маша сразу же спешила в оранжерею, где Иона начал устраивать зимний сад, и с удовольствием копалась в земле, высаживала редкую рассаду, выстраивала новые композиции из карликовых деревьев, кустарника, диковинных широколистных цветов с крупными яркими соцветиями. Больше всего ее умиляли ананасы. Они были еще совсем маленькими, топорщили в стороны стрельчатые листочки, а в глубине, в серединке, уже завязывался крошечный шишковатый плод. Маша осторожно рассадила их посвободнее и попросила Семена принести в оранжерею кресло-качалку и торшер. Теперь темнело рано, и Маша устраивалась с книгой под торшером, а сверху свисали вьющиеся стебли лиан, пальмы раскидывали кроны под стеклянной крышей, терпко пахло незнакомыми цветами… Это напоминало Маше их экзотический медовый месяц.
Иона, вернувшись из аэроклуба, упрекал ее за возню в оранжерее.
— Ты просто неисправима, — строго и ласково говорил он.
А потом подхватывал ее на руки и уносил в комнату, не желая слушать возражения. И со страхом замечал, что маленькое тело жены с каждым днем становится все легче.
Говорят в народе: тает как свеча. Значит, утекает по капле, угасает в человеке жизненная сила. И Маша таяла просто на глазах. Иона дождаться не мог, когда вернется Валерий. Цедил раздраженно:
— Когда он уже нагуляется, настреляется?
Хитрый, предусмотрительный Карлсон не взял с собой ни телефон, ни пейджер. Он по-своему прав: сидишь в засаде, шелохнуться боишься, чтоб дичь свою не спугнуть, а тут трезвон на весь лес: «Получите сообщение…» Но все же должен был подумать, что может случиться непредвиденное и он будет нужен как воздух!
Валерий Сергеевич ввалился под вечер. Веселый, довольный, с красными, обветренными щеками. На поясе, как у завзятого охотника, болтались утиные тушки и фляжка с крепким коньяком.
— Где тебя черти носили? — с порога накинулся на него Иона.
Карлсон подошел к камину, протянул к огню озябшие руки.
— А вертел где?
— Какой, к дьяволу, вертел?
— А там Семен на кухню кабанчика потащил. Сейчас его на вертел да над огнем подержать… — Карлсон сглотнул слюнку.
— Тебе бы только лопать, — зловеще протянул Иона. — У нас кто не работает, тот не ест.
— Я работал! — широко улыбнулся Карлсон. — Я сам пропитание добыл. — И посерьезнел, почуяв неладное: — Что случилось?
— Маша! — вместо ответа позвал Иона.
Маша вошла в комнату, и Валерий тоненько присвистнул.
— Так-так-так… Что это с Марией Николаевной? По-моему, осталось пол-Марии…
— Тебе все шуточки, — мрачно заметил Иона.
С удивительной для своей комплекции быстротой Валерий подскочил к Маше, быстро пощупал пульс, заглянул в глаза и зачастил, засыпал целым градом вопросов:
— Как аппетит? А головокружения? Часто тошнит? Изменился вкус? Грудь болит? Сколько спишь?
Он часто кивал, искоса поглядывая на Иону.
— Врач сказала: акклиматизация… — заметил тот.
— Тебе еще не то скажут! — фыркнул Карлсон и взял Машу под руку. — Где я могу вас осмотреть?
— Как? — растерялась Маша.
— Ну… — Он повертел головой. — По-женски…
— Ты думаешь, это гинекология? — тихо спросил его Иона. — Но она же всего месяц как…
— Вот именно, — кивнул Валерий Сергеевич. — А ты небось дорвался на радостях…
Иона покраснел:
— А может, тропические паразиты? Я слышал, от укуса внутри может всякая гадость завестись…
— Может и завестись… — загадочно отозвался Карлсон. — Нам в спальне удобно будет?
Маша залилась краской и посмотрела на Иону.
— Я с тобой.
Но Карлсон, как колобок, загородил ему проход:
— Выйди.
— Ты что, мою жену без меня осматривать будешь? — вспылил Иона.
Но маленький Карлсон твердо встретил его взгляд и строго сказал:
— Я врач. Выйди. Не мешай.
Глава 15
Обыкновенное чудо
— Что вы сказали? — растерянно переспросила Маша. — Что у нас будет?
— Ребенок, — в десятый раз устало повторил Валерий Сергеевич. — Ну, беби, кулек такой… А-а-а… — Он покачал на руках невидимый сверток.
Иона ошалело переводил взгляд с него на Машу и обратно.
— Это точно?
— Точнее некуда. Семь недель.
— А чем она больна? — с новой энергией набросился на него Иона. — Вдруг это повлияет на беременность?
— Да ничем не больна, — пожал плечами Карлсон. — Нормальный токсикоз. Скоро пройдет.
— Но она же не ест ничего! У нее сил совсем нет!
— А есть надо только то, что хочется, — философски заметил Карлсон. — Вы проводите меня на кухню, Мария Николаевна? Я вам сейчас диету пропишу.
Он по-хозяйски обшарил полки и шкафчики, нашел банку Машиного варенья и с удовольствием устроился на высоком табурете, болтая короткими ножками.