Первозданная - De Ojos Verdes
— Ты запорол роль невестки и снохи, Адонц. Не очень удачное знакомство, знаешь ли… Думаю, в этом случае твой блат бессилен.
— Это первая претензия? — перехожу на игривый тон.
— Зачем ты это сделал? Очень жестоко по отношению не только мне, но и к брату… Я не знала, что он стал инвалидом.
— Сат, скажи, сколько еще можно сюсюкаться и мусолить эту тему? Мой брат — мужчина. Он меня поймет, когда я ему объясню. А ты? Ты осознала, что твоей вины нет? Человек сам придумал себе больную любовь. Прекрати себя терзать…
— Я поняла, — вздохнула она очень тяжело. — Сегодня я попрощалась с ним навсегда.
— Я в восторге.
— Ты — сволочь.
— Сволочь в восторге, — соглашаюсь, упиваясь ее ворчанием. — Чтобы закрыть этот вопрос раз и навсегда, я, как ревнивый собственник, — что тоже открытие, — хочу уточнить один нюанс. Какого хрена ты села к нему в машину после получения сертификатов?
Вспоминая этот эпизод, непроизвольно сжимаю челюсть.
И продолжаю, наблюдая возникшее изумление в ее взоре:
— Зачем? Ты ведь ненароком могла подпитать его воспаленную фантазию…
— Тор! — перебивает возмущенно. — Я не садилась… Я никогда не садилась в его машину! Только в день похищения… О чем ты говоришь?!
Я озадаченно хмурюсь, восстанавливая в памяти события того вечера.
— Я же видел… Цветы под фонарем, как ты берешь их, он открывает тебе дверь…
— Да. Он открыл дверь, я положила букет на пассажирское сидение и ушла.
Твою мать! Хорош, ничего не скажешь!
Выпускаю воздух через сжатые зубы, виновато потирая лоб. Зато, какое облегчение — знать, что она не собиралась мне мстить таким способом.
— Мое упущение. Исправлюсь.
Замолкаем. Странное чувство усталости разрастается и давит на нервы.
Сатэ медленно сползает, и я ловлю ее, устраивая на своих коленях. И от этого действия становится как-то тепло и уютно, словно я вернулся в дом, где меня ждали.
— Считаешь, мы сможем? — в ее голосе явное сомнение, и от этого коробит.
— Почему нет?
— Тор, — фиксирует мои щеки своими горячими ладонями, вызывая неимоверные импульсы. — Ты же не веришь в долгосрочность отношений. Может, не стоит затевать…
— О чем ты говоришь, женщина? — перебиваю, пытаясь отвлечься от близости ее тела. — Ты до сих пор не поняла, что меня конкретно припечатало? Разве предлагал бы я тебе такое, не будь уверен в своих намерениях? Что, поклясться на мизинчиках?
Но мой веселый настрой ее не пробивает. Зеленые глаза серьезны и сосредоточены. Я понимаю, что это слишком важно для нее. Она должна высказаться.
— Я не хочу, чтобы ты подвергал себя каким-то ненужным пыткам, если это противоречит твоим понятиям. Мне это не нужно. Я тебя люблю таким. Но я не готова и никогда не буду готова делить жизнь с человеком, который страдает из-за решения быть моногамным. И делать из этого какой-то сверхъестественный поступок. Для меня это — норма. Раствориться в любимом, радоваться, ссориться, мириться, иногда кричать, бить посуду, хлопать дверью… Но непременно, понимаешь, непременно возвращаться к очагу, засыпать в обнимку, обсуждать проблему, искать компромисс.
— Для меня тоже теперь это и есть норма, — тихо вставляю, целуя ее в макушку. — Продолжай.
— Меня напрягает эта моральная нищета. Что сейчас ценят в мужчинах? Деньги, статус, грубость, доминирование, животные повадки? А в женщинах? Внешнюю оболочку, сексуальность, примитивность? И что? Какое будущее ждет такую пару?.. — прерывается на миг. — У тебя был идентичный образ мышления, Тор. И ты честно признавался, что другим не станешь. Мне это не подходит. Я хочу порядочности. А это и преданность. Умение быть преданным. Не предавать. Мне будет лучше, если мы поставим точку. В том случае, когда в тебе нет уверенности. Потому что я со своей стороны даю все гарантии. Да и наше будущее — это уже сейчас, видишь? А мы даже нормально разговаривать не умеем.
— А чем мы заняты? — опешил я. — Мы же учимся. У нас полноценный диалог.
— Это-то меня и настораживает.
Я не сдержался и прыснул со смеху, несмотря на эпичность момента. Сатэ ударила меня по груди, обижаясь на неподобающую реакцию. Я поймал ее за запястье и привлек к себе.
— Дело в том, кобра, — улыбаюсь, хотя собираюсь произнести решающие слова, — что нам обоим надоело воевать. Мы доросли до равноправного союза. Я во многом был весьма и весьма не прав, причинил тебе достаточно боли, но, поверь, я сполна за это поплатился в эти последние месяцы. Просто поверь…
На последней фразе улыбка исчезает. Нам понадобится время, чтобы забыть этот кошмар. Сатэ отстраняется и смотрит на меня с тоской, созвучной той, что плещется сейчас в моем взгляде — уверен.
— Наверное, это и есть наш путь. И мы должны были пройти его именно так, чтобы понять, как дороги друг другу. Ведь, действительно, все могло быть хуже…
— Считаешь, нам еще повезло? — грустно шепчет Сатэ.
— Не то слово. Тебе со мной — уж точно. Так и скажи, что с самого начала раздевалась в вашей каморке с таким расчетом…
— Извращенец! — наигранно оскорбляется, сощурив глаза. — Это ты зависал за моей спиной, не подавая признаков жизни…
— Как я мог устоять? Нокаутировала запрещенным приемом…
Падаю ничком, увлекая ее за собой. Она устраивается на мне сверху и подпирает подбородок ладонью, уткнувшись локтем в мою диафрагму. Я любуюсь, как вздрагивают длинные ресницы, пока бестия окидывает меня каким-то подозрительным взглядом.
— Что ты задумала, языкастая?
— Вот думаю, может, отдать тебя в руки Элеоноры Эдуардовны в воспитательных целях?..
— Чего-о-о? — практически запел, ошалев от этого заявления.
Сатэ рассмеялась и откинула назад волосы.
— А ты думал, только тебе есть, за что меня наказать? Я тебе многое припомню…
— А я на это и рассчитываю…
Резко падает на меня, врезаясь в ребра и выбивая воздух из легких. И обнимает за шею, примостившись носом к ее основанию.
— Кажется, я ждал этого вечность. Какая неординарная история у нас получилась, правда?
— Угу, — мычит это чудо.
— Мы будем продолжать совершать ошибки, исправлять их и учиться слышать друг друга. По-другому у нас не получится. Но теперь мы умнее, да?
— Конечно, — охотно соглашается. — У тебя появились седые волосы на висках. Ты обязан быть мудрым.
Ну что с нее взять? Кобра, как она есть.
— Теперь, когда мы сдались на милость друг другу, я могу озвучить первое наказание? — протягиваю, ожидая отпора.
— Ну, попробуй, — настороженно.
