Самойловы-2. Мне тебя запретили - Инна Инфинити
Снова противное пиканье. Оно будет сниться мне в кошмарах. Я больше не задаю вопросов и смиряюсь с тем, что мне никто ничего не говорит. А через два дня, когда мне снимают гипс с шеи и привозят в палату инвалидное кресло, я понимаю все без слов. Я уже месяц в больнице, а ног по-прежнему не чувствую. Я не могу пошевелить даже пальцами на ступнях.
— Пап, — тихо зову отца, который по привычке стоит у окна. Там, наверное, куча репортеров его снимает, но ему всегда было все равно на этих стервятников.
— Что? — поворачивается ко мне. Его глаза красные и опухшие.
— Пап, скажите мне уже хоть что-нибудь.
— Твой парень звонил несколько раз. Сказал, что освободился и теперь может приехать тебя навестить.
За этот месяц я разговаривала с Райаном два раза. Он сейчас снимается в новом блокбастере, и у него совершенно нет времени. Жаловался, что папарацци теперь следят за ним в два раза больше обычного и задают вопросы про мое состояние. Был недоволен этим. Странно, ведь он так любит популярность.
— Когда он приедет?
— Я так понимаю, что уже едет. Звонил из аэропорта.
— Пап, скажи честно. Я смогу ходить?
Отец медлит несколько секунд, а я замечаю, что его глаза снова наливаются слезами.
— Мы не знаем. Никто не знает. Но мы будем тебя лечить.
Горло сдавливает ком. За этот месяц мне сделали две операции на спину, а я как не чувствовала ног, так до сих пор и не чувствую. Но, может, это итальянская медицина не помогает? В Германии или в США должно быть лучше.
Райан приходит ко мне на следующий день.
— Привет, — садится на стул у моей койки.
— Привет, — шепчу ему.
В глубине души я на него обижена. Он не примчался ко мне сразу, как со мной случилось несчастье. И за месяц позвонил только два раза. Да, в последнее время мы часто ссорились, но ведь мы все равно вместе.
Райан переводит взгляд на инвалидное кресло, что стоит в углу палаты.
— Я не могу ходить, — говорю ему.
— Я знаю. Все только об этом и пишут.
Хмыкаю.
— Что еще пишут?
— Гадают, навсегда ли ты останешься инвалидом.
Слово «инвалид» режет мне слух. Ведь инвалид — это… это навсегда. А я ведь просто пока не могу ходить. Но ведь обязательно смогу.
— Опрашивают каких-то врачей, возможно ли в твоем случае исцеление, — продолжает. — Прикинь, они даже достали твою историю болезни. Видимо, кто-то в этой клинике слил им информацию за деньги.
— Почему ты не приехал ко мне раньше? — задаю наболевший вопрос. — Я месяц тут, Райан. Ты только два раза позвонил.
— Я был на съемках, ты же знаешь.
— Да какие к черту съемки, когда со мной такое!? — перехожу на крик. — Где ты был весь месяц, мать твою?
— Вот я приехал, когда освободился, — тоже повышает голос.
Я делаю глубокий вдох, пытаясь успокоиться и унять слезы. Я устала плакать.
— Что врачи говорят? Это надолго с тобой? — переводит тему.
— Тебе лучше знать, из нас двоих ты любишь читать таблоиды. Как там, кстати, твоя популярность? Выросла благодаря моему несчастному случаю?
Я вижу, как Райан напряжен и зол. Даже не взял меня за руку, даже не поцеловал.
— Послушай… — начинает после затянувшейся паузы. — Между нами давно все не так… В последнее время мы часто ссоримся. И это все, — он обводит палату руками. — Неизвестно, на сколько теперь с тобой. А у меня сейчас много новых проектов, я не смогу уделять тебе достаточно времени...
— Что? — перебиваю его. — Ты бросаешь меня?
Парень несколько секунд мешкает, будто пытается набраться смелости. Капитан Америка не такой уж и храбрый, это я уже давно поняла.
— Я думаю, что нам лучше расстаться, да, — наконец-то произносит.
Между нами снова воцаряется оглушающая тишина, прерываемая только пиканьем аппаратов. В висках пульсируют его последние слова.
— Уходи, — глухо говорю.
— Натали…
— Уходи, — повторяю громче. — Уходи, Райан.
Он шумно выдыхает, несколько секунд просто смотрит на меня, а затем встает и действительно уходит.
Мое сердце не разрывается от боли, горло не сдавливают слезы. Просто я теперь думаю, а кто еще от меня уйдет. Райан первый, но не последний.
Через три дня после Джексона ко мне приезжает Леруа. В отличие от моего бывшего парня он звонил мне регулярно.
— Как твои дела? — садится у койки.
— А ты как думаешь?
Взгляд Антуана тоже перемещается к инвалидному креслу в углу палаты.
— Мне очень жаль, что с тобой это случилось.
— Мне тоже.
Вздыхает. Эти томные вздохи и выдохи гостей у моей койки нервируют уже не меньше пикающих аппаратов, к которым я по-прежнему подключена.
— Я пришел серьезно с тобой поговорить.
— Я слушаю.
— Мне очень жаль, что с тобой случилось такое несчастье, — повторяет. — Тебя ждало очень большое будущее, Натали. Но в один миг все оборвалось, — замолкает.
Я смотрю ровно на белую стену перед собой, ожидая, что же он скажет дальше. Хотя я уже и так знаю. Условия моего контракта с Леруа пересматривались несколько раз и всегда — только в мою сторону. Но один пункт от первоначальной версии документа, выгодной Антуану, все-таки остался.
Пункт о том, что он может разорвать со мной контракт в одностороннем порядке, если из-за состояния своего здоровья я не смогу исполнять функции модели.
