Жестокии развод - Ария Тес
А может быть, ответка от кармы совсем за другое? Такие мысли оставляют еще большую тяжесть на сердце. Мне не хочется думать, ведь маме действительно не за что было извиняться, а мне? Вдруг со мной все по-другому?
Надо было настоять, чтобы она переехала? Или не ехать за Толей в Москву? Быть рядом с ней. До последнего…сейчас получается, что я ее бросила, да?
Не замечаю, как задаю этот вопрос вслух. Тетя Лена сразу же поворачивает меня на себя и хмурится.
– Ты что говоришь такое?
А я от слез задыхаюсь. Вытираю их, но они льются, и это невозможно контролировать, как боль, которая расходится внутри меня…
– Надо было остаться с ней. Зачем я поехала в Москву? Зачем оставила ее?
– Так, Гала, а ну-ка! Брось сейчас же! – тетя Лена одергивает мои руки и кивает, когда кладет свои на мои щеки, – Не говори так, девочка моя. Твоя мама – взрослая женщина, и она прекрасно понимала, что рано или поздно ты упорхнешь из ее гнезда. Она этого хотела для тебя!
– Чтобы я упорхнула? – всхлипываю совершенно по-детски, а тетя Лена слабо улыбается.
– Чтобы ты жила. Давай, садись. Будем пить чай с малиновым вареньем.
Я бросаю взгляд в сторону накрытого стола, сердце сжимается еще больше, но я рада. Снова слышу маму, пусть это лишь ее призрак и отражение в младшей сестре – плевать. Она будто бы здесь хотя бы на одно мгновение…
Когда ты теряешь близкого человека, ты готов на что угодно, чтобы увидеть его хотя бы раз. Еще раз! Всего ненадолго. Поговорить, спросить, как дела лишний раз. Прикоснуться…
Но ты не можешь.
Они уходят, и ты ничего не можешь сделать, кроме как собрать этого человека в моментах. Частицах. Отпечатках на всем, что его окружало.
Я собираюсь.
Разглядываю нашу большую кухню, потом перевожу взгляд на подоконник. Когда-то давно именно на этом подоконнике я рассказала маме, что впервые влюбилась…
– …Мишка классный! Он собирает модельки машинок. Ну, сам их клеит, красит и все такое…у него целая коллекция, мама! Такая красивая…
– А ты откуда знаешь? – мама хитро улыбается, бросает на меня взгляд, помешивая курицу на сковородке.
Я думаю о том, что эту курицу можно было бы пожарить прямо на моих щеках, так сильно покраснела моментально. Дошло. Я спалилась, что ходила к нему в гости после школы…блин.
– Я…ну…это…просто…я…
Черт.
Закрываю рот и с мольбой смотрю маме в глаза. Она не спешит меня перебивать, наслаждается. Медленно затягивается, выдыхает густой дым в сторону, а когда откладывает мундштук в сторону, прячет улыбку.
– Как-то у тебя сегодня с красноречием не в порядке.
– Мама, пожалуйста…
– А знаешь, что мне рассказала наша соседка снизу?
– Что? – осторожно переспрашиваю, а она медленно облизывает нижнюю губу и как бы невзначай жмет плечами.
– Говорит, видела какую-то парочку на наших качелях. Разврат устроили. Целовались! Прямо средь бела дня и…
– Ну ма-а-а-м!
Наш смех отражается сквозь года и возвращается мне, как тот самый важный момент, который я буду бережно хранить всю свою жизнь. Да, у меня была мама именно такой: веселой, где-то хитрой лисичкой, а где-то и строгой. Но я любила каждое ее воплощение, даже если моментами казалось иначе. Сейчас ты все видишь иначе, конечно…когда ползаешь по полу на коленях и собираешь крупицы ее образа обрывками разговоров, запахом духов или мятного масла, отголосками смеха…
В этих стенах лучшее, что есть – это не дорогие картины, коллекционные статуэтки или драгоценные камни. Здесь лучшее – это ее нежные отпечатки, из которого соткано пространство…
– А когда твой-то приедет? – интересуется тетя Лена.
Я вздрагиваю и поднимаю на нее глаза. Слишком медленно. Да, я слишком медленно соображаю и слишком долго молчу. Тетя Лена хмурится. Она не специально, конечно же. Она не хотела ударить меня в больную точку, чтобы сделать еще хуже, просто она пока не знает. Я пока не рассказала и не хочу. Не доверяю? Да нет, не в этом дело. Просто мне не хочется марать память моей мамы грязью из своей жизни.
– Давай об этом потом, хорошо?
– Что-то случилось, Галчонок?
Случилось, теть, случилось. Она у меня крутая, на самом деле, и я на самом деле хочу с ней поговорить. Не только потому, что она скажет то, что могла бы сказать мама, а просто она скажет вещи, которые мне надо услышать. Это будет жесткая, голая правда. Без прикрас. Тетя Лена – бизнес-леди. У нее крупный ювелирный магазин в Питере, который достался ей от родителей. Знаю, это забавно вообще, что младшая дочь занимается семейным делом, когда обычно это прерогатива старших детей, но в нашей семье вот так. Мама никогда не горела этим делом, ей больше нравилось все, что касалось хобби моей бабули: фонд и искусство. Тетя Лена же с детства много времени проводила с моим дедушкой, а когда ей исполнилось восемнадцать, он с гордостью рассказывал всем, что она поступила на бизнес-факультет.
Работа по специальности сильно ее закалила. Тетя Лена стала такой же Железной леди, как пресловутая Людмила Прокофьевна, и именно от нее я узнала тот взгляд. Изучающий, дающий оценку, холодный, расчетливый. Это неплохо. На самом деле, неплохо, просто иначе. И это не значит, что моя тетя – плохой человек. Профдеформация – дело тонкое, а где тонко, там рвется всегда.
Ее профдеформация заключается в том, что она ненавидит социальные игрища и лупит правду-матку прямо в лоб, никакой жалости. Но я не против. Серьезно, иногда тебе просто нужно услышать голую правду, чтобы дышать ровно.
Просто не сейчас. Только не сейчас…
– Теть Лен, – отвечаю тихо, глядя на красное, малиновое варенье на блюдечке, – Я обязательно расскажу вам все. Правда. Просто…
– Не сейчас.
– Да, не сейчас. Давайте пить чай? С малиновым вареньем.
Тетя Лена слегка улыбается и кивает. Думаю, это малиновое варенье соединяет и ее с мамой, а что может быть важнее, чем соединиться с ней в последний раз? Завтра мы с ней прощаемся…
