Жестокии развод - Ария Тес
Забавно. Наверно, любви все возрасты покорны, и это никогда не кончится, так что…странно, но в меня эти воспоминания вселяют силу духа. Значит, и у меня все однажды снова начнется. Только как доверять? С этим, полагаю, буду разбираться, когда начнется.
Стягиваю телефон со столика, потом хмурюсь. Сообщение пришло не от мамы, а с незнакомого номера. Очередная реклама? Боже, как они уже надоели…
Открываю на автомате и не сразу понимаю, что это не реклама. Это какой-то текст, только я не могу понять, что он значит.
Что это значит?…
Падаю на стул. Рука медленно опускается на колени, сердце давит. Я задыхаюсь по-настоящему.
Что это значит?…
– Галя, я надеюсь, что…
Толя заходит в нашу спальню резко, и обычно я всегда вздрагиваю, но сейчас не могу пошевелиться. Я просто не могу…и слышу его, как из-под толщи воды… как он вздыхает, как берет паузу, чтобы успокоить внутреннюю усталость от опостылевшей жены.
– Галя, господи, ты же взрослая женщина, – Толя трет глаза, а потом цыкает, отняв крупную ладонь, – Я думал, что ты не станешь устраивать сцен. Все ведь так хорошо начиналось, а? Не будем ломать наметившуюся тенденцию. Давай только обойдемся без слез.
Я молчу. Я продолжаю смотреть на уже потухший телефон, не двигаться и молчать, пока меня изнутри растаскивает до основания…
– Галя, послушай, – муж делает ко мне шаг и еще раз вздыхает, – Я знаю, что ситуация могла бы показаться тебе неправильной, но ты так думаешь только сейчас. Пойми. Нам вместе плохо, зачем дальше страдать? Это последний шанс стать счастливыми! Да, тебе будет сложно, но ты выглядишь нормально, ты интересная, ты сможешь найти себе мужчину. За детей тоже не переживай. Когда мы с Настей поженимся, они не останутся за бортом.
– Что? – хрипло переспрашиваю, он поджимает губы.
– Я не хотел говорить так, но, наверно, лучше будет, если ты узнаешь от меня и сразу. Я снова женюсь. Через месяц или два, но ты правда не переживай. Они хорошо ладят. И это возможности, Галя! Она из очень богатой семьи, Марине готова помогать с продвижением ее страницы в соцсетях. Все будет хорошо. А ты? У тебя будет время построить свою жизнь. Все в плюсе, разве нет?
Медленно моргаю. Что он только что сказал?…
– Я все понимаю, – Толя понижает голос и делает еще один шаг ко мне, – Все это очень внезапно, но ты…
Наконец-то я поднимаю на него глаза и смаргиваю слезы. На мгновение, несмотря на все то, что сейчас здесь происходит, я вижу в нем опору из прошлого и близкого человека…
Его, конечно же, нет. Но мне это просто нужно…чтобы не утонуть.
– У меня мама умерла, – шепчу еле слышно, оборвав его на полуслове.
Толя замирает.
Где-то вдали гудит клаксон. Наверно, наш сосед снова так требует свою молодую жену на улицу, чтобы она переставила машину. Никак девчонка не может парковаться на одно место, а не посередине.
В доме по-прежнему одни предатели.
Но какая разница? Все это отходит на второй план, потому что у меня умерла мама.
5. Чай с малиновым вареньем Галя
Иногда что-то стирается из твоей памяти так, что ты, даже приложив максимум усилий, ни за что не вспомнишь, что происходило. Это называется травма. Раньше я думала, что такие страсти только в фильмах бывают, или что-то вроде «хорошей мины при плохой игре», то есть если нас застукали, ври до конца. Прикидывайся. Придумывай амнезию. Такую удобную амнезию…
Нет, так правда бывает. Я совсем не помню, как оказалась в Петербурге, как добралась до маминого дома, поднималась по лестнице, открывала дверь. Восемьсот километров стерлись по щелчку пальцев, как будто бы я научилась внезапно перемещаться сквозь время и пространство. Хоп! И ты уже на маминой кухне, стоишь перед чайником и смотришь, как из него поднимается тонкая струйка горячего пара.
– Галь, вскипел давно.
Пару раз моргаю, киваю и берусь за черную ручку. У мамы очень красивый чайник: черный, матовый, с тонким, загнутым носиком. Стильный. Мама очень любила стильные, красивые вещи, и что скрывать? Вкус у нее был отменный. Я помню, как она выбирала этот чайник на иностранном сайте, так как таких у нас не продают. Это его моя тетя привезла из Испании…
Кстати, о ней…
– Галчонок, ну, поговори со мной.
Тетя Лена подходит ко мне со спины и обнимает. От нее пахнет, как от мамы. Они всегда пользовались одним маслом для рук – мятным. И для кого-то это может быть холодным запахом, но для меня он звучит, как самое жаркое солнце.
А сейчас больно…
Фокус снова расползается, уголки губ идут вниз, а подбородок дрожит. Мамы больше нет, и пусть я цепляюсь за тетю Лену, но это все равно не то. Не она. Лишь призрак…
Я слышала его всю ночь. Мне казалось, что тихой мелодией постукивают ее каблучки, и мама вот-вот откроет дверь моей детской комнаты и улыбнется:
– Я сбежала с последнего акта этой дурацкой пьесы, Галчонок! Пойдем выпьем чая с плюшками, а потом спать, м?
Мне всегда казалось, что мама так извиняется за то, что время от времени оставляла меня с няней, а сама выходила в свет. На самом деле, ей не за что было извиняться. Я любила смотреть, как она собирается на какую-нибудь выставку или в театр, но главное – я любила смотреть, как мама загорается. Как она расцветает…
Нет, ей не за что было извиняться. У меня хорошая мама, которая вытянула меня одна. Отец – фигура эфемерная примерно с двенадцати лет, когда выяснилось, что он крутит роман со своей, как сейчас модно говорить, помощницей. Тогда все было не так стильно, конечно. Любовница-секретутка – это, скажу я вам, не претендует на оригинальность, а еще попахивает нафталином. Так себе история, короче говоря.
Я с
