Я так хочу (СИ) - Фокс Оксана

Лина распахнула дверь и остановилась на пороге. Глаза вгляделись в полумрак. Серая завеса съежилась и растворилась в весеннем солнечном свете; он зажег сиянием шторы, пробежал пятнами по раскинутым на столе документам, пустым чашкам из-под чая; высокий мужчина в кресле закинул ногу на ногу и неторопливо раскурил сигару. Тонко-кофейный аромат заклубился к потолку так видимо, словно Лина вернулась в далёкий мартовский день, когда решила перекроить себя и сшить наново.

Получилось?..

Она прошла на середину гостиной. Стук каблуков звонко вернула молочная плитка. Часы над каминной полкой, как и раньше, громко и радостно дробили на минуты жизнь. Вокруг застыли прямоугольники зачехленной мебели. В тот день, они взывали вопросами. Теперь, стали пробелами. Но природа не терпит пустоты, сказал Аристотель. Пробелы, заполнила смерть. Все что делала, оказалось наполовину, понарошку. Только играла. Считала, что усвоила правила игры: собрала в себе все живое и неудобное, снесла на личную Свалку, и там любовь росла незаметно, как нежеланный ребенок: в темноте, голодной, робкой, недоверчивой и слабой.

Она не выжила на Свалке.

Лина остановилась у окна. Птицы раскричались, деля магнолию у крыльца. Всегда так громко. Казалось, Лина никуда не уезжала – всегда стояла здесь и ждала. Дом знал. И тоже ждал. Тряхнув головой, она отогнала упаднические мысли, взялась за пыльные углы ткани и сорвала покрывало с дубового стола. Ладони осторожно провели по шершавому рисунку. Лина пыталась ощутить силу, что уравновешивала ее мир. И ничего. Безмолвие. Силы больше не было. Яна не было. Небо рухнуло. Осколки.

Что чинить?..

Ветер поднял с тротуара обрывки бумаги, налетел, вцепился в шелковую косынку. Лина придержала волосы и скользнула взглядом по горстке припаркованных автомобилей. Редкие прохожие проходили мимо, не оглядываясь. Поправив темные очки, Лина осмотрела крыши ближних домов, ряд стриженого бамбука и кусты стрелиций, но не заметила бликов припрятанных объективов.

Возле здания окружного суда остановилась патрульная машина, вышли полицейские, поднялись по ступенькам и исчезли в дверях. Лина посмотрела на часы: слушание закончилось двадцать минут назад. Покусывая губу, она вспоминала заученную речь, но слова разваливались. Мыслительные процессы свелись к фиксации и складированию образов, откладывался анализ на потом.

Крутанулась вертушка двери. Высокий мужчина остановился, закинул черную кожаную куртку на плечо. Ветер разметал темные волосы, открывая ссадины на лбу и белый пластырь пересекающий бровь. Хмурое лицо с синяком под опухшим веком, повернулось к Лине: здоровый колючий глаз царапнул от макушки до туфель и сместился на фигуру в сером костюме, которая появилась на крыльце.

– Миссис Олсен! Простите, что пришлось ждать! – Джонсон отнял от уха телефон и широко улыбнулся как лощенная голливудская звезда на фоне небритого, неряшливого спутника. Оставив в покое косынку, которая тут же слетела на шею, Лина пожала протянутую руку и посмотрела на Берри. Он держал ладонь в кармане джинсов. Узнал её? Нет? Она сдёрнула очки. И пожалела. Глазам стало неуютно и больно.

– Все прошло отлично. Нам удалось отделаться от штрафа и общественных работ. У второй стороны нет претензий. Сняты все обвинения. Везунчик! – засмеялся адвокат и хлопнул Берри по плечу: – В третий раз отлыниваешь от условного...

– Где твоя машина? – прервал его Крис, беря из Лининых рук очки и водружая на нос.

– Там... – она растерянно кивнула.

– Поехали.

Лина с Джонсоном переглянулись и засеменили по ступенькам, догнав Берри в конце лестницы.

– Заедем, пообедать. – Бросил Крис через плечо. – Заключенных травят тухлым карри. Что нарушают эти извращенцы? Биль о правах? Давай, Джонсон, состряпай иск. Будем судиться за права арестантов. Желтая тачка? Кидай ключ, я поведу. Ты с нами?

– Подожди, Крис! Еще нужно заехать в офис, решить...

– Позже. Садись в машину, – перегнулся Берри с водительского места и распахнул дверь. Взревел мотор. Кит пошарил по приборной панели, отыскал новостной канал и бросил автомобиль вперед. Проехав мимо, он посигналил Джонсону. В тени трехдневной щетины блеснули зубы:

– Любишь бурито?

Лина выпрямилась на пассажирском сидении. Значительно превышая скорость, Берри уверенно маневрировал в городском потоке. Пальцы с ободранными костяшками расслабленно лежали на руле. Не окрашенный парфюмом мужской запах прогнал ванильный аромат салона, сделал его тесным... интимным. Она смотрела вперед и не видела. Боковое стекло затуманилось облаком конденсата, выдавая напряженное дыхание. Взгляд помимо воли приковался к чёткому профилю, вытянутым рукам.

На светофоре Кит улыбнулся краем рта:

– Ты забыла пристегнуться.

Лина вспыхнула и потянулась за ремнем. Неудобно застыв на скользком сидении, уткнулась в окно на весь остаток пути.

За пределами Пасадины, Берри сбросил скорость. Петляя в узких переулках на окраине Сан-Марино, выехал на широкую пустую дорогу. В воздухе витала желтая пыль, покрывала приземистые дома, чахлые кусты. Ни одно дерево не притеняло безлюдную улицу, словно пустыню, затопленную раскаленным солнцем.

Берри остановился у закусочной с обшарпанным фасадом, выгоревшей крышей и вывеской. Отодвинув ботинком пустой деревянный ящик, потянул тяжелую дверь и придержал. Лина попала в прохладный полумрак с отчетливым хлебным запахом. Кит уверенно прошел в конец зала, кивнул мужчине в желтом сомбреро, который кряхтя собирал мусор у бара, и упал за дальний столик в желтой клеенчатой скатерти. С красной стены уставились черно-белые фотографии неизвестных мужчин. Лина вздрогнула, отдернув ногу: задев кончики туфель, кошачий хвост уплыл под лавку.

– Здесь можно спокойно есть. Никто не сует в зубы камеру. – Ответил Берри на невысказанный вопрос и перешел на испанский, делая заказ официанту в сомбреро. Лина попросила воды. Пальцы разрывали на части бумажную салфетку. В мексиканской забегаловке, очень похожей на заведение Коула, весь тщательно продуманный план казался нелепостью. Мужчина напротив переворачивал все с ног на голову. Потрепанный, словно кот, поцапавшийся с собратьями, он голодно набросился на еду. И при этом умудрялся оставаться принцем в высокой башне, вызывая к жизни все подростковые комплексы. Лина безуспешно пыталась взять себя в руки и хоть немного овладеть положением.

Уничтожив еду, Берри вытер рот салфеткой и закинул руки за голову. Расслабленный облик выражал сытое довольство. Царапины на лбу и шее выглядели по-мальчишески хулиганскими. Тёмные линзы очков вперились в лицо.

– Давай к тебе?

Лина опустила глаза на нелепый рисунок скатерти. Обжигало холодом и страхом. Она чувствовала себя скверно, будто улитка без панциря.

– Крис...

– М?

– Нам нужно поговорить.

– Нужно?

– Да. И в наших общих интересах достичь... согласия. Пожалуйста, выслушай меня, хорошо?

Не меняя положения, он медленно кивнул. Лина вздохнула, и кое-как собрав мысли, подняла глаза. Она не была уверена, что он помнит ее. Но это больше не имело значение. Отступить уже нельзя.

– Кристофер, у тебя сейчас трудное время. И я могу помочь.

Берри не ответил, ничем не выказывая заинтересованность. Темные стекла смотрели в тарелку с остатками еды. Плотно сжатые губы превратились в полоску, отражая брезгливость.

– Предлагаю сделку. – Лина заставила себя говорить – слова застревали в груди, трудно выталкивались, как булыжники. – Я беру на себя твои долговые обязательства, финансирую гастроли, фильм, запись альбома, ты сможешь работать с любым независимым лейблом, заниматься только творчеством и не думать о деньгах.

Она подняла глаза, надеясь, что он поощрит ее продолжить. Но Берри молчал. Крепко зажмурившись, Лина бросилась с высоты вниз головой:

– Но, ты должен на мне жениться! Мне нужен муж и... ребенок...

Она прижала ладонь ко рту. Гром не грянул. Яростные молнии не поразили на месте и не сожгли заживо. В зале стояла тишина. Над пыльным абажуром беззвучно пролетела муха. Два пожилых посетителя и официант в другом конце зала, казалось, застыли в Зазеркалье, не издавая звуков. Густая тишина дышала труднее и труднее, постепенно задыхаясь.