Сдайся (СИ) - Чепурнова Тата

– Тогда почему не через парадный вход?

Делаю неуверенный шаг, переступая через порог, оказываясь в ещё более тёмном помещении, чем переулок, освещенный одиноким фонарем лишь наполовину.

– А так веселей. Разве нет?

Его реплика ничего не проясняет, кроме того факта, что бесстрашием в нашей компании может похвастаться Лёша, но никак не я. Во мне с завидным перевесом преобладает безумие, полностью подчинившее моё сознание.

– Напомни мне, пожалуйста. Зачем я так рискую?

Непонимающе пожимая плечами, бормочу себе под нос, будто бы надеясь, что ответ принесёт мне успокоение. Куда там. Нет, и не будет покоя, пока нежные касания рук, так и норовят прострелить искрами по всему телу. Неким коротким замыканием нарушить привычную мыслительную деятельность. Мне кажется, сейчас я готова услышать и принять во внимание любой бред.

– Гамбургер, картошка-фри и шампанское.

– Ну хоть наемся, прежде чем примерю браслеты.

Половицы жалобно скрипят под нашими синхронными шагами, а я послушно двигаюсь вперёд, расторопно перебирая ножками, чтобы следующий за мной Лёша, не наступал на пятки. Зная планировку помещения, он шагает размашисто, слегка подталкивая меня, но не перегибая. И когда я, спотыкаясь, в поисках опоры, крепче цепляюсь за Лешину ладонь, что предусмотрительно придерживает моё тело. Он притормаживает, ждёт пока я переведу дух.

– Ты слишком утрируешь, – хрипло шепчет он, утыкаясь в затылок, параллельно оставляя на нем лёгкий поцелуй. – Я не тренируюсь в элитных залах, поэтому и вход сюда далеко не парадный. Но здесь есть всё для комфортной тренировки, минимум мишуры и пафоса, максимум снарядов.

Зал встречает нас тоскливой пустотой, но наконец-таки включённый свет озаряет небольшую площадь тренировочной зоны с изношенными боксерскими мешками, подвешенными к потолку, с плакатами на стенах, с рингом видавшем виды.

Тут нет блеска, нет той самой вычурной мишуры. Тут искрит сила, звенит воля к победе, перебивающая треск нагревающихся ламп дневного света, висящих под самым потолком. Мне нравится абсолютно всё, а окончательно осмелев я прохожу вглубь, касаюсь канатов, иду вдоль периметра ринга, наслаждаясь атмосферой, мечтательно представляя как проходят тренировки и спарринги.

– Переодевайся, живо!

Лёша кивает в сторону единственной распахнутой настежь двери, лукаво улыбнувшись краешком губ.

– В смысле?

– Без смысла, – в ответ гремит строгий учительский тон, что я замираю на месте. – Будем учить тебя приёмам самообороны.

Пока я судорожно вникаю в короткий приказ, Лёша начинает раздеваться, прямо при мне, без намёка на стыдливость, без тени неуверенности, лишь на кураже спеша, продемонстрировать свое тело.

Вознаграждение

Марта

Сказать, что меня не бросает в жар, значит нагло соврать. Кровь, стремительно хлынув к щекам, вероятнее всего, превращает моё лицо в яркую иллюстрацию пойманного за непотребством человека. Стыдоба в чистом виде, а главное, я смотрю во все глаза на незапланированный стриптиз, как завороженная. Уговоры поплывшего мозга, подстегнуть организм отвернуться, спрятать бесстыжий взгляд, не приносят успехов. С непоколебимым упорством я слежу за медленными движениями Лёши, которые своей простотой и непринужденностью, производят больше соблазнительного эффекта, чем если бы он что-то пошлое исполнял.

Джемпер одиноко ложится на лавочку, в тот момент как моя совесть с размаху летит мне под ноги. Так открыто выставлять себя озабоченной, смотреть пристально, дольше положенного, но не насытиться увиденным, может лишь в край одуревший человек.

Но мой не совсем здоровый интерес подогревается Лешиным азартом, с которым он демонстративно обнажается, так же как и я, не отводя глаз, не прячась, делая это с таким наслаждением, будто давно ждал момента для подобного шоу.

В промежутках этих таинственных переглядок, между нами растёт градус, воздух так и искрит, а ведь мы стоим на пионерском расстояние. Что же будет, если Лёша приблизится ко мне? Нарушит и личное пространство, и способность хоть как-то сопротивляться соблазну.

Предательское возбуждение не отпускает, краска не спешит схлынуть, а во рту сохнет с такой силой, что я ощущаю жгучую боль на растрескавшейся слизистой, сделавшей язык шершавым.

Заторможенно моргаю, словно боясь пропустить зрелище, а Лёшка нарочно медлит, снимает рубашку, напрягает рельефный пресс. Провокационно на меня поглядывая, он тянет за край ремня, высунутого только что из пряжки. И этот металлический щелчок, как выстрел в упор прямо в голову, заставляет прийти в себя. Цепкий ступор рассыпается в труху, уступая место стыдливости, что каким-то чудесным образом молчала в тряпочку, до тех самых пор пока Лёша, в наполовину расстегнутых штанах не шагнул в мою сторону.

– Я сейчас, – максимально ровно, произношу на выдохе, сбегая от соблазна.

В раздевалке, кроме длинной лавки и десятка, запертых шкафчиков, больше ничего нет, минимализм, отображающий собранность тех, кто тут тренируется. Тут нет зеркала, даже самого маленького, а пялиться в пудреницу - все равно, что пытаться разглядеть себя в отражении металлической створки шкафа. Хотя к чему прихорашиваться, моего кричащего вида в облегающем боди, потертые маты не оценят.

Заставлять себя долго ждать – моветон, и собрав непослушные волосы в высокий хвост, выхожу в зал, замирая на пороге.

Лёша отрабатывает какие-то комбинации, беспрерывно двигаясь, атакуя, уходя в защиту и всё по новой. В его движениях нет ничего лишнего, только грация ударов и искусство техники. Шумные выдохи перемежаются со скрипом подошвы о глянцевое покрытие пола каждый раз, как Лёша после серии гулких ударов по груше, технично скользит ногами. Шаг – резкий удар, ещё один и снова кулак летит в спортивный снаряд, впечатываясь, и оглушая не только Лёшу. Он работает без устали, на пределе каких-то нечеловеческих возможностей, безумно эффектный в своей манере демонстрировать красоту рельефного тела.

– Я готова, – перекрикиваю шум, эхом прокатывающийся в пустом зале, но не уверена, что мой жалобный крик услышан.

На долю секунды, ничуть не запыхавшийся Лёша замирает, смотрит испытывающе, что мне становится неловко.

– Иди ко мне, – сняв перчатку, небрежным жестом подзывает к себе.

Я на уровне рефлексов подчиняюсь, волочусь в центр, слыша, как сердце гулко колотится в грудной клетке. А в следующее мгновение испытываю порыв, послать горе инструктора далеко и надолго. В меня летит перчатка, я чудом уворачиваюсь от запущенного в меня предмета, прикрывая голову руками.

– А ты небезнадежная. Реакция есть, а это половина успеха.

– Сдурел?!

Звучит, как констатация факта, но Лёша ничуть не обидевшись, тут же преподаёт мне новый урок, к которому я совсем неготова. Он сбивает меня с ног. С грацией неуклюжего тюленя я валюсь на упругую поверхность мата, благо мы находимся в той части помещения, где всё устлано ими. Поэтому боль в лопатках от падения смягчена, а вот разрывающее чувство отвращения, вдруг обуявшее меня печёт за грудиной и жжёт в горле от немых криков.

– Нападающий, чаще всего чувствует свою жертву, знает, что она не сможет ему противостоять. А ты жертва? – Лёшка стоит широко расставив ноги, таким образом, что я нахожусь между ними, позорно уложенная на лопатки. – Отключи эмоции, забудь о боли, думай. Думай, – в приказном тоне отзывается он, наклоняясь ко мне. – Что ты можешь сделать?

Почти на инстинкте самосохранения, сгибаю ногу в колене и пытаюсь ударить в пах, но его молниеносной реакции, выработанной или врождённой, хватает, чтобы перехватить мою лодыжку.

– Умница, – говорит негромко, смакуя комплимент, словно по-настоящему гордится мной. – Запомни. Три болевые точки: область паха, горло, глаза. Я покажу тебе приёмы, объединю их в связки и мы сможем тренироваться.

– Я не собираюсь платить за то, что меня будут калечить.

Тянусь к пальцам, которые плотным кольцом лежат вокруг щиколотки, продолжая удерживать мою ногу. Покалывающей судорогой неудобство расползается снизу вверх до самого колена.