Эль Море - Нити Жизни
Я здесь, но в одиночестве, наблюдаю за догорающей свечой, и этот тлеющий запал испепеляет сильней, чем целый пожар. Я очень долго смотрю в темный экран, а потом, придя к определенной подлости, даю себе клятву больше никогда не появляться в группе. И отправляю телефон в сон.
И тут же прижимаю его к груди, задавая себе вопрос: «правильно ли я поступила?!».
Мама проплывает мимо и у нее в руках обвернутая в фольгу форма.
— Это для семьи мальчиков, — говорит она, — идём?!
«И-д-ё-м» — отчеканивается в мозгу с адской задержкой. Я делаю шаги, как будто, преодолеваю гору. Это самая трудная задача, которую я когда-либо ставила себе. Каждый шаг, словно кровоточащая рана.
Мы вышли в прихожую, дошли до порога и все вместе вышли.
Объятия, улыбки, кивки, прощальные слова.
Я все жду, когда они сядут в свою тачку и скроются отсюда за тысячу миль, но этого не происходит. Сколько бы раз я не закрывала и открывала глаза — они еще здесь.
Через какое-то время, родители удаляются в дом, наверно для того, чтоб дать Майклу поцеловать мою сестру.
И только теперь, когда все катится к окончанию, предательское вероломство берет вверх над всем остальным. Бунтующие мысли набатом звучат в голове. Сглатываю. И думаю о нем. Привязываться и привязывать людей, ко многому обязывает. Однако, я не хочу сомневаться в тех, кого выбирает моё сердце. Отступать от того, что дарует время. Он должен знать, что его общение со мной было важным для меня и что теперь мы больше не опознанные маяки в информационной паутине.
Не медля больше ни мига, я выхватываю телефон, возвращая батарею к жизни. Экран светится, он готов к работе, и я посылаю сообщение.
«Хочешь меня увидеть?».
Я не свожу с него взгляда, он опускает голову и через миг:
«А как же правило?!».
Я утыкаюсь в дисплей, печатая:
«Отменяется!».
И вновь поднимаю глаза, дабы узреть его реакцию. Он улыбается.
Блекберри бикает, новая реплика:
«Где и когда?».
На секунду пальцы немеют. Одна попытка. Замешательство. Я должна ответить.
«Прямо сейчас. Но не ожидай многого».
Я окончательно спятила! Ну и наплевать!
«Что?».
Я смотрю в его спину и отправляю:
«ОБЕРНИСЬ».
Я посмотрела на Нейла, а он на меня.
Наш мир перевернулся, чтобы не быть прежним.
Мы теперь оба знали, где найти друг друга, и только время могло решить, будет ли кто-то из нас искать.
17 Точка падения
Весна пробивается через небо, похожее на шапку взбитых сливок. Оно уже не белое, а в светлых тонах: розовых, голубых. Эта перемена погоды, которую я встречаю, напоминает мне мою жизнь, и в ней — крохотные проблески утраченной надежды.
Здорово наблюдать за людьми, переходящими пешеходные переходы. Каждый встречный разный: вот красивая девушка, возможно торопящаяся на свидание, вот две женщины, видимо, идущие на работу в офис, вот деловой мужчина, а вот молодой паренек, бегущий куда-то.
Всё суетится, всё движется, всё кипит, гремит, дышит азартом и энергией. Всё настолько динамично, что дух захватывает и хочется повторять это снова и снова. Движение города совпадает с ритмом музыки в наушниках. Приятно, пусть даже, только наблюдать и представлять, что двигаешься вместе с ними. Но зато, принимаешь, вроде бы, незначительное участие в своем участке окружающей деятельности. И ты уже не просто клякса в жизни, а большущее такое пятно, которое просто не выведешь.
— При-в-е-т! — гаркнул голос с боку от меня.
Вынимаю наушник, с трудом хлопаю ресницами, чтобы прояснить зрение. Я ослепла — солнце бьёт в глаза.
— Чего приперся? — небрежно бросаю, наконец, разглядев.
Нейл зевнул, да так, что я подумала, меня сейчас затянет в это отверстие, как в пылесосную воронку.
— Может потому, что кто-то прислал мне это, — он ткнул дисплей мне под нос, как улику. На нём — панорама больничной крыши.
— Так это же было пятнадцать минут назад!
— Ну, извини, телепорт еще не изобрели.
— Как и запасные сердца в комплект к порокам.
Он посмотрел на меня, зная всё, совершенно всё обо мне, но, что касалось его, как-то осталось наглухо запертым под замок. На расстоянии мы были свободней в своих мыслях и словах, нежели рядом, где держались, каждый в пределах своего поля. Видимо, говорить откровенности намного сложнее, если говорить их надо в глаза.
Он прочистил горло:
— О чем ты размышляла?
Я пожала плечами. И утопила взгляд в сторону.
— Может, расскажешь, — мягко попросил он.
— О том, что среди живых намного приятнее, чем среди мертвых.
Интересно, знал ли он, что я ни о чем другом не могу думать, как об этом?!
Вдалеке ходят люди, все они разные, со своей историей, а я снова стою здесь и история моя коротка, как сама жизнь.
— М-м-м… в некотором роде, да, — выговорил он, пожалуй, недостаточно быстро. И уселся рядом ко мне на гравий. Помолчал-посидел и, шмыгнув носом, сказал: — Холодно.
— А мне хорошо! — я откинулась на спину, — сопливые могут быть свободны. На улице апрель!
— У меня бронхи, — напомнил он, так, как будто уже гордился этим. Да, вдобавок еще и раскашлялся. — Вот, видишь, это всё из-за погоды и мне говорят, что я так развлекаться буду на протяжении двух лет при каждом смене климата. Вот засада-то!
— Ага. Заливай. Симулянт! Торчишь тут…
— Это что? — оборвал он меня, заметив альбом.
— Да так… ничего, — я поспешила его убрать подальше. Но он оказался ловчее.
— Отдай! — вытаращилась я на него.
— Не-а, — твердо сказал он и вместе с собой поднял блокнот рукой вверх.
— Думаешь, это весело?! Ты похож на корабельную мачту.
Проигнорировав, стал перелистывать папку с листами.
— Отдай! — я повторила попытку, ворчливо возражая и подпрыгнув, почти уцепилась. — Нейл!
— Не тяни, порвешь, — пригрозил он пальцем.
Я набычилась и встала в позу — руки в боки:
— И что дальше?
Стало тихо. Он с задумчивым видом рассматривал мои работы.
— Ты хорошо рисуешь.
— Если речь идет о мрачных перспективах, то отлично.
Опять тишина. Такое молчание было хорошо знакомо.
— Ты в последнее время… — наконец заговорил он и вздрогнул. Что же такого было в моих глазах? Острая боль и полная пустота? Вероятно, и то и другое. Чувство, которое в этот момент испытываю я, мучительно.
Последние несколько месяцев сердечные боли не прекращаются. Сейчас говорю с ним, а сама ощущаю, как колет. Я вроде, как уже привыкла. Но каждый вздох показывает мне, что эта тяжесть, от которой мне не избавиться. Что-то внутри меня отсчитывает моё время. И оно ускользает. Врачи говорят, что меня сейчас может убить даже то, что я вовремя не выпью назначенную таблетку. Я же не желаю верить этому и держусь за последний осколок чуда. Потому что…
