Кэтрин Куксон - Молчание леди
И получил следующий ответ:
— Все зависит от тебя, Алекс. Ты когда-нибудь присматривался к ней? Ты когда-нибудь спрашивал себя, нравится ли она тебе?
— О да, она мне нравится. Да, нравится. Я восхищаюсь ею. Но, Бог свидетель, мои мысли не заходили дальше этого.
— Хорошо, и все же, — настаивала Гленда, — ты когда-нибудь присматривался к ней?
Он задумался. Да, он смотрел на нее. У нее овальное лицо с очень маленьким носом. Вздернутым носом. Он никак не мог вспомнить, какие у нее губы. Ее глаза… он не мог вспомнить, какие у нее глаза.
До него донесся голос Гленды:
— Постарайся присмотреться к ней в следующие несколько дней.
Когда он хотел ответить, раздался телефонный звонок, и Гленда взяла трубку.
— Да? Это… — Ей не удалось больше ничего сказать, потому что чей-то голос спросил: — Мистер Ричард Бейндор у вас?
— Кто говорит?
— Доктор Белл.
— Да, Ричард здесь.
— Не могли бы вы передать ему, что его отец при смерти и что, по моему мнению, ему лучше приехать сюда.
— Ничего подобного я не сделаю.
— Что вы сказали?
— Я сказала, что не сделаю ничего подобного. Он виделся с отцом сегодня утром.
— Да. А после этой встречи у того случились сердечный приступ и удар.
— Боже мой! — воскликнула она и добавила: — Мой брат, стряпчий мистера Бейндора, сейчас здесь. Не хотите ли поговорить с ним?
Она передала трубку Александру.
— Да, Армстронг слушает.
— Здравствуйте! Мы знакомы.
— Да-да, точно, и я понял из того малого, что услышал, что ваш пациент при смерти.
— Да, это так.
— Он вам нравится? Он вам когда-нибудь нравился?
— Вы задаете мне очень странный вопрос.
— Но я вам его задаю. Вам он нравится?
— Нет. И никогда не нравился.
— Хорошо. То же самое я могу сказать о себе.
— Тем не менее, независимо от того, любим мы или не любим человека, нехорошо оставлять его умирать в одиночестве.
— Он заслужил это. Вы говорите, что он умирает. Но в таком же состоянии находится и его жена.
— Что вы хотите этим сказать? Она умерла много лет назад.
— Она не умерла много лет назад. Возможно, для вас это и новость, доктор, что она лежит здесь, но она тоже при смерти, а ее сын находится с ней. Когда ваш пациент пытался убить ее, ему не удалось покончить с ее телом, но он покончил с ее рассудком. Она потеряла память и некоторое время бродяжничала. И продолжала бы бродяжничать, если бы не одна добрая женщина, которая заботилась о ней в течение последних двадцати семи лет или около этого. Для вас это новость, и я попросил бы вас сохранить ее в тайне до нашей с вами встречи, которая состоится после того, как вы позвоните мне с известием о том, что ваш пациент скончался.
Голос доктора Белла звучал подавленно, когда он спросил:
— Вы передадите это его сыну?
— Нет. Только после вашего следующего звонка.
— Хорошо. До свидания.
Александр повернулся к Гленде и сказал:
— Итак, он отходит. Слава Богу, я не поехал к нему сегодня, иначе Ричард остался бы без гроша.
— Это вряд ли обеспокоило бы его.
— Возможно. Но он этого не заслужил и теперь сможет использовать нечестно добытые отцом деньги с пользой для всех. Я позабочусь об этом.
Было три часа ночи, а голос звонившего оказался голосом Трипа. На звонок ответила ночная дежурная, и Трип попросил:
— Пожалуйста, могу я поговорить с мисс Армстронг?
— Она спит. Но я могла бы передать ей ваше сообщение, как только она проснется. Это очень срочно?
— Ну, не так уж срочно. Просто скажите ей, что мистер Бейндор скончался этой ночью, в два тридцать…
К девяти часам Ричард уже позвонил и Александру, и Джеймсу и задал им один и тот же вопрос: сообщать ли ей? И от обоих получил один и тот же ответ. На его усмотрение. Если он считает, что от этого ей станет легче, то да. А что думает Гленда? Гленда думала, что ей нужно сообщить, и добавила, что Айрин провела спокойную ночь и этим утром выглядит отдохнувшей.
Теперь, сидя в кабинете Гленды, Ричард говорил ей:
— Я не знаю, как ей это преподнести, потому что, хоть я и ни о чем не сожалею, я понимаю, что именно наша вчерашняя встреча стала причиной удара.
— Да его все равно бы хватил удар, и очень скоро. Он шел к этому. Я первым делом поговорила с доктором Беллом, и он сказал мне, что в последнее время у него часто случались сердечные приступы, и что он не удивился бы, если бы его пациент упал замертво во время одного из них. Но он всегда держался, а потом его хватил удар. Насколько я его знаю, он бы продержался до прихода Алекса и успел бы изменить завещание. Я только могу сказать спасибо этому удару. Так что не будем убиваться по поводу его кончины.
— Да что уж говорить об этом. И знаете что, ведь больше всего его расстроило не то, что я сказал ему, поверьте мне, Гленда, а разбитая мною ваза. Хотелось бы мне, чтобы там было побольше вещей, которые я мог бы разбить вдребезги.
В дверь постучали, и чей-то голос спросил:
— Можно войти?
Дверь открылась, и вошла Джеки. Ричард поднялся и сказал:
— Ты пришла рано. Я думал, что ты на работе.
— Я взяла выходной… нет, целую неделю выходных. Как ты себя чувствуешь?
— Нормально. Впрочем, кое-что меня беспокоит. Мы как раз обсуждали, разумно ли сообщать о его смерти маме.
Усевшись рядом с Глендой, Джеки посмотрела на нее и спросила:
— А вы как думаете?
— Я думаю, что он должен сказать ей.
— И я так думаю.
— Пойдем со мной, — попросил Джеки Ричард.
Она замешкалась, потом снова посмотрела на Гленду и сказала:
— Хорошо, если вы, Гленда, считаете это правильным.
— Конечно. Но я советую вам сделать это как можно быстрее.
Айрин лежала с закрытыми глазами, но не спала. Она думала. Думала, какой странный сон приснился ей этой ночью, она его до сих пор помнила. Это был необычный сон. Ей часто снились сны, но когда она просыпалась, то никогда не помнила подробностей. У нее и так путались мысли, а когда она пыталась что-то вспомнить, ей становилось еще хуже.
Она видела себя в молодости, идущей через какую-то прихожую. Она поднялась по лестнице и вошла в комнату, где на кровати лежал мужчина. Подойдя к кровати, она взглянула на него и увидела, что он испуган. Потом она поняла, почему — на его руках были наручники, закрепленные с обеих сторон кровати. Однако, как ни странно, его состояние не вызвало у нее ни жалости, ни сочувствия. Его лоб был покрыт испариной, но она даже не попыталась обтереть его.
Она не испытывала никаких чувств по отношению к человеку, лежавшему на кровати. Она отвернулась от него и вдруг очутилась в саду. И ее охватило такое ощущение свободы, что ей захотелось прыгать и танцевать. Но она не должна, ведь так ведут себя только дети. И вот она перепрыгивает через узенькие ручейки, бежит по лесу, а потом вдруг останавливается и снова оказывается в комнате. Но на кровати никого нет, мужчина исчез. Она повернулась и побежала вниз по лестнице и снова оказалась в саду. Она взглянула на небо и запела — она слышала свое пение, — а потом кто-то заговорил с ней, спросив:
