Луиза Бэгшоу - Высокие маки
Он притворился, что не замечает слез в глазах девушки.
Почувствовав, что взяла себя в руки, Элизабет нажала кнопку вызова доктора.
— Я хотела бы увидеть герра Ганса Вольфа, — сказала она.
Имя, казалось, ошарашило Джоплинга. Лицо его слегка поморщилось.
— Герру Вольфу отказано видеть вас.
— Отказано? Вы разве не знаете, что он мой тренер?
— Конечно, леди Элизабет. Именно потому, что он ваш тренер. Его появление растревожит вас.
— Ганс не имеет к этому никакого отношения. Мы каждый раз рискуем, пристегивая лыжи. — Девушка приподнялась на локтях и раздраженно посмотрела Джоплингу в глаза. — А кто ему запретил? Вы?
— Вовсе нет, миледи, — поспешно ответил доктор. — Лорд Кэрхейвен. Он контролирует здесь все.
Еще бы, конечно, контролирует, подумала Элизабет.
— О'кей, доктор Джоплинг. Позвоните, пожалуйста, Гансу и попросите его навестить меня.
Джоплинг кивнул.
— Я думаю, герр Вольф еще в городе. Несмотря на запрет вашего отца, он отказался уехать. Он звонил каждый день, узнавал о вашем состоянии.
Элизабет расплакалась, не в силах сдержаться. Потом смахнула слезы.
— А кто-нибудь еще звонил?
Доктор развел руками.
— Да сотни звонили. Официальные лица, британские тренеры, члены вашей команды. Многие другие участники соревнований. Ну и пресса… Моя комната завалена цветами для вас. Все ждут, когда вы оправитесь.
«Разве я оправлюсь?»
— А… мистер Джек Тэйлор просил разрешения навестить меня?
— Он звонил, спрашивал о вашем состоянии и послал цветы, но разрешения на посещение — нет, не просил.
— Понятно, — мрачно сказала Элизабет.
— Так вы хотите, чтобы я принес цветы?
Она покачала головой.
— Не надо, у меня нет настроения. Отдайте их в другие палаты.
— Конечно, леди Элизабет. И я позвоню герру Вольфу.
— Спасибо. Доктор, а кто получил медали?
Джоплинг посмотрел на нее с сожалением.
— Луиза Левьер взяла золото, Кристи Лэнш — серебро и Хейди Лоуфен — бронзу.
— А Джек Тэйлор получил золото?
— Конечно, — рассеянно ответил Джоплинг, осматривая ее ногу. — В этом не могло быть никаких сомнений.
Ровно в три часа дня открылась дверь, и Элизабет села в постели, надеясь увидеть Ганса, но это был отец.
Тони поблагодарил медсестру и подождал, когда она выйдет и закроет за собой дверь. Потом подошел к Элизабет с большим букетом в руке, положил его на столик возле кровати. Белые розы, похоронные цветы.
Элизабет откинулась на подушки. Она знала, что разочарование написано у нее на лице, но не было сил беспокоиться об этом.
— Дорогая, ты выглядишь прекрасно. Как ты себя чувствуешь?
— Я потеряла ногу. Я никогда не смогу кататься на лыжах, — сказала Элизабет без всякого выражения. — Я потеряла олимпийскую корону, которая была уже явно моей.
— Не известно, была бы она твоей или нет. Тебе еще предстояло кататься.
— Я говорю тебе, она должна была стать моей, — повторила Элизабет.
— Ну ладно. — Граф сел на край кровати. — Теперь это не важно. Я пришел поговорить о твоем будущем.
Ясно, ты уже не можешь кататься на лыжах, и я думаю, мистер Тэйлор не просматривается на картине твоего будущего.
— От кого ты узнал? От своей любовницы?
— У меня нет любовницы, Элизабет, если ты имеешь в виду Нину Рот. Она уволена. За несоблюдение субординации.
— Ну ты прямо разбиваешь мое сердце, — сказала Элизабет. — Тем не менее ты хорошо информирован.
Джека никогда не было на картине моего будущего, так что я вернусь в «Дракон».
— Да. — Тони подался вперед и тихо сказал:
— Я подумал об этом. У меня есть потрясающее предложение для тебя.
Он полез в карман пиджака и протянул Элизабет лист бумаги. Она быстро пробежала его глазами, потом удивленно посмотрела на него.
— Ты, должно быть, шутишь? Прием гостей, организация мероприятий, литература по продвижению продукции. А почему бы тебе сразу не предложить мне печатать на машинке?
— А ты разве умеешь печатать? — вежливо поинтересовался Тони.
— Я не шучу, отец! — закричала Элизабет. Рука под одеялом сжалась в кулак. — У меня нога, между прочим, из пластика! Я знаю, ты очень на меня рассердился из-за «Золота Дракона», поскольку я без твоего разрешения…
— Рассердился? Да, я был сердит. Ты одного никак не можешь понять: «Дракон» — моя компания. Никто ничего не может в ней делать без моего одобрения. Никто не может выставить меня дураком, Элизабет. В первую очередь ты.
— Но я не стану делать эту портняжную работу!
— Тогда я выделю тебе небольшое денежное пособие, если ты будешь себя хорошо вести и держаться от меня подальше. Не рассчитывай ни на какой третий вариант, его никогда и не существовало. — Улыбка Тони была полна злорадства. — Ты знаешь, я как раз подумал о тебе вчера. Мы разговаривали с Дином Брэдманом в сиднейском офисе, и он рассказал мне одну замечательную австралийскую пословицу: «Высокие маки надо срезать». А ты как раз была высоким маком, Элизабет. Ты и Нина. Обе.
Элизабет посмотрела ему прямо в глаза. Невозможно было поверить: она лежит здесь с оторванной ногой, а он говорит ей такое.
— Я…
Тони поднял руку.
— Не порти ничего, Элизабет. У тебя больше нет силы, способной смутить меня. Ты уже не национальная героиня. Между прочим, пресса винит тебя в безответственном катании, тебя явно не любят в команде… Это, конечно, неофициальная точка зрения. Слухи. Кое-что публиковалось. Конечно, прессе нельзя доверять. Но запомни: никто не будет пылать страстью напечатать обо мне какие-нибудь разоблачающие материалы, учитывая источник, из которого они исходят.
— Но ты обязан, — горячо сказала Элизабет. — Я твоя дочь. Разве ты не обязан хотя бы в память о моей матери?
Граф выпрямился, словно его укололи в спину. Он снова посмотрел на нее, более внимательно, на лице отразилась борьба мыслей.
— Ты очень похожа на нее, — сказал, помедлив, Тони. — Что ж, таковы мои предложения, Элизабет. Соглашайся или отвергай. Честно говоря, мне все равно, что ты выберешь. — Он похлопал ладонью по бумаге. — Фактически, Элизабет, это я делаю только в память о твоей матери.
Элизабет нечего было сказать. Она просто смотрела ему вслед, когда он выходил из комнаты.
«Он ненавидит меня, — подумала она. — Боже мой, как он на самом деле ненавидит меня!»
Глава 36
Ганс пришел навестить ее. Было заметно, как сильно он расстроен. Свет, казалось, ушел из ясных голубых глаз.
Элизабет поклялась себе ни за что не плакать, но печаль Ганса Вольфа по контрасту с намеренной жестокостью Тони открыла шлюзы.
