Анна Стриковская - Неправильная женщина
Потом мы, совершенно обессиленные, лежали рядышком. Анри ласково перебирал мои волосы и тихо что-то говорил, но я понимала его с пятого на десятое. Мне просто было так хорошо, как давно уже не было. Меня уносили куда-то волны блаженства, и слова тут не могли иметь никакого значения. Потом волны потихоньку отступили, я получила обратно способность соображать, и услышала:
— … как только тебя увидел. Ну, не в первый момент, а когда ты просто так взяла и прошла мимо меня на пруд. Я посмотрел тебе вслед и понял, что хочу тебя. Поэтому и не смог ждать тебя дома, помчался за тобой.
— Помнится, ты мне это по-другому рассказывал.
— По-другому… Да мало ли, что я там рассказывал. Пристойные объяснения постфактум всегда можно придумать. Все было именно так, как я сейчас говорю. А на дереве я чуть с ума не сошел. Если бы мы не рухнули в воду, не знаю, что было бы…
Я, если честно, тоже не знала. Вернее, знала слишком хорошо. Поэтому спросила:
— А что ты говорил насчет того, что загадал перед приемом?
— Ты не забыла? Я загадал: если ты наденешь, как обычно в таких случаях, черное платье, ничего не будет. Знаешь, я бы просто не решился к тебе войти. А если цветное, тогда будет все! Тут ты появляешься в этом великолепном платье, не помню, как называется этот цвет…
— «Пепел розы»
— Точно. Такое красивое литературное название. И ты в нем красивая, как героиня романа. Моего романа, заметь. И все произошло так, как я загадал. Даже то, что ты не заперла дверь.
— Да, дверь. Ты ведь ее запер, когда вошел? А я кричала?
— Ты не помнишь? Если хочешь знать, ты мяукала, как мартовская кошка и рычала как тигрица. Если в это время кто-то проходил под окнами, вот он удивился.
— А по коридору?
— В коридоре ничего не слышно, не бойся. Дом построен на совесть, и, если специально не подслушивать, ничего не услышишь. А ты пить не хочешь? Я принес сок и поставил его у двери, когда вошел.
Я пошарила на столике и нашла выключатель. Загорелся ночничок. В его свете я увидела своего любовника. Он смотрел на меня черными бездонными немигающими глазами. Мне показалось, свет все переменил. В темноте Анри был разговорчив, а тут вдруг замолчал. Ясказала:
— Сок — это замечательно. Вот тут у меня стояли стаканы.
Он встал и пошел к двери, а я не могла отвести от него глаз. Такие худые длиннокостные люди обычно двигаются угловато, как деревянные, но в нем была неожиданная грация. Я это отметила еще утром, и сейчас снова ею любовалась. Он взял бутылки с соком и повернулся. Я отвела глаза и тут вдруг увидела, что одеяло уже давно валяется на полу, и моя ночная рубашка тоже. Засуетилась.
— Успокойся, моя маленькая. Не надо так смущаться. Я сейчас налью нам сока, и выключу свет, если он тебе мешает.
Он устроился рядом со мной, взял со столика стакан, и вручил его мне, полный апельсинового сока.
— Надо было еще минеральной воды захватить, да я не подумал. Знаешь, я не хочу выключать свет. Я хочу тебя видеть. Но если тебя это смущает…
Он протянул длинную руку и поднял с пола одеяло. Встряхнул и укрыл и меня, и себя.
— Так лучше? Знаешь, мне крупно повезло, что им пришло в голову пригласить подружку Эрика вместе со всей семьей.
— Кому «им»?
— Жану Мишелю и Лизе. Я надеюсь, ты знаешь, что они вместе уже много лет. Они, конечно, играют комедию «просто дружбы», но она никого не обманывает. Идиотизм, я считаю. Могли бы жить открыто, никто бы слова не сказал. Так называемый муж Лизы — гей, живет со своим другом, моя сестра просто развелась и вышла замуж, так что проблем нет. Но Лизе надо быть непонятой страдалицей, этакой Мари д’Агу. При этом она очень неглупая женщина и отличный адвокат. Специализируется на семейном праве. Баронесса-то она по мужу, а по происхождению — из семьи брюссельских адвокатов. Фламандка. Младший компаньон в фирме своего отца. Насколько я понимаю, это была ее идея: пригласить девушку вместе с матерью. Для приличия, она на нем помешана. Ну, а повезло мне.
— Это мне повезло… Ты такой… Если честно, я тебя как увидела, стала сама не своя. Поверить не могла, что могу тебя заинтересовать. Я уже не молоденькая, и красавицей меня не назовешь. А ты мог бы выбирать из самых прекрасных женщин Европы.
— Ну, во-первых, ты преувеличиваешь. Самым прекрасным женщинам Европы я без надобности. Кто я такой? Не актер, не политик, не знаменитый певец или композитор. Просто зануда-финансист, даже без титула. Тут таких полно. Чем я могу привлечь юную девушку? Деньгами? А потом, чем юная девушка может привлечь меня?
— Ну, не знаю. Молодая красивая девушка — это всегда хорошо.
— Хорошо, конечно. Только смотря для чего и для кого. Например, твоя дочь молодая и очень красивая девушка. Но я ее с тобой не сравню. Ты — родное существо. Тебя я хочу, а ее боюсь. У нас нет ничего общего. Пусть девицы ищут себе молодых людей. Знаешь, мне уже пятьдесят два. Даже почти пятьдесят три, через месяц исполнится. Моя жена была старше меня на четыре года, и я был с нею счастлив. А тебе гораздо меньше. Не больше сорока.
— Мне сорок четыре..
— Вот видишь! Ты юная и прекрасная. И давай не будем об этом. Это нуворишам нужна молодая куколка с конкурса красоты, чтобы делать из нее выставку бриллиантов. А нормальному мужчине нужна нормальная женщина. С тобой можно и говорить, и молчать, и смеяться, и плакать. Так что допивай свой сок, потому что я хочу тебя поцеловать.
И я допила сок.
* * *Под утро я проснулась от того, что почувствовала на себе взгляд. Вспомнила, что было вчера ночью, но не могла решить, сон это был, или не сон. Открыла глаза: не сон. На меня из-за гребня простыни пристально смотрели два черных бездонных глаза.
— Ну, наконец-то проснулась. Иди ко мне.
Я повернулась, протянула к нему руки, и нас снова подхватила та же волна, что и вчера. Только с утра она была не такой яростной. Через полчаса мы все же вернулись к реальности, и я спросила:
— Ты не знаешь, который сейчас час?
— Полседьмого, — он сунул мне под нос свои часы.
— Мне должны принести мои вещи. Когда это может случиться?
— Часов в восемь. А какие вещи?
— Те, что ты отправил сначала в пруд, а потом под дождь.
— Понятно. Ты хочешь сказать, чтобы я шел к себе и не компрометировал бедную женщину.
Он был абсолютно прав. Естественно, я произнесла нечто противоположное:
— Я не хочу такого говорить ничего …
— Ты не хочешь, поэтому скажу я. Кроме того, Катрин может войти, а я не хочу, чтобы тебе было неловко перед собственной дочерью. Вчера она манкировала, а сегодня может прийти с раннего утра поговорить с мамой. А о чем, собственно?
