Ноэль Гаррисон - Валентина. Тайные желания
«Локанда Ла Корте» приютилась на одной из узеньких улочек. Несмотря на близость шумных и суетливых районов Венеции, эта небольшая гостиница с двориком и умиротворяющим плеском канала кажется оазисом спокойствия посреди гудящего города. Хотя спутники ее, студенты из Нью-Йоркского университета, шумно восторгаются видами Венеции, Валентину накрывает ощущение покоя, когда они идут по площади перед витиевато украшенным мраморным фасадом больницы и грандиозным готическим собором Санти-Джованни-э-Паоло. Ей кажется, будто она стала другой женщиной. В этой гостинице она останавливалась лишь однажды, но дорогу может найти по памяти. На узенькой Калле Брессана солнце постепенно прячется за крышами домов с тем, чтобы вновь появиться, когда они выйдут к гостинице, мосту и тихому участку канала. Она помогает американцам зарегистрироваться и прощается. Они упрашивают ее пообедать с ними, но она объясняет, что у нее встреча с одним человеком. Они расстаются на лестничной площадке, когда она отпирает дверь своего номера и проскальзывает внутрь, облегченно вздыхая. Номер обставлен просто, без претензий: двуспальная кровать, одно окно выходит на канал, а другое – на улицу. Валентина сбрасывает туфли и валится на кровать. Смотрит на часы – до встречи с Тео два часа. Интересно, где сейчас блондин? Когда садились на вапоретто, она во все глаза глядела по сторонам и наверняка заметила бы его, если бы он следил за ней. Поэтому она не может знать, что она здесь. Однако Венеция – небольшой город, и он наверняка ее разыщет, это лишь вопрос времени.
Она сидит в баре роскошного отеля «Даниэли», потягивая красное вино из бокала. Сейчас только восемь часов. Черный портфель прислонен к ножке кресла, картина Метсю внутри, и она не отводит глаз от входа. Где ее мужчина? Она вне себя от предвкушения встречи. Она не из тех, кто на людях показывает эмоции, но чувствует, что может не удержаться и бросится ему на шею, как только он войдет. Безусловно, Валентина очень гордится своей независимостью, но должна признать, что соскучилась за ним неимоверно, до боли в сердце. Те несколько мимолетных минут, которые она провела с ним за последние дни, лишь подлили масла в огонь ее страсти, заставив еще больше ждать встречи с ним.
Уже пять минут девятого, но ее возлюбленного все нет. Она наблюдает за пожилой женщиной, вошедшей в бар и озирающейся по сторонам. Женщина высокая, элегантная, хотя и достаточно хрупкая. Валентина удивленно замечает, что взгляд дамы останавливается на ней, и вот она подходит к ее столику.
– Синьорина Росселли?
Валентина хмурится.
– Да.
Старушка протягивает ей руку в перчатке.
– Меня зовут Гертруда Киндер. У вас, кажется, есть для меня кое-что. – И к немалому удивлению Валентины, старушка садится в соседнее кресло.
– Мне очень неловко, – говорит ей Валентина, – но я не знаю, кто вы и о чем говорите.
Глаза Гертруды Киндер за очками немного сужаются.
– Картина, – произносит она таким тоном, будто разговаривает с умственно отсталой. – Синьор Стин сказал мне, что она будет при вас.
– Картина… – В некоторой растерянности повторяет Валентина.
– Да. – В голосе женщины слышится раздражение богатой и влиятельной особы. – Моя картина. «Любовное письмо» Габриеля Метсю. Она не здесь? Синьор Стин заверил меня, что я смогу забрать ее сегодня.
Валентина смотрит на старушку, почти чувствуя, как картина испускает особый жар сквозь кожу портфеля, стоящего у ее ног. Черт, что это за игры, Тео? Почему ты не предупредил меня об этой женщине? Отдавать или не отдавать ей картину? И вообще, кто она такая?
– Тео… То есть синьор Стин не давал мне никаких указаний насчет вас. Он сказал мне, что встретится здесь со мной. О вас он не упоминал.
– Это я просила его не упоминать обо мне. Мне не нужно, чтобы за мной следили…
Валентина озадаченно смотрит на Гертруду Киндер. Неужели эта восьмидесятилетняя или даже старше бабуля – арт-дилер? Крайне не похоже.
– И он сам должен был явиться сюда. – Старушка осматривается. – Я не собираюсь здесь задерживаться. Я только хочу забрать свою картину и уйти.
К их столику подходит официант, но Гертруда Киндер взмахом руки отсылает его.
– Картина там? – спрашивает она, показывая на портфель Валентины. – Отдайте ее, пожалуйста, и с вашего позволения я уйду.
– Извините, – отвечает Валентина. – Я не могу этого сделать, пока не поговорю с Тео.
Она достает телефон, который успела зарядить в гостинице, и нажимает кнопку, не сводя глаз с Гертруды, голодным взглядом смотрящей на портфель. Тео, разумеется, не отвечает.
– Может быть, выпьете что-нибудь, пока будем его ждать? – предлагает Валентина.
Гертруда глядит на нее как на сумасшедшую.
– На это нет времени, – каркает она. – Вы что, ничего не знаете?
– О чем?
– О том, кто я. О том, что это за картина.
– Нет, извините. – Валентина выдерживает напряженный взгляд Гертруды.
– Это моя картина, – страстно произносит женщина. – Точнее, она принадлежала моему мужу. У нас ее забрали. Я думала, нам уже не удастся ее вернуть, но ваш синьор Стин помог мне.
– Но, если ее у вас украли, почему вы не пошли в полицию?
На лице Гертруды Киндер появляется презрительное выражение.
– Моя дорогая, я веду речь о Второй мировой войне. Я веду речь о нацистах, отнимающих у богатых евреев произведения искусства.
Наконец-то Валентина начинает что-то понимать. Волна облегчения прокатывается через нее. Она знала, что Тео все-таки хороший человек. Он помогает этой старой еврейке вернуть то, что было похищено у ее семьи во время войны. Но все это по-прежнему кажется совершенно невероятным.
– Я думала, все, что было похищено нацистами, уже вернули владельцам. Разве нельзя было узнать, кто выставляет эти картины на продажу? Неужели вы не могли это выяснить официально?
Зачем нужна вся эта головная боль с похищением картины, если это можно было сделать совершенно легально, Тео?
Гертруда Киндер начинает терять терпение.
– У меня сейчас нет времени все объяснять, дорогуша. Пожалуйста, верните картину. Мне нужно уйти, пока он не пришел.
– Кто? Тео?
– Нет. Хотела бы я, чтобы он был здесь. Так бы я хотя бы чувствовала себя в безопасности. Нет, тот другой, который хочет денег…
С каждой минутой мысли в голове Валентины запутываются все больше и больше. Старушка ладонью накрывает ее руку. Кожа холодная, как камень, но глаза ее ярко блестят.
– Прошу вас, дорогая, отдайте картину.
В облике старушки есть что-то располагающее, что-то такое, что заставляет Валентину поверить ей. В этом лице она видит историю. Страдания и утраты. Она расстегивает портфель и передает ей картину, все еще замотанную в шарф.