Карабинер (СИ) - Элен Форс
— Если Вам что-нибудь понадобится до моего прихода, нажмите, пожалуйста, на кнопку вызова. К Вам придёт экономка. Она постарается Вам помочь.
— Большое спасибо. — Мне хотелось верить, что я не ошиблась в мужчине и он действительно добр, искренне относится ко мне, а не играет роль.
— Отлично, ничего не бойтесь. — В очередной раз повторил мужчина и скрылся за дверью.
Я осталась одна, выглянула в окно, выходящее в сад и напряглась. Было непривычно. В саду было множество мужчин в красной рясе. Кардиналы. Пожилые мужчины ходили по саду, мирно беседовали о чём-то небесной и не замечали моего существования.
На секунду меня посетила мысль, а что если сейчас мне действительно удалось сбежать от Зейда? Что если мы теперь никогда не увидимся?
В ответ сердце сжалось и пропустило несколько ударов. Я была такая глупая, что даже после всего, что случилось, я тосковала по Карабинеру и желала с ним встречи. Это чувство нужно искоренять.
Я должна любить себя больше всего на свете. Должна положить конец насилию над собой. Карабинер больше не сможет причинить мне боль, я не этого не позволю.
Он правильно сказал, что больше нет той неуверенной и слабой Наташи Комаровой, я совершенно другой человек теперь и не дам вытирать о меня ноги.
Глава 47. Прозрение
— Признаюсь, не хотел соглашаться на эту встречу, но решил, что нам не стоит ссориться. — Мужчина утопал в огромном кресле, подобрав под себя ноги. От него исходило величие, с этим не поспоришь.
Даже в такую теплую погоду камин был разожжён. Было видно, что мужчина мёрзнет.
— А мы с Вами и не поссоримся, если Вы вернете то, что украли у меня. — Сажусь без приглашения напротив старика, закидывая ногу на ногу. — Давайте поговорим не как министр и Папа Римский, а как мужчина, у которого украли женщину, и мужчина, которого ввели в заблуждение. Отбросим официоз.
Я уйду с Натой отсюда в любом случае.
— Давайте попробуем.
— Вы скрываете женщину, которая принадлежит мне, по просьбе старого, больного, почти мёртвого друга. Так себе человека, потому что он грешник, убийца, аморальный тип, не совсем подходящая кандидатура в друзья Папе Римскому, но он помог вам завоевать титул и не позволяет никому свергнуть вас. Давайте считать, что Вы выполнили его просьбу. А теперь выполните мою, так Вы заведете нового друга. Молодого. Перспективного. Сильного. Того, кто будет должен Вам после вашей услуги.
— Думаете, моя дружба так легко продается?
— Я думаю, что Вы умный человек и должны понимать, что я достаточно безбожен, чтобы завтра проломить святые стены и отправиться с походом на христианские ценности. Меня не остановит ни скандал ни последствия. Безрассудство — моё второе имя. А ещё, я знаю, что Вам нужны друзья. И я умею дружить. Ни для кого ни секрет, что я ничего не забываю и всегда плачу достойно по долгам. Зачем Вам проблемы, в которые втягивает Вас Паоло? Оставьте нас, мы сами разберемся и поделим могущество, не втягивая вас в это.
— Говорите складно, но девочка всё равно нуждается в защите. Она измотана, напугана, натерпелась от Вас. Я отдал бы её Вам только, если бы она сама хотела этого.
— Святой отец. Девчонка выросла в детском доме, приехала в Рим работать проституткой, попала в тюрьму за распространение наркотиков и проституцию. Мне пришлось приложить не маленькие усилия, чтобы вытащить её оттуда и закрыть дело. Потом она попала в больницу, потому что снова получила передоз. Она сама не понимает, чего хочет. — Конечно, он знал не хуже меня правду, но ему нужно было объяснение, почему Ната попала к нему и почему уйдет со мной. Его, как и всех, интересовала только его репутация. — Будьте снисходительны, примирите нас и отпустите…
— Что-то подсказывает мне, что Вы далёко пойдете. Многие недооценили Вас в молодости. Например, Матео… Ему стоило принять такого сына как Вы вместо того, чтобы гнать… Уверен, Вы бы укрепили его род и подарили процветание семье.
— Сомневаюсь, что я смог бы принять того, кто изнасиловал и убил мою мать. — Скалюсь. Самое большое пятно на моей репутации кровное родство с насильником.
— Что Вы сделаете с Карризи? Мне бы не хотелось, чтобы мой старый друг хоть как-то пострадал.
— Увы, это невозможно. Я долго был предан ему как своему покровителю. Но всему рано или поздно приходит конец. Забрав у меня мою женщину, он перешёл черту, такое я не прощаю.
— Пообещайте, что не убьёте его. Проучите, лишите всего, но отдайте мне. Я закрою его в этих стенах и разрешу замаливать грехи. Вас это устроит? — Киваю. — Отлично, мне нравится, какое влияние девушка оказывает на Вас. Я слышал, многие ваши дела стали преобразовываться и, по правде, служить на благо Италии.
— Прошу Вас, не обманывайтесь на мой счёт.
— О, нет, не обманывайтесь Вы. Вы уже другой человек.
Ната.
Я проснулась от теплоты, кто-то гладил меня по голове. Ласково. Еле касаясь кожи. Так обычно чешут собак, но мне было приятно. С губ чуть ли не слетел стон наслаждения.
На губах осел вкус горьких специй. Я хорошо его знала. Он мог принадлежать только одному человеку.
— Зейд? — Спросила, ещё до конца не открыв глаза. Мужчина сидел на моей кровати и курил. Я не могла поверить собственным глазам. Карабинер легко без особого сопротивления проник Ватикан. — Я сплю?
Лицо Карабинера было скрыто темнотой, я видела лишь белые струйки сигаретного дыма.
Отчасти я ещё спала, не успела проснуться. Состояние было странное, головой я понимала, что происходит, но всё было как будто не со мной, а во сне.
Желая доказать, что он не часть сна, Зейд быстро забрался под одеяло и запустил свободную руку под ночную рубашку, задирая её и касаясь лона через нижнее бельё. С губ сорвался стон.
Шероховатые пальцы высекали искры и делали больно. Невыносимо было чувствовать их тепло. Само присутствие мужчины было сродни пытке.
Ещё пара минут, и я почувствовала, как он входит в меня пальцем, растягивая и наполняя. Я боялась издать и звука. Происходящее было таким неуместным в этом месте. Зейд не считался ни с чем, ему было плевать даже на святое.
Он двигался во мне медленно. Обескураженная и растерянная, не до конца проснувшаяся, я не решалась даже сопротивляться. Смотрела на мужчину.
Зейд продолжал курить, наблюдая из-под опущенных, густых ресниц, наслаждался моей агонией.
— Тебе пиздец, Ната. — Прошептал он на ухо, склонившись невыносимо низко и выдыхая
