Людмила Бояджиева - "Рим, конечно Рим" или "Итальянское танго"
Она торопливо приникла к его груди, боясь упасть — так кружилась от волнения и неожиданности голова.
— Как ты догадался… — прошептала Кристина в белую «бабочку» под жестко торчащими уголками воротника, — как ты мог знать, что именно это танго я танцевала последний раз в ту рождественскую ночь?..
— Я, вообще, о-очень много про тебя знаю. — Санта ловко бросил партнершу на руку и весело посмотрел в запрокинутое лицо. — Например, что сам несравненный Алекс — хозяин этого гостеприимного дома, мечтает получить твой автограф.
Луч прожектора выхватил из полумрака танцующую пару, и Кристина ответила улыбкой на обращенные теперь уже к ней аплодисменты.
— Ты устроил для меня целое шоу с танцами, прожекторами, овациями! сказала она, вернувшись за столик.
— И абсолютно бесплатно… — усмехнулся Санта. — Ну, разве что это…
Он слегка кивнул в сторону двигающегося к ним представительного синьора. За широкой фрачной спиной директора клуба Алекса Кьезо колыхался пышный цветочный куст. Официанты водрузили на стол грандиозную корзину с алыми розами, и Алекс, склонив благоухающую черноволосую голову, поцеловал протянутую ему Кристиной руку:
— Хочу надеяться, что синьорина Ларина простит меня за беспокойство. Не мог же я спрятать от своих друзей главную героиню вечера! Здесь все знают вас и считают отважной воительницей, поднявшейся против мерзкого «спрута». Ручаюсь, лет через десять о вас будет написана целая глава в истории криминалистики… Прошу оставить свою подпись вот здесь…
Перед Кристиной появился огромный портрет — увеличенное фото с обложки журнала: чуть испуганная растрепанная девчушка в жемчужных королевских кружевах. Алекс протянул гостье толстый фломастер и удовлетворенно посмотрел на старательную длинную подпись.
— Ваш портрет останется в галерее знаменитостей клуба. Благодарю, очаровательнейшая. — Алекс легким жестом холеной кисти отклонил предложение Санты присесть за столик. — Я и так помешал ужину. Но, клянусь, совсем немного! Если бы вы знали, синьорина, сколько влиятельнейших людей в этом зале умоляли меня познакомить их с вами! И, знаете, я категорически настоял на том, что гостья желает сохранить инкогнито. — Он значительно посмотрел на Санту. — Разрешите откланяться. Всегда рад видеть вас у себя, друзья.
— Уф! Не просто иметь знаменитую подружку! — отодвинув цветы, Санта окружил себя блюдами, жадно окидывая взглядом аппетитные яства. Наконец-то могу перекусить. Надеюсь, за этим садом никто не заметит, как нежнейший бельканто уминает бычка.
Санта щедро наполнил свою тарелку деликатесами.
— За такой концерт я теряю до пяти килограммов. Сегодня, боюсь, потерял все десять. Чуть брюки на сцене не свалились…
— Так старался понравиться публике? — Кристина насмешливо поглядывала из-за цветов, пряча лицо в пахучие дебри.
— Тебе, детка. Прежде всего хотел понравиться тебе, — заливался апрельским соловьем… Ну и, конечно, не мог удержаться, чтобы не прихвастнуть перед всеми — глядите, мол, какая редкая пташка в моей клетке! Ты сегодня неотразима, я и не ожидал, когда просил тебя блеснуть. Это не блеск, это взрыв! — Он закашлялся, поперхнувшись морским гребешком, и прищурившись, оглядел свою спутницу. — Да… Порадовала старика-Санту… Я, пожалуй, ещё пожую. А тебе, чтобы ты не скучала, повторю десерт, идет?
— С меня достаточно сладостей — и в ушах, и в тарелке… То есть (она засмеялась, заметив недоумение парня) — мне хочется просто так, без комплиментов и без клубники, сидеть и смотреть, как ужинает после концерта изголодавшийся бельканто.
Кристине очень хотелось прикоснуться к нему, поправить «бабочку» под упрямым, разделенным ямочкой подбородком, взлохматить жесткие кудри, положить свою ладонь на его смуглую сильную кисть.
— Все, проглотил… Я приучился есть очень быстро. — Санта промокнул губы салфеткой, придвинул свой стул к Кристине и удовлетворенно вздохнул. Не знаю, заметила ли ты, что сегодня я все делаю только для тебя… Если честно, я, да и любой артист, всегда работает для кого-то одного, самого важного, сидящего в зале. Если такого «адресата» нет, его придумывают, направляя свои творческие послания любимой маме, незабвенному Карузо, Клаудии Кардинале или королеве Англии… Мне кажется, я сегодня был в ударе… Потому что ты… ты… Ты по-настоящему прекрасна.
Он взял её руку в свою и нежно посмотрел в лицо.
— Я ещё никогда не видел тебя такой красивой. Но ты сразу, ещё с первой встречи, поразила меня какой-то редкой ныне доверчивостью. Да, да. А ещё — радостью жизни. Как у беззаботного щенка, бездомного бродяги, бегущего за чужими ботинками, уверенного, что его пригреют, накормят, полюбят… А как иначе? Ведь эта чудесная жизнь, улыбающаяся младенцу, должна быть устроена справедливо, тепло и уютно…
— Я в самом деле сейчас думаю так… Может, это магия твоего голоса, которая вскоре развеется. Но я постараюсь удержать в себе подольше то, чем сегодня ты одарил меня… Спасибо, милый. — Кристина поцеловала его в щеку и резко встряхнулась, отгоняя настойчиво наворачивающиеся слезы. — Откуда ты все же узнал про танго?
— Я везучий. — Санта усмехнулся задумчиво и грустно. — После того, как потерял родителей, — сплошные находки. И знаешь, все остаются при мне… Так вот, девочка, слух у меня просто-таки патологический. Ты и сама не заметила, наверно, что напевала это самое танго, когда мы прогуливались рыбном фургоне по южному побережью…
— Просто невероятно! Я почти никогда не пою вслух, тем более, не отважилась бы сделать это в твоем присутствии. Ты, наверно, услышал то, что звучало у меня внутри!.. Знаешь, Санта, эта песенка стала последней в моей мирной, не преступной жизни… Я танцевала под старую запись Мильвы в рождественскую ночь в доме Джено Коруги, а через три часа уже сидела в тюремной камере…
— Вот видишь, что значит абсолютный слух и абсолютное чутье: я хочу, чтобы мое танго и эти розы ознаменовали начало нового этапа в твоей жизни под лозунгом «Возвращение к весне».
Кристина положила голову на плечо Санты. Со стороны было похоже, что девушка разомлела от страстных речей своего кавалера. А она изо всех сил старалась удержать рвущиеся наружу чувства — пламенную смесь обиды и нежности. О чем говорит он, о какой «новой жизни»? Разве не замечает, что только от него зависит счастье Кристины? Да, не просто быть другом тому, кого любишь. Уж легче скрывать ненависть, наигрывая равнодушное дружелюбие, чем сидеть вот так, уткнувшись в плечо любимого и до боли сжимать сомкнутые пальцы. Чтобы не обнять, не прижаться, не тянуться к его губам, шепча ласковые, безумные слова…
