Отблеск миражей в твоих глазах - De Ojos Verdes
Таривердиев заторможенно опускается следом, немного виновато хлопая ресницами. Пока дышим рвано, возобновляя вентиляцию легких, он перетаскивает меня к себе на бедра и внезапно начинает покрывать короткими мягкими поцелуями мои исцарапанные коленки.
Я застываю изваянием.
В груди все переворачивается от этого зрелища.
Внутренности разрывает от адской смеси нежности, любви и… взметнувшейся дичайшей злости.
Я не могу не думать о том, что сам Барс был лишен вот такого элементарного утешения и поддержки. Заботы, ласки. Внимания, обожания.
Может, это остатки алкоголя в крови, но картинка с маленьким мальчиком, разбившим коленки, и которому никто не целует их, рисуется перед глазами настолько реалистично, что я давлюсь горестным всхлипом.
От накатившей тоски хочется сдохнуть.
Ругаю себя мысленно. Чушь. Какая сентиментальная чушь. Таривердиев взрослый парень. На пороге зрелого мужества. Я не стану жалеть его.
Да, его — не стану.
А того мальчика?
Твою мать!.. Бесконтрольный бум за ребрами.
Сглатываю и радуюсь тому, что мои слезы маскируются каплями воды.
Порывисто подаюсь вперед и приникаю подрагивающим ртом к виску Барса.
Невозможный. Ну какой же он невозможный!
Рядом с ним я существую на бешеных контрастах. Еще минуту назад вколачивался в меня, ища выхода своей агрессивной похоти. А теперь сидит на полу и обхаживает с хрустальной осторожностью.
Мне приходится уверять Таривердиева, что всё в норме и мои кости не пострадали от падения. Кое-как выпроваживаю его за дверь, а сама остаюсь сушить волосы. Половину времени кусаю губы, чтобы не рыдать в голос. Остальную половину — уговариваю себя не становиться истеричной дурочкой. Жалость это не то чувство, которое можно демонстрировать мужчине.
Через двадцать минут застаю Барса растекшимся по постели. Он сонно посапывает, и я пытаюсь аккуратно устроиться у него под боком, чтобы не разбудить. Однако, как только ложусь рядом, меня привычно заграбастывают в теплые объятия.
— Минус еще одна девственность, — бормочет, горделиво ухмыляясь, — твоя душевая девственность.
Тихо смеюсь от беспутной заявочки.
Да, в нашей ванной таких экспериментов не проведешь. И слава Богу. Потому что у меня теперь ноют ноги от перенапряжения, и послевкусие от произошедшего в душе из-за этого изрядно портится.
— Ага, ты молодец, бубенчатый, ведешь в счете. А теперь спи…
Шиплю, когда кусает мочку уха, но ответных действий не предпринимаю. Лишь прижимаюсь ближе.
— Не веду, Шипучка… — шепчет упрямо, уже засыпая. — Ничья.
Понятия не имею, о чем речь. Не спорю. Тоже закрываю глаза.
Много секса. Мало разговоров.
И когда-нибудь мы исправим это неравенство, правда?..
50. Барс
Усталость отдает напрягом в висках. Оттуда разлетается болезненной пульсацией в лобную долю и затылок. Такой измор накатывает, будто я битый уличный пес. В хлам разболтанный и расхристанный.
Переодеваю форму, но не спешу выходить из клиники. Сворачиваю к закутку и достаю сигареты.
Первый же затяг бросает в лютый кайф. Аж веки в удовольствии опускаются на секунду. Сука, всего лишь вторая сига за день. Нихуя не успеваю с этим графиком. Только утром и жрал по-человечески, потому что Шипучка заставила позавтракать, а уже вечер на дворе.
Губы устраивают самовольный движ при мысли о ней. Улыбаюсь, дымя в створку.
Хозяюшка мелкая.
Быт налаживает, уют феячит, еду мне варганит. И ведь не кринжу таскать с собой контейнеры. На них еще и слюни пускает половина коллектива, что обходится доставкой. Домашняя стряпня нынче имба[1].
Забота Лус резонирует странно. Я отвык. Потерянное чувство, которое раньше во мне в основном поддерживала бабушка. Но и оно растрачивалось в процессе тех лет, что я живу вдали. А последние три года после контров с дедом я укрепляюсь в ощущении, что фигачу в сигму[2].
Приятно от затейливости Шипучки. Пиздец как приятно. И вместе с тем — порядочно наяривает планку. Второй месяц фонит семейным вайбом. Ответственность, обязательства, уровень выше. Менталка крутит опыт предков, шатает залежи, выуживая запылившиеся старые инстинкты. Мамонта там забить, берлогу обеспечить.
Кто бы мог подумать, да? Мужик во мне туннель прорубает к выходу.
Оттого и расшибаюсь сильнее, набираю сверхурочку, миксую с подработкой в других частных практиках. Но зверскую долю времени отдаю именно этой клинике, статус которой для меня остается «лучшая».
Когда взяли в штат на постоянку, выдохнул. Посадил на привязь зверские амбиции, где-то стал проще смотреть на не перестающего байтить[3] меня Тарона. Тюбик никак не устаканит свои блядские обидки. Если раньше козырял звонками с увольнением, теперь хуярит исподтишка уводом и перетасовкой клиентов. Самый сок пиздит на ура: установка виниров, имплантация, лингвальные брекеты, элайнеры… Непыльные и прибыльные случаи, в общем.
А я чаще вожусь с долгими историями — лечением, протезами. С зубными техниками заебался только так, перетирая рабочие моменты.
Руку набиваю — плюс, бесспорно. Концентрацию гоняю на этой мысли. Башляют здесь прилично, опять же. Но фэншуй нет-нет да и сбоит, когда вкуриваешь, что можешь делать больше, а тебе спецом перекрывают трубы. Как сегодня.
Выдыхаюсь на бешеных оборотах. Хочу послать к херам темную иерархию и топорное покровительство подстав. Но мозги морозит в секунду, когда понимаю, что сдаваться тупо. Слишком долго ебашил, чтобы прийти в эту точку.
И еще Шипучка. Перед ней тоже пасовать стремно, престиж и все дела. Врач в крутой клинике. Гордится мной, мелкая. Радовалась больше, чем я.
Тушу сигарету и чапаю к выходу.
Пробки немного рассосались, но всё равно застреваю на полчаса дольше, чем рассчитывал. Заглядываю в супермаркет рядом с домом, Лус просила докупить пару-тройку продуктов. Привычная стыковка между нами — всегда интересуюсь, надо ли что, когда подъезжаю.
Захожу в квартиру, включаю свет и… столбенею, блядь. Пакет соскальзывает на пол с глухим треском. Я моргаю, как глюканутый, потому что не верю в картинку перед собой.
В ахуе просто.
Стоит, химера. Улыбается паинькой. Ресничками хлоп-хлоп.
А у меня все радары к ебенам сматывает от её вида.
Белье черное — воображение навылет от полупрозрачных вставок в кожаной ткани. Чулки в цвет. Сука,
