Смывая волной - Р. С. Болдт
— Но, в конце концов, если он тот человек, рядом с которым ты видишь себя надолго, если он тот, кого ты хочешь видеть рядом с собой, когда дерьмо попадет в вентилятор, тогда ты знаешь, что тебе нужно делать.
Он на мгновение задерживает на мне взгляд, прежде чем быстро подмигнуть. Затем на его лице появляется озорная улыбка.
— Если бы мы встретились в другое время, я бы обставил его. — Его улыбка теряет свое озорное выражение, становясь более задумчивой, когда он рассеянно проводит большим пальцем по татуировке на пальце. — Но мое сердце уже занято.
Эмоции обжигают мои глаза, когда я отворачиваюсь и невидящим взглядом смотрю в окно.
Потому что, по правде говоря, мое сердце тоже уже занято.
«Мое сердце всегда было и будет твоим».
— Джейн Остин
Глава 77
ЛИАМ
ШЕСТЬ МЕСЯЦЕВ СПУСТЯ
Я заставляю себя больше бегать по утрам. Но, даже доводя себя до физического изнеможения, меня все равно преследует опустошенное выражение ее лица той ночью в самолетном ангаре.
Меня преследует боль в ее глазах, когда она смотрела на меня с экрана ноутбука Святого. Воспоминания о том, как Алекс ощущалась в моих объятиях. И ее запах, который, клянусь, до сих пор витает в моем доме даже после того, как я устранил все повреждения, нанесенные той ночью.
Ненависть и отвращение к самому себе продолжают бушевать во мне, а в груди словно образовалась пустота. Единственное, что меня радует, — это то, что я уничтожил последних людей, которые охотились за нами, жаждая получить награду.
Последним, кто пролил кровь на моих руках, был мудак, отвечавший за размещение объявлений о наградах. Я не испытывал ни малейших угрызений совести, убив его и уничтожив его компьютерную базу, где хранятся все электронные записи, стерев все подчистую.
Я хочу, чтобы Алекс была свободна от всего этого дерьма. Даже если это означает освобождение от меня.
Она считает, что все, что было между нами, было ложью, и хотя часть меня не может винить ее, другая часть вопит от боли. Потому что, черт возьми, я ни за что на свете не сфабриковал бы ничего из этого. Каждый чертов раз, когда я прикасался к ней и занимался с ней любовью, был очень далек от лжи.
Увеличивая темп по мере приближения к дому, перехожу на спринтерский бег. Дело не в том, что я думаю, что смогу обогнать боль или сожаление о том, что не сказал ей правду. Это бредовая попытка отвлечься от боли в моем чертовом сердце.
Я мягко ступаю ногами по утрамбованному песку и с каждым новым шагом молча ругаю себя. Гребаный идиот. Гребаный идиот.
Я позволил своей жажде мести заслонить от меня самое лучшее, что когда-либо знал. Скрыл от нее правду, так что у нее есть все основания ненавидеть меня за это. Я ни капли не виню ее за то, что она подвергла сомнению все мои мотивы на протяжении всего времени, что мы были вместе.
Именно поэтому я позволил ей заполучить ублюдка, заказавшего смерть моей семьи. Чтобы дать ей возможность разобраться с ним и отомстить за свою семью.
Я сделал это не потому, что ожидал от нее благодарности или хотя бы прощения. Сделал это не ради какой-то хрени в ответ. Нет, я сделал это, потому что… черт. Потому что теперь, после всех этих проклятых лет, понял, что не мелочи имеют значение.
Важно, кто рядом с тобой — человек, которого ты хочешь больше всего на свете. Человек, который делает жизнь похожей на романтическую сказку из сборника рассказов, заставляет солнце светить немного ярче, а темные дни — намного менее мрачными.
Я сделал это, потому что она нуждалась в этом больше, чем я. Алекс заслуживала этого больше, чем я. Мне хотелось, чтобы она отомстила, чтобы, возможно, смогла покончить с этим, жить дальше и быть счастливой.
Даже если мне кажется, что кто-то выпотрошил меня охотничьим ножом, когда я представляю, что она счастлива с кем-то другим. Думать о каком-то другом парне, который получает привилегию целовать ее, заниматься с ней любовью в одни ночи и грязно трахать ее в другие. Думать о том, что ночью она свернется калачиком рядом с каким-то ублюдком, который не я.
Приближаясь к дому, замедляю шаг, сердце колотится так сильно, что я почти ожидаю, что оно выскочит у меня из груди. Поднимаясь по лестнице на террасу, радуюсь тому, что волны громко бьются о береговую линию, заглушая звук моего тяжелого дыхания.
В горле пересохло от бега, оно першит и распухло от боли, которую я с трудом сдерживаю. Тянусь к верхней ступеньке, где оставил термос с водой. За долю секунды до того, как мои пальцы обхватывают его, волосы у меня на затылке встают дыбом.
Шмяк!
В деревянную ступеньку, на которой стоит мой термос, воткнулось лезвие ножа. Я смотрю на ручку, которая слегка покачивается от силы удара, и каждая капля крови в моих венах замедляет свой пульсирующий ток.
Вместо того чтобы потянуться за термосом, я хватаюсь за лезвие и сильным рывком вытаскиваю его из дерева. Осторожно повертев клинок в руках, я медленно переворачиваю его и протягиваю, предлагая конец рукоятки.
Ничто не могло подготовить меня к тому, что Алекс будет стоять здесь. Господи, да она словно охренительное видение. Все еще загорелая и стройная, одетая в желтый сарафан с тонкими бретельками. Шрам, выглядывающий из-под одной бретельки, еще слегка красный, но я знаю, что со временем он исчезнет.
Выражение ее лица ничего не выдает, и это иронично: я всегда был тем, кто умел скрывать свои эмоции. Но больше не могу.
Опустив подбородок, я показываю на нож, который все еще держу в руке.
— Я полагаю, что это твой.
Она не делает ни малейшего движения, чтобы принять его от меня, ее голубые глаза сверлят мои.
— Ты можешь делать с ним все, что пожелаешь. — Девушка произносит это спокойным голосом. На долю секунды в ее взгляде мелькают эмоции, прежде чем я успеваю их расшифровать. — Ты так сильно хотел меня убить, что пошел на сделку с Братвой. Я даю тебе шанс наконец-то осуществить задуманное.
В меня стреляли, кололи и избивали. Но даже самые тяжелые из этих ранений
