Карнавал Хилл - Кэролайн Пекхам
Мы прибыли в отдельную палату, и я просто оставалась рядом с ним, держа его за руку, пока его подключали ко всем видам аппаратов, а к другой руке была прикреплена капельница. Вскоре пришли Фокс и Джей-Джей, но медсестры предупредили нас, что мы можем остаться только еще на несколько минут.
Я подняла глаза, когда они подошли и встали по другую сторону кровати, и дверь, наконец, закрылась за всем персоналом больницы, оставив нас в тишине наедине с мальчиком, которого, как мы все думали, потеряли.
— Он был у Шона несколько недель, — выдохнула я, мой голос дрогнул, и чувство вины охватило меня, когда я смотрела на изуродованное тело мужчины, которого любила столько, сколько себя помнила. — Недели и недели пыток, пока мы все оплакивали его, как будто он уже умер и ушел и…
— Не делай этого, — прорычал Фокс, перегибаясь через кровать и беря мою свободную руку в свою. — Это не твоя вина или кого-либо из нас. Шон — тот, кто заплатит за это.
— Его гребаный глаз, — пробормотал Джей-Джей срывающимся голосом, протягивая руку, чтобы схватить Чейза за плечо. Я слышала, как врачи говорили, что он ослеп на один глаз, но прямо сейчас я могла быть только благодарна, что он жив. Ужас от его травм ощущался как отдаленный намек на проблему, с которой я не могла столкнуться прямо сейчас.
— Когда мы доберемся до Шона Маккензи, он будет молить о смерти, — яростно заявил Фокс. — И мы заставим почувствовать его боль в десятки раз сильнее, прежде чем его желание исполнится.
— Хватит, — твердо рявкнула медсестра, широко распахивая дверь и заглядывая к нам. — Мистер Коэн будет без сознания в течение нескольких часов, и ему нужен отдых, если он хочет начать путь к выздоровлению. Полиция ждет внизу, чтобы взять и у вас показания.
Она бросила на нас чертовски осуждающий взгляд, но у меня не хватило духу обидеться. Без сомнения, она осуждала нас и то, кем мы были, обвиняла нас в том, что здесь произошло, но прямо сейчас я могла только согласиться с ней в этом.
Фокс выругался, но кивнул в знак согласия и направился к двери, одновременно проводя рукой по лицу, как будто хотел стереть со своей плоти воспоминания об этом дне.
Слеза скатилась по моей щеке, когда я тоже собралась уходить, несмотря на боль в моем сердце, которая требовала, чтобы я оставалась именно там, где была. Но, прежде чем я успела отойти от него хотя бы на шаг, пальцы Чейза крепко сжали мои, и я резко остановилась, удивленно глядя на него сверху вниз.
Его единственный здоровый глаз оставался закрытым, лицо ничего не выражало, поскольку наркотики продолжали действовать на него, но его пальцы сжались в явном требовании, чтобы я осталась.
Я взглянула на медсестру, решительно сжав челюсти, когда пульсометр запищал быстрее, как будто он почувствовал, что я отстраняюсь от него, и это вызвало у него некоторое беспокойство. Это было все поощрение, в которой я нуждалась от него, и я приняла твердое решение не сдвинуться ни на дюйм с этого места, сколько бы ему ни понадобилось, чтобы я оставалась.
— Я остаюсь, — твердо сказала я, ободряюще сжимая пальцы Чейза на случай, если он меня не слышит.
Она не выглядела довольной по этому поводу, но либо выражение моих глаз, либо пистолет, заткнутый за пояс Джей-Джея, либо просто ощущение угрозы, повисшее в воздухе между нами троими, заставили ее кивнуть.
— Прекрасно. Только ты. И не доставляй неудобств.
Фокс перевел взгляд с меня на Чейза, кивнул и пробормотал, что они с Джей-Джеем останутся внизу, если мне что-нибудь понадобится.
Дверь снова закрылась, когда они ушли, и еще одна слеза скатилась по моей щеке.
Я на мгновение заколебалась, прежде чем забраться на кровать рядом с ним, стараясь не задеть его слишком сильно, и прижалась к нему всем телом, положив голову ему на грудь и слушая уверенный стук его сердца у себя под ухом.
Я обхватила рукой его живот, прижимая к себе и вдыхая его запах, пока частичка моей души, которая принадлежала ему, возвращалась на место.
Это был пиздец на стольких уровнях, и я знала, что ничего хорошего во всем этом не было. Но я вернула его. Он был здесь, в моих объятиях.
И на данный момент это было единственное, что имело значение в мире.
У меня были несколько гребаных тяжелых дней. Все началось с того, что меня пырнула ножом моя бывшая сучка, затем я лежал на кухонном столе, пока мне накладывал швы один из моих самых ценных людей, а затем тратил время, преодолевая боль от травмы, только на травку и крепкие напитки. По крайней мере, я снова был в движении, мой бок был перевязан белыми бинтами, а злость достигла своего апогея. Нож в боку даже не был тем, за что я больше всего собирался мстить, это был порез на моем чертовом лице, который взбесил меня до небес.
Никто не порежет мне гребаное лицо, и это не сойдет им с рук. Так что Роуг Истон официально числилась в моем списке дерьма, и из-за этого мне еще больше понравиться ломать мою сладкую. Не поймите меня неправильно, мне нравилось видеть в ней борьбу. Чем больше твердости характера она демонстрировала, тем сильнее мне хотелось разбить ее вдребезги, но она зашла слишком далеко. Я разрывался между желанием отплатить ей тем же и желанием выебать из нее жизнь. Может быть, я остановлюсь и на том, и на другом, когда у меня будет такая возможность.
К счастью для меня, у меня был кое-кто, на ком можно было выместить свой гнев, ожидавший меня в подвале Роузвудов. Моему мальчику с прелестными глазками сегодня предстояло умереть по-настоящему, и я медленно и неторопливо всажу лезвие в грудь
