Терри Макмиллан - Дела житейские
— Ну, может, все несколько сложнее. Видите ли, дело в том, что у вашей сестры слишком низкая самооценка. Из того что мне удалось узнать, я понял, что она очень давно в подавленном состоянии. Я делаю все возможное, чтобы внушить ей доверие, если она заговорит, станет яснее, как ее лечить.
— Вы психиатр?
— Да.
— Когда, по вашему мнению, она может вернуться домой?
— Довольно скоро, но я бы советовал ей какое-то время не быть в одиночестве. Сегодня утром я разговаривал с вашим отцом, и он согласился приютить ее, пока она не окрепнет и не сумеет сама справляться с трудными ситуациями.
— У нее суицидальные наклонности?
— На этот вопрос я не могу ответить.
— Вы ее колете?
— Ей будут давать антидепрессанты, если вы это имеете в виду.
— Последний вопрос, доктор. Она придет в себя? Я хочу сказать, она не больна психически?
— Нет, не больна. Если она готова лечиться, то есть согласится открыто признать свои трудности и сможет справиться с ними, все образуется.
— Спасибо. Огромное спасибо.
Я стал думать об этом разговоре. Что тут скажешь: хорошо, если Дарлин готова лечиться. И храни ее Бог!
25
Когда я вошла в дом Клодетт, первое, что бросилось мне в глаза — это гирлянды, развешанные повсюду. А потом несколько женщин, половину из которых я даже не знала, выскочили из другой комнаты с криком: „Сюрприз!"
— Клодетт, — сказала я, наконец найдя ее, — не надо было этого делать.
— Слишком долго я пыталась залучить сюда ваше величество, — засмеялась она. — Мы задумали это еще в октябре, детка.
Она представила меня девяти или десяти своим подругам, и оказалось, что они все обо мне знают. Обеденный стол буквально ломился от подарков, а рядом стояла прогулочная коляска. Я глазам не могла поверить. Дом Клодетт выглядел потрясающе; я не была здесь уже целую вечность.
— Зора! — раздался голос у меня за спиной. — Неужели это она?
— Мария! — воскликнула я, обернувшись.
Такое на нее не похоже, но это в самом деле была Мария, и выглядела она великолепно.
— Ну, как у вас дела, мисс Зора?
— Прекрасно. А у тебя-то как? Выглядишь ты во всяком случае отлично.
— Ах, девушка, столько всего произошло с тех пор, как я тебя видела в последний раз. Мне предложили сниматься в кино! Честное слово. И еще я не пью. И не смотри так — это сущая правда. Уже ровно шестьдесят два дня. Могу поклясться. И должна сказать, я никогда так здорово себя не чувствовала. Работа на меня как из рога изобилия сыплется. Вообще, мои скетчи стали гораздо лучше — я и сама не могу поверить. А еще я познакомилась с потрясающими людьми, а с одной я тебя особенно хотела бы свести. Она здесь, со мной. Ее муж продюсер грамзаписей; я ей сказала, что ты пишешь музыку, и ее муж хочет прослушать твои песни. Правда! Да и какие тут могут быть шутки.
— Ты не разыгрываешь меня, Мария?
— Он записывает уйму людей. Подробности потом. Ты мне только вот что скажи: Коламбия Рекордс имеет вес?
— Да перестань!
— Я тут кое-что для младенца принесла, а вот это — твое. — Она сунула руку в сумочку и вытащила конверт. — Все восемь сотен. Спасибо, Зора.
— Ты серьезно, Мария? Неужели ты можешь сейчас отдать такие деньги?
— Я же говорю тебе, Зора, столько всего произошло! И я сама больше всех удивляюсь.
Воистину, не было бы счастья, да несчастье помогло.
— Ну-ка, поди сюда, девонька, — подтолкнула меня на середину комнаты Клодетт. — Дай нам полюбоваться на твой живот. Тут кое у кого есть камера, а то Бог знает когда я еще раз увижу эту девушку в положении.
— Ладно, только сначала мне надо в ванную.
— Леди, многие из вас помнят эти дни?
Человек десять женщин крикнули, что помнят.
— Когда вернешься, тебя будет ждать сюрприз. Поторопись, — напутствовала меня Клодетт.
Когда я вернулась, все сидели с таким видом, будто чего-то ждут.
— Что здесь происходит? — спросила я и тоже села.
— Да ничего, подружка.
Порция! Она вошла в комнату как ни в чем не бывало, и в руках у нее был сверток, перевязанный ленточкой. Я глазам своим не могла поверить.
— Порция! Это ты?
— Нет, не я. Это плод твоего воображения. — Она закатилась от хохота.
Правда, на седьмой размер она уже не тянула, но все равно была хоть куда.
— Да как ты здесь оказалась? Когда ты вернулась из Нэшвиля? Кто у тебя? И когда родился? Почему ты не звонила? Ну, дай взглянуть!
Порция отвернула уголок, и я увидела глаза-маслины. Коричневое существо было завернуто в розовые пеленки. Оно казалось игрушечным.
— Она родилась раньше срока. Зовут ее Сьерра. Два кило семьсот грамм. В Нэшвиль я не поехала, потому что выхожу замуж.
— Подожди, дай присесть!
— Да ты и так сидишь.
— Ты — что?
— Выхожу замуж. За Артура.
— А я думала… да нет… Поздравляю! Ты счастлива?
— Еще как! Я несла ахинею. Я этого зануду люблю, но так боялась, — ну, из-за того, что он… ты знаешь… А он и в клинике был, и все, что надо, делал, всегда был рядом, а я не привыкла, чтобы кто-то обо мне заботился.
Словом, когда Порция родила, он уже все бумаги подготовил.
— Нет, это же надо!
— Да, девушка. Я вполне серьезно. Он славный человек, мне даже стыдно признаться, что я была такой дурой и порола всякую чушь. Ты поняла, о чем я?
— Еще бы!
— Ладно, а как там Фрэнклин?
— Так себе.
— Он хорошо с тобой обращается?
— Как умеет.
— Ну а как насчет его развода?
— Он так и не получил его, а я не давлю. Столько всего произошло, я расскажу тебе как-нибудь в другой раз. Нет, я и поверить не могу, что ты снова здесь, Порция, я так рада, что ты не уехала. Так рада, ты даже представить себе не можешь!
Порция наклонилась к моему уху и прошептала:
— А как насчет припадков?
— Меня очень серьезно обследовали. И пока что все идет нормально, я это особенно в голову не беру.
— Итак, — громким голосом обратилась к нам всем Клодетт, — на кухне прорва еды, тут полно всяких игр, а потом мы все попросим Зору надеть этот дурацкий колпак и открыть подарки для ребенка.
После игр мы принялись за еду и ели, ели и ели. Мне, наверное, надо говорить про себя. Я держала на руках Сьерру и не хотела ее отдавать. Мария познакомила меня с Джей Джей, женой продюсера, оказавшейся милой и вполне земной особой. Живет в Тинеке, в Нью-Джерси. Она пригласила меня после родов посетить их.
Когда пришло время открывать подарки, я была на седьмом небе, даже не то слово. Все это казалось неправдоподобным. Я села в кресло, которое поставили посреди комнаты, и все на меня смотрели. И вообразить не могу, сколько все они потратили на моего ребенка! Мне больше ничего не надо покупать, ни единой тряпочки.
