Терри Макмиллан - Дела житейские
Я решил посмотреть „Народный суд", пока буду менять постельное белье. Потом приготовлю обед, так что к ее приходу он будет горячий. Судья Вапнер не давал спуску этому сукину сыну. Сегодня передача была — чистый бред. Какие-то распри из-за дурацкой собаки. Я вырубил телек и налил себе еще. И тут вспомнил, что у Зоры сегодня эти курсы для беременных. Она мне не сказала, потому что когда первый раз она позвала меня пойти с ней, я был в стельку пьян, так какой от меня толк? Я тогда стоял на улице и смотрел в окно, участвовать все равно не мог, не то было настроение, так что она послала меня подальше и ходит теперь со своей белой приятельницей Джуди.
Я остался в норме, так что Зора не привяжется ко мне, когда придет. У меня было еще добрых два часа, и я решил пойти в свою комнату-мастерскую. Здесь, конечно, все было вверх дном, но убирать я и не думал. Во всяком случае сегодня. Порядок навести всегда успею, но, честно говоря, чем здесь хуже, тем мне больше нравится. Из-за этого „рабочего" беспорядка по крайней мере казалось, будто я что-то заканчиваю мастерить, хотя ничего стоящего я не делал черт знает сколько. Вот что мне надо. Целиком сосредоточиться на дереве. Пора нам обзавестись настоящим книжным шкафом, а не полками, ведь куча книг до сих пор не расставлена и лежит в коробках. А кровать! Та, на которой мы спим, недостаточно большая. Может, взяться и сделать новую раму — настоящих королевских размеров. Но на это тоже нужна деньга, провались она пропадом.
Я передвигал в угол большие обрубки сосны, когда зазвонил телефон. Хотелось надеяться, что это не Зорины подружки. Вот уж с кем не люблю лясы точить. Но это оказался мой папаша. Должно быть, плохие новости, не иначе. Так и оказалось. У Дарлин нервный срыв, и ее отвезли в Бельвю. Он даже навестить ее не удосужился, потому что, видите ли, ему приходится возиться с полуподвальными помещениями, тетя Делия приезжает из Южной Каролины. Что и говорить, преважное событие! Но я только сказал ему, что через несколько недель стану папашей, а он все не понимал, какого хрена я ему раньше ничего не говорил. Вот и поразмыслил бы! Пожелав ему хорошего Рождества, я повесил трубку.
Было уже слишком поздно, чтобы бежать на поезд и ехать в Бельвю, но я позвонил туда. В палате телефона не было, а когда я спросил у медсестры, как Дарлин себя чувствует, та ответила, что не уполномочена давать информацию по телефону. А спросив о времени посещения, я услышал, что Дарлин никого не хочет видеть.
— Но это ее брат, — возразил я.
— Ей предписано воздерживаться от свиданий. Простите, сэр.
— Ну а когда она выйдет?
— Об этом вам лучше поговорить с лечащим врачом.
— А как его фамилия?
— Минутку, я посмотрю ее карточку.
Плеснув себе капельку, я ждал. Никаких посетителей. Значит, на сей раз у Дарлин все зашло слишком далеко. Вскоре сестра дала мне номер доктора Павловича.
Ну и дела! Завтра позвоню ему и разузнаю, что происходит. Может, сестрицу мою доставили туда в совсем распавшемся состоянии? Черт побери! У меня самого все из рук вон плохо, но черта с два я позволю кому-нибудь довести меня до такого. Дудки! А для Дарлин есть специальное слово — „ранимая". Она слишком ранимая.
К началу „Колеса чудес" я был уже малость тепленький, хотя изо всех сил старался держаться. Но бывает навалится такое — все беды сразу, — и так засосет под ложечкой, что никак не приглушить тоску, если не примешь несколько добрых глотков. Признаюсь, у меня свои проблемы. Что есть, то есть. Но я не алкоголик. Просто сейчас тяжелая полоса.
— Фрэнклин! Ты убрал квартиру!
— И обед тебя ждет, бэби.
Лицо Зоры выразило такое неподдельное изумление и счастье, что я, грешным делом, подумал: может, стоит так делать всегда, от меня не убудет, а все эти трения, глядишь, снимутся. А у нас все уж так сгустилось, что не продохнешь. И до чего же приятно видеть улыбку на ее лице.
Зора подошла, уперлась в меня своим огромным брюхом, обняла и поцеловала в щеку. Ну что мне еще надо!
— Спасибо, — проговорила она, — большущее тебе спасибо!
— Рис малость склеился, а цыпленок, боюсь, не прожарился. Я сам виноват, но он так зарумянился, что я его и вытащил. Так что, если не сможешь его есть, я не обижусь.
— Его же можно минут на двадцать в духовку сунуть, и он дойдет. Это не беда.
— Как день прошел?
— Отлично! Учителя в школе устроили мне сюрприз: надарили уйму детских вещей и кроватку; ты даже не можешь себе представить, сколько всего. Столик с креслицем, которые меняют положение, детские сиденьица, — знаешь, каких это стоит денег?
Я только головой покачал.
— Я тоже не знаю, но очень дорого. И еще всякие трусики, белье, пять коробок памперсов. Ты со мной не зайдешь в школу как-нибудь на днях, чтобы все это отнести домой?
— Конечно. Они просто молодцы.
— Еще бы! Ну, а у тебя как? Вижу, ты был очень занят. Но это так замечательно, поверь, я тронута.
— Да ерунда. Просто я дошел, бэби. Так стало хреново, что и не объяснишь. Я действительно последнее время совсем развалился и прекрасно понимаю, что жить со мной стало невмоготу, но попробую все изменить. Я уже пытаюсь, только пока не спрашивай, как и что. Одно я понял: мне надо как-то менять профессию строителя. Деньги-то там неплохие, но только когда работаешь. А с ребенком и всем прочим мне нужно что-то более надежное. Ты только потерпи еще немного, ладно, бэби?
— Я стараюсь, Фрэнклин. Я только и делаю, что стараюсь.
— Сядь, отдохни.
Я рассказал Зоре про звонок отца. Она удивилась, но не слишком. Мы садились за стол обедать, когда она сообщила мне, что в воскресенье собирается к Клодетт на девичник. Меня это ни капли не задело, тем более что начиналась игра, и я пожелал ей всего лучшего.
На следующее утро Зора отправилась в прачечную-автомат, а я позвонил врачу. За ним ходили целый час, но я не вешал трубку, потому что решил все выяснить.
— Алло, доктор… — я стал читать на клочке бумаги его имя, пытаясь произнести его правильно, но он сам помог мне.
— Павлович.
— Да, да. Я брат Дарлин Свифт, медсестра в клинике сказала, что вы ее лечащий врач, и я хотел бы узнать, что с моей сестрой и скоро ли она выздоровеет.
— Ну пока я могу лишь сказать…
— Я слушаю.
— Она страдает от эмоциональной неуравновешенности, как я бы это назвал, что и послужило причиной временного срыва.
— То есть у нее нервный срыв, вы это имеете в виду?
— Ну, может, все несколько сложнее. Видите ли, дело в том, что у вашей сестры слишком низкая самооценка. Из того что мне удалось узнать, я понял, что она очень давно в подавленном состоянии. Я делаю все возможное, чтобы внушить ей доверие, если она заговорит, станет яснее, как ее лечить.
