Сайрита Л. Дженнингс - Страх падения (ЛП)

Я стояла перед ним, обнаженная и истекающая кровью. Моя поврежденная душа была выставлена перед ним напоказ, демонстрируя ему каждый свой уродливый шрам.

— Вот, что такое любовь, Блейн. Почему, блядь, я должна ее желать? Почему хоть кто-то ее желает?

Блейн шагнул ко мне, раскинув руки, готовый помочь сломленной девушке. Но я не хотела его сочувствия. Я не нуждалась в том, чтобы он меня спасал. Я хотела, чтобы он спасался сам.

— Кам, малыш… — проскрипел он. Его полные ужаса глаза потускнели от слез. — Малыш, мне так жаль. Пожалуйста, позволь мне...

— Нет, — сказала я безразлично, отодвигаясь за пределы его досягаемости. — Нет, не пытайся что-то во мне улучшить. Я не хочу, чтобы ты это делал.

— Просто позволь мне...

— Я серьезно! Прекрати, Блейн! Мне не нужна твоя благотворительность! Я не твой маленький любимый проект! Прекрати пытаться подтолкнуть меня к тому, какой, по твоему мнению, я должна быть! Я не твоя мать!

Блейн остановился и посмотрел на меня с замешательством и болью, исказившими его лицо. Он был так же открыт и травмирован, как и я. И так же измучен моим отвратительным рассказом. Он был прямо там, где был мне нужен. Я попрощалась с мужчиной, которого любила сильнее, чем ненавидела себя, и это было настолько мучительно, как я это и представляла. Затем я надела маску холодности и бессердечности и решила поставить окончательную точку.

— Я не та, которая тебе нужна, и не хочу ею быть. Я не люблю тебя, Блейн, и никогда не полюблю. Поэтому давай прекратим тратить наше время и посмотрим в лицо неизбежному, — выплюнула я, активно жестикулируя. — Закончили. Расстались. У нас никогда не было будущего. Никакого «жили долго и счастливо». И чем дольше мы будем притворяться, что оно есть, тем сильнее я начну презирать саму мысль об этом. Прощай, Блейн. С тобой было весело. Но давай не будем продолжать удерживать то, что удержать невозможно.

Блейн обернулся ко мне, в ожидании кульминации жестокой бессердечной шутки, с абсолютно мрачным выражением лица. Но он знал так же хорошо, как и я, что никогда не вернется. Он знал, что то, что у нас было, превратилось в кучу на полу, не оставив ничего, кроме бесформенного праха. За считанные минуты мне удалось перечеркнуть бесчисленные нежные поцелуи, пылкие ласки и страстные взгляды. То, за что мы оба держались как за спасательный круг в бурном шторме нашего прошлого. То, что давало нам надежду на будущее без боли, вины и страха.

Все. Это. Ушло.

Только из-за безграничного страха того, что его любовь со мной сотворит, я с успехом оттолкнула единственного мужчину, на которого мне было не наплевать. Я знала, насколько дерьмовой может быть жизнь. Знала, что рано или поздно его любовь причинит мне боль. Сейчас я была очень уязвима: мое сердце было выставлено напоказ, и он мог раздавить его в своих разукрашенных чернилами руках. Поэтому не будет никаких возвращений к нашим отношениям. С ним у меня не останется ни единого шанса на выживание.

Блейн молча развернулся и вышел из моей комнаты, а я продолжала стоять там же, погруженная в свои ненависть и скорбь, окоченевшая и полностью неподвижная. Даже услышав, как закрылась входная дверь, я не смогла сдвинуться с места. Я понемногу начинала воспринимать реальность. Но не могла даже моргнуть. Я не могла чувствовать. Не могла позволить себе поверить в действительность, хотя сама была всему причиной.

Блейн ушел. И никогда не вернется.

Глава 27. Блейн

Работа мозга — сложная штука.

Ты можешь приказать ему игнорировать знаки. Строить из себя глупца, позволить дерьму случиться, заранее зная, что это, в конце концов, тебя раздавит. И продолжать, как последний дурак, настраивать себя на неудачу.

Незнание — это блаженство.

А разум всегда стремится к блаженству. Вот тупой ублюдок.

Я всегда знал, что рано или поздно это произойдет. Знал, что Ками станет эгоистично, словно щитом, прикрываться своей неуверенностью, чтобы обезопасить себя. И в процессе этого причинит боль любому, кто попытается проникнуть внутрь ее панциря.

В уме ей не откажешь. Я бы тоже так поступил на ее месте. Но вместо этого, я повел себя как лох. Лох, влюбившийся в девушку, которая приходила в ужас только при одном упоминании этого слова. Дурак, который жертвовал своим сердцем снова и снова, думая, что кто-то действительно способен разглядеть нечто большее за грубой внешностью.

Любовь была сукой. И она выворачивала меня наизнанку.

Я даже не осознавал, что находился в «Глубине», пока мое обоняние не атаковали запахи пива и жареной еды. Я еще сильнее осознал всю степень отчаяния, в котором пребывал мой разум. Я проигнорировал вопросительные взгляды и шепотки, достал из холодильника пиво и сел на барный стул без всяких приветствий. Мне было безразлично. С беспокойством было покончено. Этот путь вел в никуда. Хотя именно там я сейчас и находился. Нигде.

Когда дядя Мик меня заметил, он озадаченно нахмурился, не ожидая увидеть меня в баре в выходной, и тем более одного. Я сделал вид, что не вижу его, но знал, что он направился ко мне.

— Не думал, что ты придешь сюда сегодня ночью, сынок, — сказал он хрипло, похлопывая меня по спине. — Все в порядке?

Я сделал большой глоток пива, даже не потрудившись повернуться к нему лицом для ответа.

— Отлично.

Видимо, ровная, убитая интонация моего голоса послужила приглашением, потому что я тут же увидел, как он сел на стул рядом со мной. Однако я продолжал пялиться в пустоту. Ни о чем не думая. Ничего не чувствуя.

Шли минуты, но ни один из нас не произнес ни слова. Я привык к этому. Я мог спокойно сосуществовать с этим молчанием. Оно накрывало слова, которые я не хотел произносить. Оно притупляло боль, которая, казалось, разрывает мою грудь подобно пулевому ранению.

— Ты всегда чувствовал сильнее, чем кто-либо еще, — произнес он вдруг. Его голос был грубым и хриплым от десятилетий курения. — Независимо от своих желаний, воспринимал боль каждого как свою собственную. Даже когда ты еще был подростком, то приводил домой старых, избитых бродячих собак. Твоя мама говорила, что ты чуткий. Говорила, что твое сердце больше, чем мозг.

Я продолжал прихлебывать свое пиво, пытаясь абстрагироваться от бессмысленного бреда дяди. Чего он хотел этим добиться? Неужели похоже, что я был настроен для путешествия по закоулкам памяти?

Так и знал, что прийти сюда было плохой идеей. Я просто не смогу сидеть тут, захлебываясь в своем горе. Но кроме бара я мог пойти всего в два места — в заведение мисс Пэтти и домой. Первый вариант отпадал сразу. Не стоит и гадать — она будет ждать, что я раскрою свои секреты и не примет отказа.