Джоджо Мойес - Ночная музыка
– Я их не читал, – сказал Байрон, – но Тьерри прочел. Я должен был вам сообщить… Он думает… ему небезопасно говорить.
Изабелла прочла первые четырнадцать строчек, написанных изящным каллиграфическим почерком. Письмо было от незнакомой женщины. Женщины, которая не знала о смерти Лорана и считала, что он ее избегает. Изабелла еще раз перечитала письмо, пытаясь осмыслить его содержание, чтобы заставить себя посмотреть правде в глаза. Это, должно быть, розыгрыш, уговаривала она себя и даже попыталась улыбнуться. Затем перечитала письмо снова.
У Изабеллы в руках было то самое письмо, которое Китти пыталась заставить ее прочесть еще много месяцев назад, когда мистер Картрайт пристыдил их за гору скопившейся корреспонденции. Одно из первых писем, полученных буквально через неделю после гибели мужа. Но она не вскрыла конверт – она месяцами не притрагивалась к почте. Почему Тьерри взял именно это?
Нет, тут явно что-то не так. Второе письмо было отправлено из офиса Лорана, и когда Изабелла прочла это срочное сообщение, ее сердце – или то, что от него осталось, – провалилось в черную бездну.
Нет, молча твердила она себе. И музыка внезапно исчезла. Она осталась в оглушительной тишине, один на один со своим собственным эгоистичным нежеланием знать. Нет. Нет. Нет. Нет. Байрон по-прежнему стоял рядом, внимательно наблюдая за ней. И она поняла: он в курсе содержания писем. А что ей сказал Байрон? Он думает, ему небезопасно говорить. Не ее муж. Ее сын. И под напором захлестнувших Изабеллу эмоций обида от предательства была отодвинута на задний план.
– Он был в курсе? – требовательно спросила она, хотя голос ее дрожал. – Тьерри был в курсе? И все время держал это в себе?!
Байрон кивнул:
– Первое письмо та женщина доставила лично. И он ее узнал. А затем увидел второе письмо среди прочей корреспонденции.
– Узнал ее? Боже мой!
Вот теперь все встало на свои места. Она была морально уничтожена изменой мужа и собственной изменой сыну, который не осмеливался говорить, потому что слишком много знал. От маленькой семьи, некогда жившей в уютном доме в Мейда-Вейл, не осталось и следа. Ни любви, ни верности – ничего, что она могла бы извлечь из-под обломков той автокатастрофы. Изабелла снова опустилась на пень. И нет никого, кто сумел бы помочь, кто сумел бы исправить ситуацию. И она не могла теперь оплакивать любимого мужа, которого потеряла, поскольку буквально минуту назад узнала, что потеряла его гораздо раньше.
– Изабелла? С вами все в порядке?
Нелепый вопрос так и остался висеть в воздухе без ответа.
Тьерри, мысленно твердила она. Ей надо идти к Тьерри.
Изабелла неуверенно поднялась.
– Спасибо вам, – вежливо сказала она, удивляясь, что ей еще удается справиться с голосом. – Спасибо, что сообщили мне.
Она решительно направилась в сторону дома, спотыкаясь о кочки, едва различимые в сгустившихся сумерках. И лес, с его размытыми краями, словно расступался перед ней.
– Простите, – тихо сказал Байрон, который все это время шел рядом.
Изабелла резко повернулась к нему:
– За что мне вас прощать? Разве вы спали с моим мужем? Или сидели за рулем убившего его грузовика? И разве вы нанесли моему сыну психологическую травму, из-за которой он отказывается говорить? Нет. Поэтому не будьте смешным. К вам это не имеет ни малейшего отношения. – Слова ее обрушивались на Байрона с жестокой неумолимостью.
– Простите, что принес вам дурные вести, – сказал он. – Мне казалось, вы должны знать. Ради Тьерри.
– Очень мило с вашей стороны. – Она едва не упала, споткнувшись о поваленное дерево.
– Изабелла, я…
– А кто еще знает? Возможно, вам стоит поспешить к Кузенам. Пусть получат информацию из первых рук. Не сомневаюсь, так или иначе к утру об этом будет судачить вся деревня.
– Никто не знает.
Впереди уже виднелся дом. Сын, должно быть, внутри. Наверное, сидит у себя наверху, погрузившись в компьютерную игру. Как я могла быть настолько слепой?! Как я могла позволить ему так страдать?!
– Изабелла. Не торопитесь. Передохните хотя бы минуту, прежде чем начинать разговор с ним.
Байрон положил руку на плечо Изабеллы, но та яростно ее стряхнула:
– Не прикасайтесь ко мне!
Он отшатнулся, точно от удара. И, помолчав, сказал:
– Если бы я мог, то с удовольствием сжег бы эти письма. Я просто пытаюсь помочь Тьерри.
– Я не нуждаюсь в том, чтобы вы ему помогали. И вообще, мы не нуждаемся ни в вашей помощи, ни в чьей-либо еще.
Он заглянул ей в лицо, а затем зашагал прочь, стиснув зубы.
Изабелла проводила его взглядом.
– Я сама способна его защитить! – крикнула она ему вслед. А когда Байрон уже был достаточно далеко, повторила: – Я способна защитить их обоих!
Байрон даже не замедлил шага, и Изабелла, горько всхлипнув, сказала дрогнувшим голосом:
– Байрон, скажите мне почему?!
Байрон остановился и повернулся к ней. Она стояла, подбоченившись, возле поваленного дуба, лицо ее пылало.
– Почему он сказал вам, а не мне? Почему он не мог во всем мне признаться? Ведь я его мать, разве нет? Возможно, я была не слишком хорошей матерью, но я всегда любила его. У него никого не осталось, кроме меня. Тогда почему он сказал вам, а не мне?
Байрон заметил, что лицо ее страдальчески исказилось. Похоже, за маской разъяренной фурии скрывались растерянность и боль. Она была точно раненый зверь, способный накинуться на первого встречного.
– Он боялся, – ответил Байрон.
Изабелла переменилась в лице. Подняла глаза к небу и на секунду их закрыла. Будь я другим человеком, неожиданно подумал Байрон, любым другим, только не тем, кто я есть, я бы мог подойти к ней и нежно обнять. Хоть как-то утешить эту исстрадавшуюся женщину.
– Своим молчанием он хотел защитить вас.
Он подождал, пока она повернется к нему спиной, и решительно зашагал в сторону дороги.
Когда Изабелла вернулась, сын еще не спал. Даже в царившем в комнате полумраке она видела, что его глаза устремлены прямо на нее. Она поняла: он ждал ее прихода. Должно быть, догадался, о чем будет говорить с ней Байрон. Но теперь, оказавшись наедине с сыном, Изабелла искала, но не могла найти нужные слова. Впрочем, она даже не была вполне уверена в том, что поверила в сказанное Байроном. И тем не менее она твердо знала, что ее долг – избавить Тьерри от этой непосильной ноши. Она погладила его по голове, ощутив привычную мягкость его волос.
– Я все знаю, – прошептала Изабелла, стараясь говорить спокойно. – Ничего, мы справимся. Люди… не всегда ведут себя должным образом, но это не имеет значения. Я по-прежнему люблю твоего папочку и уверена, он тоже любил меня. – Из-под одеяла показалась худенькая рука, и Изабелла сжала пальцы сына. – Тьерри, то, что ты узнал из тех писем, тоже не имеет значения. Это ни капельки не умаляет нашу любовь к папочке или его любовь к нам. Пусть тебя это не беспокоит. – Она закрыла глаза. – И я хочу, чтобы ты знал одну вещь. Очень важную вещь. Нет ничего такого, пусть даже самого ужасного, чем ты не мог бы поделиться со мной. Ты понял, Тьерри? Не надо ничего держать в себе. Ведь именно поэтому я и здесь.
