Музыка льда. Осколки - Анна Беляева
Как тут не нажить проблем по части Андрея Петровича, если даже в твою философию кто-то впрыгивает с кривого лутца?!
****
Ландау устало вытягивает ноги ей под стол. По лицу видно, что спит плохо. Хочется надеяться, что это нервы, а не горизонтальные страсти. Правильно было бы желать наоборот, но от одной мысли, что Илья решит зажить полной жизнью, внутри все ежилось.
В чем Вика уверена: этой самой жизнью Илья планирует жить не с Радой. К ней с той памятной загульной ночи он перестал ходить, и пьяным, и трезвым. Да так, что бедная девушка в последнюю тренировку прямо посреди льда устроила допрос, куда он подевался и что происходит. Впрочем, красивые девушки в Москве Цагар не заканчиваются.
Я тут подумала, как мы можем “Романс” Милке перестроить по компонентам, говорит Виктория. Тычет пальчиком в файл на планшете и перекидывает его Илье. Ландау открывает полученный документ на мгновение замолкает, выглядит удивленным. Потом неопределенно хмыкает:
— Мне нравится подход. Только надо кое-что изменить.
Стилус бежит по экрану планшета, словно фигурист на льду. И документ возвращается Вике. И, уже принимая файл, женщина понимает, что это не то, что она хотела отправить.
Прежде всего, это картинка, а не документ… И тут до нее доходит, что же правил молодой человек. Ну, конечно, ее набросок к костюмам для его “рок-н-ролла”.
Кто там сегодня философствовал про полвека? А вам слабо краснеть как гимназистка, которую поймали за тайной перепиской с юношей? Домбровской точно не слабо.
Илюха оторвался от души! Художник он, прямо скажем, не очень, но стремление проявить себя заслуживающее уважения. На партнера хореограф натянул косуху и джинсы вместо строгого костюма, а партнерше от души отсыпал светлой копны непослушных волос.
— Мне кажется, мы оба сильно не досыпаем, — пытается оправдать свою оплошность Виктория, а заодно проявить какую-никакую заботу.
— Ну, почему, — прячет улыбку Илья, — идея мне понравилась, но, согласись, Виктория Робертовна, что концепция “барышня и хулиган” всегда работает лучше.
— Да я не об эт…
Домбровская осекается, поняв, что над ней посмеиваются. И, молча, пересылает нужный файл.
А Илюша-то не так плохо себя чувствует, как выглядит, понимает Вика. Даже способен на иронию.
Мужчина погружается в переписанную программу, делает короткие пометки по ходу элементов.
Ну, смотри, Эр, я сделаю вот так, — он показывает ей планшет с пометками, поясняет, какой фрагмент, куда поставит.
Головы склоняются над описанием программы. И Виктория окончательно с тоской осознает, что ей совсем не хочется, чтоб Илья жил полной жизнью и обзавелся хорошенькой девушкой, которых так много ходит по Москве. И пусть она собака на сене. Все равно не хочется.
И если мир шатается сейчас, причиной — вы…
Каждый выезд на старт — это возможность узнать что-то неожиданное про особенности перевозок, особенно на родине, хотя за свою жизнь Вика убедилась, что багаж теряется, портится, рейсы отменяются и много еще всякого интересного происходит в любой стране мира. Все на что хотелось надеяться — новых сюрпризов росавиация им не доставит.
Их дружная суетливая банда погрузилась на рейс до Красноярска и сейчас Домбровская из заднего ряда наблюдала, как ее ребята создают веселую суету в салоне самим фактом присутствия в салоне. Кому-то с ними всеми нескучно придется лететь четыре часа. Илья с молодыми помощниками тренеров дополнительно помогал в создании суеты, при том что вроде взрослые пытались утихомирить шебутную компанию, но хихи, хаха, селфи и видео в Тик-Ток никак не способствовали тишине. Даже все еще болезненная Маша и та активно участвовала в чехарде и суматохе. Да так, что врач команды, которого было посадили наблюдать за спортсменкой, тихонько переполз на свободное место подальше.
Опекали они Машеньку настолько плотно, что примерно через неделю после судьбоносного решения не сниматься со старта в Красноярске, ребенок буквально взвыл от осады бдящими взрослыми. После тренировки она подъехала к Виктории и громким шепотом взмолилась:
— Виктория Робертовна, сделайте что-нибудь Ильей Сергеевичем?! Он меня провожает на все занятия, встречает, даже до папиной машины водит! Скажите ему, что я не упаду на ступеньках между первым и вторым этажом в обморок и вообще вполне твердо стою на ногах!
По правде, Домбровской было бы спокойнее, если бы Максимову и дальше встречали, провожали, следили внимательно за каждым вдохом и выдохом, но понять несчастную девушку она тоже могла, так что пришлось объясниться с Ильей и попросить умерить пыл.
— Да не могу я! Не могу я так, как ты и Григорьев. Отпускаете ее со льда и идете по своим делам! Я каждый раз после любого ее занятия жду, что сейчас туда приду, а мне скажут, как ее утаскивали в медпункт или, что хуже, увозили на “скорой”.
— Ну, уж про “скорую” все мы узнаем не после занятий, а сразу, как только она появится у наших дверей, — рассудительно заметила Домбровская.
— Не в этом дело! — Ландау горячился, — Я же видел, как вы с Мишко бежали за Леоновой на носилках. И перед этим видел, что он чуть не плакал, когда она там на скамье стонала. А с Машей вам почему-то проще, а мне — нет!
Сомнений не оставалось из Ильи Сергеевич вырастал хороший тренер. Настоящий. По призванию.
— Ты прав, мы с Мишкой тоже бегаем за носилками, когда случается беда. И переживаем, конечно. И за Машу переживаем не меньше, и не легче нам. Но мы давно работаем. И видели многое. И дети у нас падали, болели, ломали себе что-то или сильно разбивались. Бывало. Это всегда страшно. Если происходит у тебя на глазах, то ты еще и виноватым будешь себя чувствовать. И всегда будешь помнить. Каждый перелом, каждую тяжелую болезнь, каждую. Но если ты, Илюша, будешь из любой болезни делать культ, как ты потом сможешь заставить их полностью выкладываться на тренировках, восстанавливаться и набирать форму через усилия?
— Может, не надо через такие усилия? — вдруг сказал Ландау, вспоминая белое лицо Максимовой на тренировках.
А дальше произошло неожиданное. Вика буквально схватила его за грудки и крепко встряхнула.
— Надо, Ландау, надо! Первые, кто тебе не простят слабости и попустительства, будут именно те, кого ты пожалел! Тебя и только тебя они обвинят в своих грядущих поражениях. Тебе и только тебе будут предъявлять претензии, что ты бросил их ради более сильных, более здоровых, более перспективных!
Глаза женщины горели болезненным огнем. Может быть, впервые она кому-то говорила о пережитом и перечувствованном за
