Джулия Грегсон - Жасминовые ночи
«Неожиданно уезжаю на концерты. Так жалко. Я люблю тебя. Надеюсь, что скоро вернусь. С любовью, Саба».
Не веря своим глазам, он перечитал записку несколько раз. Такая короткая, такая небрежная. Ни адреса, ни толковой информации, почти что отписка. Да, она возвращалась сюда, теперь он это заметил; нет ее расчески и мыла, да и вся одежда исчезла, кроме красного платья, оно висит в шкафу. Он снял платье с плечиков и положил на кровать. Вдохнул слабый запах роз и жасмина и издал тоскливый стон. Он никогда и не думал, что любовь способна так больно ранить – он чувствовал себя раненым, искореженным, словно кто-то ударил его ногой в живот.
Глава 31
Самолет с рокотом летел сквозь ночь в Стамбул. У Сабы возникло кошмарное ощущение, что она скользила куда-то в бездонную пропасть, что все происходит слишком быстро и хаотично. Озан спал впереди, в трех рядах от нее, со своим обычным самодовольным видом. Она и не думала, что окажется вот так вместе с ним. Где его жена? Его помощники? Что сейчас делает Дом? Ей было страшно даже подумать, что она так его обидела.
Перед отъездом из Александрии она поругалась с Элли.
– Я не могу уехать, не сказав ему, – объявила она. – Он ждет меня – завтра он вернется в свою эскадрилью… Я хочу забежать к нему.
Элли занималась «голливудской упаковкой», как она это называла, – бросала одежду в раскрытый чемодан, не складывая ее и не упаковывая в бумагу, как делала это обычно. После слов Сабы она широко раскинула руки, изображая удивление.
– Сейчас нет времени, – сказала она. – Я знаю, это безумие, но они заедут за тобой через двадцать минут, а твой самолет улетает сегодня вечером, и тут я ничего не могу поделать. – Без обычной, тщательной косметики глаза Элли казались голыми. – У меня тоже тяжелая ситуация. Теперь у меня нет работы и мне негде жить. Ох, как мне надоело, что за меня все решают другие… и Тарик злится, а я надеялась, что он проведет эту неделю со мной… Так что все сплошной мрак, правда?
В конце концов, они нашли компромисс.
– Слушай, дорогая, – взмолилась Элли. – Напиши ему письмо – я отвезу его в ту же минуту, как ты уедешь, и тогда он хотя бы будет знать, где ты.
Саба растерялась от волнения. Учитывая предостережения Клива, что могла она сообщить Дому, чтобы это было безопасно? В конце концов, у нее получилась унылая записка, торопливая и холодная. Ее мозг ежился от стыда, когда она представила, как ее будет читать Дом. И что он теперь подумает о ней.
Зафер Озан, одетый сегодня особенно элегантно, в светлый костюм и жемчужно-серый галстук, стряхнул с себя дремоту и настроился на общение. Покачиваясь, он прошествовал по проходу и сел рядом с ней.
– Можно я немного посижу рядом с тобой? – прокричал он, перекрывая шум двигателей. Его небольшое, сильное и полноватое тело оказалось в неприятной близости – а Саба как раз ощутила приближение тошноты.
– Ты довольна, что летишь в Стамбул? Ты была прежде в Турции? – Он повернулся к ней, наблюдая ее реакцию; вероятно, он ожидал, что для нее это будет большим подарком. – Ведь ты сказала, что там родился твой отец.
– Они уехали, когда он был мальчишкой. – Ей тоже пришлось кричать в ответ. – Отец хотел путешествовать… хотел путешествовать. – Она надеялась, что теперь он замолчит.
– Напомни мне, из какого города… из какого города он уехал? – не унимался Озан.
– Из маленькой деревни Ювезли, – ответила Саба. – Они почти ничего о ней не рассказывал.
– Кажется, я знаю ее – это на дороге между Ускюдаром и побережьем Черного моря, – сказал он. – Симпатичное место, мы можем показать его тебе. И не смотри с такой тревогой, – весело добавил он, – у тебя будет лучшая жизнь твоего времени… – Он поправился: – Лучшее время в твоей жизни.
Теперь двигатели гудели ровно. В круглых окошках Саба видела облака; на мили и мили внизу пространство спокойно наполнялось багряными и золотыми красками закатного солнца.
– Я забыл спросить, – сказал Озан, – про твои занятия с Фаизой. Тебе они понравились?
– Очень, – оживилась Саба. – До этого я пела только несколько турецких песен, в основном детских, а по-арабски вообще не пела.
Озан заерзал в кресле. Покачал головой.
– В Стамбуле эти песни не понадобятся. Арабский – официальный язык в Бейруте, и там мои друзья ревностно относятся к тому, чтобы песни звучали на арабском. В Стамбуле, – с гордостью заявил он, – люди больше открыты Западу. Там мы смотрим на вещи шире.
Она почувствовала странную смесь облегчения и разочарования – как ученица, которая долго готовилась к экзамену, а потом узнала, что его в последний момент отменили. Прежде Озан с такой страстью говорил о песнях, а теперь у Сабы закралось подозрение, что они для него важны примерно так же, как сырная соломка или арахис на его вечеринке.
– Значит, в Стамбуле есть и джаз?
Она предупредила себя: держи язык за зубами. Она летит туда с определенной целью, чтобы выполнить некую работу. Если она не будет твердо помнить об этом, у нее пропадет концентрация, и тогда ничего не получится. К тому же она будет еще и невыносимо скучать по Доминику.
– Да, джазисты у меня первоклассные, – заверил ее Озан. – Всякий раз, когда в Париже или Лондоне появляется хорошая новая пластинка, я привожу ее, и они быстро учатся играть новую композицию или песню.
Он усмехнулся, глядя на Сабу.
– Я с восторгом предвкушаю, как тебе будет интересно в Стамбуле. А ты?
Да, частично это чувство передалось и ей тоже – это был какой-то болезненный восторг, от которого напрягались все мускулы в ее теле.
– И, конечно, другой плюс твоей поездки… – Озан посмотрел на потемневшее море, покрытое морщинами волн, – в том, что приятно хоть ненадолго оказаться подальше от того ужаса. Ситуация в Александрии поистине жаркая. Так что мы счастливчики.
Проснувшись на следующее утро, Дом по привычке протянул руку туда, где все эти дни лежала Саба, но там было пусто. Внизу, в холле, звонил телефон. Полуодетый, он помчался туда и получил, как обычно, слабый удар током, когда схватил трубку. В зеркале отражалось его лицо, такое мрачное, что он с трудом себя узнал.
– Ах, хорошо, что вы здесь, – послышался сквозь треск слабый голос. – Ну, с вами говорит подруга Сабы, мадам Элоиза. Черт побери, ужасная связь, извините. – Снова треск и слабый, пропадающий голос. – Вы получили записку от Сабы? Да… хорошо, ей пришлось уехать довольно внезапно. Но вообще… Как я поняла, вы уезжаете завтра или сегодня? Вообще… да. Нет… простите, что? Ох, этот чертов… – На несколько секунд полная тишина.
– Она слишком спешила, чтобы рассказать мне подробности – что-то насчет вечеринки где-то там или еще одного концерта, – но она хочет, чтобы вы знали, что она в безопасности, у нее все хорошо и что она свяжется с вами, как только узнает, где будет. Ну, прямо Алиса в Стране чудес. Ее адрес? Нет, простите, даже понятия не имею. Я просто отвечаю за гардероб актрис. Думаю, надежнее всего отправить письмо на каирский адрес ЭНСА; они… ох, черт, ужасная связь… они перешлют. У меня впечатление, что она уехала ненадолго. До свидания. Удачи вам. Извините, что так вышло.
