Маурин Ли - Под сенью каштанов
— Я родилась в этом доме и жила до тех пор, пока не вышла замуж.
— А почему вы не остались здесь? — полюбопытствовала Диана.
— Потому что к тому времени у нас уже был другой дом, а мама купила себе квартиру у реки. Она вдова; мой отец умер вскоре после моего рождения. — Броуди распахнула французское окно и вышла в сад. Диана последовала за ней.
В саду пахло землей и свежестью, как если бы они вдруг оказались на околице глухой деревни, откуда до города было много-много миль.
— Маленькой я часто играла здесь, — продолжала Броуди. — Я обожала этот сад. Поезда ничуть меня не беспокоили, и я бегала за белками, надеясь поймать одну из них. Я воображала, как наряжу ее в кукольное платье и уложу спать рядом с собой. — Женщина улыбнулась, отчего у нее на щеках заиграли очаровательные ямочки. Вблизи оказалось, что она очень красива, с маленьким курносым носиком и полными губами. На ней был темно-зеленый вельветовый костюм и цветастая блузка.
— Я видела сегодня двух белочек, — сообщила Диана.
— Мама всегда покупала им орешки и птичий корм, а потом садилась возле окна и наблюдала за ними.
Про себя Диана решила, что при первой же возможности сделает то же самое.
— Хотите выпить чего-нибудь? — предложила Броуди. — Я только что заезжала в «Сейнзбериз»[5] за продуктами, так что у меня в машине лежат кофе, чай и молоко.
— Пожалуй, я бы с удовольствием выпила чашечку чаю.
— Ну что ж, будем надеяться, что на кухне найдутся чайник и кружки.
Они вернулись обратно в дом. Броуди объяснила Диане, где находится кухня, а сама отправилась к автомобилю за покупками.
Кухня оказалась на удивление маленькой. Чертовски странно и нелепо, решила Диана, что столь важное помещение размерами раза в четыре меньше прихожей. Кроме того, кухню нельзя было назвать иначе как старомодной: здесь была раковина с отбитой эмалью, несколько ободранных буфетов, древний холодильник и микроволновая печь, которая выглядела так, словно представляла собой первый промышленный экземпляр. Линолеум «под мрамор» местами протерся до дыр, в которые выглядывал серый, ноздреватый бетонный пол. Ни посудомоечной машины, ни сушильного барабана не было и в помине.
Диана живо представила себе кухню в их доме на Корал-стрит. Она была больше этой, хотя и не намного. После того как мать ушла от них, Диана постепенно модернизировала кухню, покупая в кредит бытовые приборы и устанавливая всевозможные принадлежности, изрядно облегчающие жизнь домашней хозяйке. Она даже успела постелить на полу превосходный линолеум, покрасить стены в ярко-розовый цвет, причем собственноручно, а мальчишки обложили рабочий участок стены плиткой. Всякий раз, входя в кухню и оказываясь в окружении сверкающих хромом и никелем поверхностей, особенно когда она включала свет, Диана чувствовала, как ее сердце переполняет гордость.
Но сейчас ее кухня была далеко, к тому же теперь там властвовала Эмма, и Диана вновь ощутила себя лишней.
При мысли о том, что отныне ей придется пользоваться вот этой древней кухней, а на той, которую она с такой любовью обустраивала для себя, теперь хозяйничает другая женщина, Диана не смогла удержаться и разрыдалась. С прошлого Рождества ее жизнь превратилась в ад, а тут еще, ко всему прочему, она лишилась работы. Словом, девушке было отчего дать волю слезам. Она долго сдерживалась, учитывая, что у нее хватало поводов для расстройства, и теперь слезы потоком хлынули по бледным щекам Дианы.
— Ох, дорогая моя девочка! Ради всего святого, что с вами приключилось? В чем дело?! — горестно вскричала Броуди, входя в кухню с покупками в руках.
— Ни в чем, — жалобно всхлипнула Диана. — Или во всем.
— Давайте-ка присядем, и вы все мне расскажете. — Хотя они только что познакомились, Броуди успела заметить, что Диана О'Салливан очень несчастна. Об этом свидетельствовали и тусклый взгляд, и уныло опущенные уголки рта, и тот невероятный факт, что девушка, казалось, разучилась улыбаться. Броуди спросила себя, а не выглядит ли точно так же она сама и не об этом ли безжалостно сообщают окружающему миру ее собственные глаза и рот?
— Это все Эмма, — жалким, срывающимся голосом сообщила Диана, когда они устроились в обитых гобеленами креслах. — Эмма — девушка нашего Дамиана, и в августе у нее должен родиться ребенок. Пожениться они решили только после родов, чтобы она могла надеть роскошное свадебное платье. Она переселилась к нам на Рождество, и поскольку на работу Эмма не ходит, то теперь делает все то, что раньше делала я: готовит, стирает, гладит и убирает. Единственное, чего она не умеет, так это штопать носки; вместо этого она просто выбрасывает их и покупает новые. Я очень люблю штопать дырки на носках, но теперь не могу найти себе места.
— Ничего не понимаю, дорогая, — призналась Броуди. — Кто такой этот Дамиан?
— Мой брат, — всхлипнула Диана. — Ему двадцать три, и он старший. Джейсону исполнилось двадцать, а Гарту — семнадцать, и он пока еще учится в школе. — Слезы капали на колени девушки. Диана вытащила из рукава носовой платочек и стала вытирать глаза. — Когда мама уходила от нас, она попросила меня присматривать за ними. Я так и делала. Но теперь, когда я возвращаюсь домой после работы, мне уже не нужно готовить чай для всех — Эмма все успевает сделать к моему приходу. Она настаивает на том, что сама будет мыть и вытирать посуду и все такое, так что мне совершенно нечего делать. Она даже стирает мои вещи, как, впрочем, и одежду мальчиков, хотя я неоднократно просила ее не делать этого. — Слезы сменились негодованием. — И еще она гладит буквально все: кухонные полотенца, наволочки, носовые платки, даже трусики. А у меня никогда не хватало на это времени.
— Разумеется, не хватало, дорогая моя. — У самой Броуди была масса времени, но ей бы и в голову не пришло гладить нижнее белье.
— Эмма совершенно ничего не позволяет мне делать, — продолжала жаловаться Диана. — Когда я встаю и спускаюсь в кухню, она уже там и спрашивает у меня, чего бы мне хотелось. Но это моя кухня. — Девушка нервно сплетала и расплетала пальцы, глядя покрасневшими от слез глазами на Броуди. — И еще я не знаю, где мне можно присесть. Перегородку между комнатами первого этажа убрали, соединив их в одну, поэтому, когда там бывают Гарт и Джейсон, я чувствую себя лишней. Но и наверх подняться я тоже не могу, потому что сплю в крошечной каморке, которая тесна, как спичечная коробка, и там нет места ни для телевизора, ни даже для стула. Ну и куда же мне деваться? — с трагическим надрывом в голосе спросила она.
