Оливия Уэдсли - Первая любовь
Они забыли о спектакле, увлекшись разговором об Аргентине, о Франции, о последних больших процессах. Мики служил во время войны вместе с Мартином, и между ними возникла дружба, на которую не оказывало влияния ни время, ни расстояние. Они оба были одинокими людьми. Стэнтон зарабатывал свой хлеб с десятилетнего возраста и мог рассчитывать только на самого себя. Мартин, осиротевший в двадцать лет, заботился с этого времени о себе и о маленьком Робине. Он питал к Робину глубокую привязанность и нежность, которую старался скрыть и которая зародилась вследствие полной зависимости Робина от него.
Он испытал наибольшую радость в своей жизни, получив год тому назад от Робина примирительное письмо, ясно показывавшее, что недоразумение, возникшее вследствие разговора о Лайле Гревиль, улажено.
Мики спросил:
— Как поживает Робин? Я встретил его на днях и нашел, что он выглядит очень хорошо. Слышал, что он служит и поглощен своей работой.
— Я очень доволен, — ответил Мартин. — Я не видел его еще.
Стэнтон и он не расставались до полуночи; Мартин проводил Мики до Скотленд-Ярда, взял такси и поехал домой.
Он провел счастливый вечер и чувствовал приятную усталость и удовольствие от сознания, что ляжет спать в Лондоне, в Англии.
Окна его комнаты были раскрыты настежь, и легкий ветерок шевелил белые муслиновые занавески. Издали доносился неясный шум городских поездов и четкий стук подошв случайных прохожих о мостовую.
Мартин заснул немедленно и спал уже почти в течение часа, когда его разбудил телефонный звонок.
Он сел в кровати и снял трубку. Он был спокоен, хладнокровен и бодр, как человек с железными нервами и огромной выдержкой.
Голос Мики Стэнтона произнес «Алло».
— Алло, это Мартин, Мик.
— Прошу вас приехать сюда немедленно.
— Что случилось?
— Приезжайте.
Мартин поколебался секунду и спросил:
— Робин?..
Снова прошла секунда нерешительности, и голос Мики отвечал:
— Да.
— Я буду у вас через десять минут, — отвечал Мартин, повесил трубку и выскочил из кровати. Ровно через десять минут его такси подъезжало к воротам Скотленд-Ярда.
VI
Очутившись, наконец, наедине, вдали от любопытных взглядов окружающих, после мучительных формальностей допроса, прислушиваясь к равномерному стуку шагов часовых, который, казалось, говорил «раз… два… раз… два — я закон», Робин почувствовал, что силы покидают его. Он прижал голову к холодной стене и постарался разобраться в том, что произошло. Из того положения, в котором он очутился, не было никакого выхода. Не было никакой возможности объяснить иначе положение вещей и спасти себя и Лайлу. Его мучила мысль об огласке, которую получила эта история. А Мартин приезжает сегодня ночью. Как он будет потрясен!
Не существовало другого ответа на прямо поставленный вопрос, почему он очутился в спальне у Лайлы. Человек, имеющий каплю совести, не мог бы сказать на его месте:
— Я ничего не знаю об этом происшествии. Я скрылся тут, оттого что влюблен в Лайлу. Мне передали от нее просьбу прийти к ней, и я немедленно явился.
Это была бы правда, но человек, рыцарски относящийся к женщинам, не мог сказать ее.
Бедная, любимая, испуганная Лайла. В ту секунду, когда он держал ее в своих объятиях, стараясь успокоить, когда полиция стучалась в дверь и раздался голос Гревиля, он почувствовал, как бьется ее сердце, подобно маленькой трепещущей птичке, и испытал какое-то самозабвение, бесконечно нежное чувство — даже теперь, при воспоминании об этой минуте, кровь бурлила в его жилах.
Его мысли коснулись будущего. Как только это недоразумение разъяснится, Лайла и он смогут открыто объявить о своей любви.
Гревиль понял, конечно, что Робин готов был страдать, защищая ее, спасая честь ее имени, так как любил ее всей душой; Гревиль понял это, — он даст ей свободу. Тогда они поженятся и уедут, если ей будет неприятно оставаться в Лондоне, уедут за границу, где он найдет себе работу.
Он откинул голову на скрещенные позади руки и начал мечтать о том, как сложится его жизнь с Лайлой, — стараясь совершенно не думать о причине его заключения в этой камере. Это была временная неприятность, которая значила так мало по сравнению с будущим.
И вскоре — быть может, из-за прогулки на открытом воздухе или под влиянием усталости и потрясения, испытанного им, когда он узнал об убийстве, — Робин крепко уснул. Его руки, лежащие под головой, затекли. В камере стало очень холодно. Он спал, и ему снилась сначала Лайла, а затем окопы. Внезапно он проснулся, словно от резкого толчка, и увидел Мартина, стоящего подле него с каким-то человеком, лица которого он не разобрал.
Робин попытался встать, улыбаясь и пожимая руку Мартину, и чуть не упал, стараясь подняться, но Мартин поддержал его.
Мартин проговорил:
— Бодрее, Роб! Ты сделан не из пуха, и усадил его обратно на стул.
— Ты хорошо выглядишь, — сказал Робин, запинаясь.
Мартин обратился к высокому человеку, стоящему позади него:
— Можно мне с ним поговорить, Мики, хотя бы минуту?
— Хорошо, — отвечал Стэнтон коротко и вышел из комнаты.
— Ну, теперь, — обратился Мартин к Робину, — исповедывайся, безумец.
— Я все сказал, — ответил Робин, слегка улыбаясь.
Слушая его слова, Мартин ясно сознавал глубину нависшего над братом несчастья.
Мики Стэнтон объяснил ему все достаточно ясно; он сказал:
— Робин сознался в совершении убийства. Нет никакого сомнения в том, что он защищает эту маленькую обольстительницу Лайлу Гревиль. но это обстоятельство не спасет его, если он будет упорствовать в своих показаниях. Он должен изменить их или совершенно от них отказаться. Говорю вам откровенно. Мартин, это убийство для меня загадка, но единственная истина, в которой я не сомневаюсь, это то, что ваш брат его не совершил. Все же убийца не пойман и, если Робин не изменит своих показаний, ему придется жестоко поплатиться.
— Он расскажет мне обо всем, — отвечал Мартин уверенно.
Теперь же, когда Робин стоял перед ним, он чувствовал, что его уверенность медленно исчезает. Он понимал, что Робин ничего не расскажет ему.
Спустя полчаса вернулся Мики и сказал Робину:
— Ложитесь лучше в кровать. Я немногим могу помочь вам: я приказал подать сюда чай и хлеб с маслом. Поешьте и ложитесь спать.
Он вышел вместе с Мартином, и дверь тяжело захлопнулась за ними, ключ повернулся в замке, и послышался стук удаляющихся шагов, который сильно взволновал Робина. Он начал задыхаться, лицо его покрылось потом. Бросившись к двери, он понял бесцельность своего движения. Постепенно ему удалось овладеть собой — он даже слегка улыбнулся. Несомненно, истинный убийца будет обнаружен, а его освободят. Тогда он выдумает какую-нибудь басню, чтобы объяснить свое присутствие в комнате Лайлы. Если только ему вернут свободу, все можно будет устроить к лучшему.
