Оливия Уэдсли - Ты — любовь

Оливия Уэдсли

Ты — любовь

Глава I

— Ты попросту делаешь из мухи слона, во всяком случае, незачем подымать такой чертовский шум из-за того, чего ты не в силах изменить, — сказал Лоринг.

Он поднялся, подошел к зеркалу, поправил галстук, провел рукой по своим густым, мягким волосам, затем обернулся и, взглянув на Селию, продолжал:

— В конце концов, чем ты недовольна, детка? Ты узнала, что я добываю средства к существованию азартной игрой, что я профессиональный игрок! Хорошо, но что же из этого? Ведь не устраиваешь же ты скандала из-за того, что за обедом рядом с тобой сидит биржевой спекулянт или тебе случается танцевать с дрессировщиком. Отец Арчи Маршала — глава самой большой жульнической организации букмекеров «Леви и Каршелтан», спекулирующей на бегах; однако ты все же мечтаешь о молодом Арчи и…

— Ни о ком я не мечтаю, — возразила Селия. — О, если б я умела мечтать! Я не умею, потому что я до сих пор не встретила никого, кто заставил бы меня поверить, что он достоин этого. Впрочем, раньше я думала, что ты такой, а теперь…

Она подошла к окну и остановилась там, рассеянно глядя на оживленное движение вокруг Беркли-сквера и на ярко-красные громады домов Пикадилли.

После долгих лет, проведенных в школе, Лондон показался ей прекрасным, как волшебная сказка, ставшая действительностью, а теперь…

И Лоринг казался раньше таким удивительным, веселым, необыкновенно благородным…

«Бери все, что хочешь, все, что тебе нравится, детка, но только, ради Бога, покупай все в хороших магазинах и не приобретай дешевой дряни», — говорил он всегда.

Пару раз он ездил вместе с ней покупать платья и шляпы, и пленительно улыбающиеся и кивающие модели стали улыбаться и кланяться еще пленительней.

Обаяние Лоринга как-то особенно действовало на окружающих. В его присутствии все оживлялись. Он был такой большой и крепкий, и необычайно жизнерадостный; казалось, он не умеет сердиться: он постоянно улыбался или пожимал плечами и никогда не придавал значения мелочам.

Слуга Риккетс, бывший его денщиком еще во время войны, следовал за ним повсюду и был предан ему, как собака. При крике Лоринга: «Алло, Рикки!» — он весь съеживался от волнения, и его бледное лицо загоралось жадным любопытством.

Рикки пострадал на войне во время газовой атаки, и у него до сих пор бывали тяжелые припадки; кроме того, он был контужен в голову и ему иногда изменяла память.

«Но он славный парень и вряд ли найдет такую должность как у меня», — говорил о нем Лоринг.

У Лоринга было бесконечное множество друзей, которые постоянно толпились в его большой квартире: веселые, очень изящные мужчины и прекрасно одетые женщины — женщины, которые рассеянно улыбались Селии и тотчас же забывали о ней в первое время по ее возвращении домой. Но потом, по мере того, как появлялись заказанные Лорингом платья, приветливо говорили ей: «Какое у вас прелестное платье, детка! Где вы его заказали?» Селия всегда охотно называла магазин и прибавляла обычно, что это вкус Лоринга.

По утрам она с Лорингом ездила кататься верхом — быстрым галопом через Ричмондский парк. Они выезжали из дому в автомобиле; оседланные лошади уже ждали их, и две минуты спустя они мчались во всю прыть по блестящей влажной траве.

Остальным временем Селия могла распоряжаться по своему усмотрению, если они не были никуда приглашены. Лоринг иногда брал Селию на такие сборища, и она встречала там людей того же сорта, на этот раз с моноклями в петлицах прекрасно сшитых фраков и в котелках, отлично сидящих на их напомаженных головах.

Все они нравились Селии, и она обожала Лоринга до вчерашнего вечера.

Все случилось так внезапно и так ужасно просто. Она была в театре с миссис Кердью. На обратном пути миссис Кердью сказала: «Вы можете идти спать, дорогая. Я посмотрю только, кому сегодня везет».

Миссис Кердью Стефания — единственная женщина, которую Селия хорошо знала, была большим другом Лоринга. В прошлом Лоринг был товарищем ее мужа и после войны, которая сделала Тривора калекой, вел все его дела.

Стефания была очень хороша собой, прекрасно одевалась и, казалось, жила только для бедняжки «Бенни», как все звали Тривора.

У них была маленькая, прекрасно обставленная квартирка около Шенхердского рынка; самое миниатюрное жилище, которое только могут иметь двое. Раз в неделю Лоринг и другие знакомые приходили к ним играть в бридж.

У Стефании были очень ясные, голубые глаза, темные волосы и очаровательная улыбка. Она относилась к Селии по-дружески и обсуждала с ней множество вопросов: болезнь Бенни, их материальные затруднения; но большая часть времени постоянно уделялась словам, поступкам и внешности Дона, которому было семь лет, веснушчатому, бесстрашному и очаровательному.

В тот вечер последние слова Стефании, которые она бросила через плечо, подымаясь по лестнице, были: «Вы придете за Доном завтра, в три, дорогая?» Селия шла за ней, с наслаждением вдыхая разлитый в воздухе тонкий аромат сирени — любимых духов Стефании.

Поцеловав ее на прощание у дверей гостиной, Селия заметила в слабоосвещенной комнате длинный стол с маленьким ковшиком для денег, употребляемым при игре в chemin de fer, она узнала несколько лиц, но так как «железка» была обычным явлением и ее мало интересовала, она, не останавливаясь, поднялась к себе.

Лоринг отвел ей самую красивую комнату: маленькая серебряная кровать (серебряное плетение, вделанное в узкие рамки из матовой сикоморы), кремовые стены, изящные занавеси и немного старинной мебели, темной и тусклой.

Селия подошла к овальному зеркалу и встретила взгляд своих серьезных, темных глаз; у нее были очень длинные ресницы и стриженые вьющиеся волосы, разделенные, как у мальчика, сбоку узким пробором.

Женское чутье Селии подсказало ей, что она «радует глаз», как шутливо говорил Лоринг. Но она не знала, что Лоринг сказал Стефании: «Девочка обещает стать красавицей, когда подрастет и научится держаться».

Это было год тому назад. Теперь Селия приобрела известное самообладание, не смущалась и не краснела больше так мучительно, как раньше, если кто-нибудь заговаривал с ней.

— Вы знаете, что напоминает мне ваша сестра? — спросил кто-то Лоринга и, не ожидая ответа, продолжал: — Она похожа на один из тех весенних цветков с длинным названием, как, бишь, он называется? Он, как будто, может погибнуть даже от легкого дуновения ветра. Кажется, анемоны, что ли? Они удивительно красиво окрашены. Так вот и она: вся соткана из сияния и ярких красок, а вместе с тем очень хрупкая и миниатюрная.