Развод. С вещами на выход! - Айрин Лакс
Но.… бабушки не стало ещё двенадцать лет тому назад, и тайну вишневого компота она унесла с собой. Сколько раз я потом ни старалась приготовить его — ни разу не вышло ничего похожего.
Поэтому о вишневом компоте оставалось только мечтать.
Я медленно поднялась и охнула — моя вагина ныла так, словно я каталась этим самым местом по крупной терке.
Распухшая, мокрая, со следами выделений.…
Оттраханная так, что даже сейчас фантомно ныла.
Вячеслава не было рядом.
Но, может быть, он находился в основном помещении.
Я медленно поползла в сторону санузла, осторожно присела на унитаз и помочилась с таким удовольствием, что можно было кончить ещё раз. Потом — в душ.
— Зверюга… — тихо возмутилась я, разглядев в крошечное зеркало следы засосов и синяков.
Особенно досталось груди: Вячеслав уделил ей неприлично много времени и вытворял такое, чему могли научить только в порно.
Немного придя в себя, я прошлась, все ещё веря. что найду своего пылкого любовника в других комнатах. Может быть, он встал и оставил меня на узком диванчике одну, чтобы благородно дать мне немного поспать?
Но тишина была такая, что стало ясно: никого, кроме меня, здесь нет.
Не было даже Шарика!
Я ещё раз проверила всюду, даже глупо заглянула в узкий шкаф-пенал.
Отдавала себе отчет, что Вячеслав в такой шкаф точно бы не поместился, но… надежда — такая надежда.
Отчаянная и глупая.
Но ещё и обидчивая.
Поняв, что Вячеслав слинял, я обиженно шмыгнула носом.
Огляделась и разозлилась, что он ушел.
И почему-то я знала, что Шарик вернется, а Бомж Вячеслав — нет.
— Ну и пожалуйста! Ну и не нужно! Решала?! Нет! Балабол! Воспользовался беззащитной доверчивой женщиной…
Я разозлилась и от обиды вынесла его цветы на улицу, выставила на мороз.
Но потом вспомнила всем набившие оскомину строки, которые, тем не менее, я очень любила:
Белые розы, белые розы — беззащитны шипы.
Что с ними сделал снег и морозы, лёд витрин голубых?
Люди украсят вами свой праздник лишь на несколько дней,
И оставляют вас умирать на белом холодном окне.
Цветы ещё пока были живые, и ни в чем передо мной не провинились.
В отличие от их дарителя!
Поэтому я занесла цветы обратно.
***
Как я и предполагала, Шарик вернулся, а Вячеслав — нет.
От Бомжа Вячеслава остался шикарный букет цветов, жуткое похмелье, саднящая вагина и сережка-пирсинг, по словам дарителя, не абы какая, а с целым бриллиантом…
Я забросила эту сережку в кошелек и никуда относить не стала. Не поверила, что там бриллиант.
Ведь Вячеслав обещал, что ещё на три дня задержится, но сам убежал, не прощаясь.
Чуть позднее я обнаружила, что он ушел не с пустыми руками…
Он украл один из моих скальпелей, которыми я работала!
Что за человек такой, разозлилась я! Зачем ему мой скальпель…
Уууу…
Вот мужики пошли: попользоваться, потрахаться и.… обобрать!
***
Вячеслав
— Егерь?! Я думал, ты всё… — старый друг округлил глаза. — По моргам звонить не стал. Сам же знаешь, когда за дело берутся серьёзные люди, то там искать бесполезно!
— Надеюсь ты не успел выпить за меня, не чокаясь?
— Нет.
— Пиздишь.
— Ну… — развел руками.
— Сядь, Тундра, не стой.
Старый товарищ ещё с времен контрактной службы носил позывной Тундра, так и называли.
— Выглядишь бодро.
— Явно не твоими молитвами и стараниями.
— Не надо было одному соваться. Я же сразу сказал…. Не нравится мне это дело.
Ну, говорил, да. Было дело. Но я же самый умный…
Или просто заигрался в самого умного.
Решил, что знаю все лучше всех и не сразу понял, что под видом очередного сложного заказа маскируется банальная желание конкурента устранить сильного игрока.
— Когда Малой сказал, что ты на связь вышел, я ушам своим не поверил.
Малой — потому что самый младший среди нас. Тридцать семь. Считай, пацан.
— Теперь веришь?
— Ага. В больничку нужно?
— Меня уже подлатали.
— Покажь, — разминает пальцы Тундра, в прошлом окончивший колледж на фельдшера.
Не то, чтобы он профи, но всё же…
— Неплохо, — одобрительно цокает языком. — Кто зашивал?
— Зашива-ла, — сделал акцент.
— Чё.… Медсестричку замутил?
— Ветеринаршу.
— Значит, песики, которых она зашивает, ходят с самыми аккуратными швами. Хорошая работа. Жить будешь.
— А то, бля, без тебя сомнения оставались!
— Чё за баба?
— Тебе скажи.
В паху стало горячо и тяжело. Такая, бля… Сочная, где надо. И ножки, как я люблю — не тощие палки, а приятные, с округлыми бедрами, выразительными икрами и аккуратными пальчиками.
Не время думать о таком, дела решать надо, однако мыслями заносит… И бля… Я бы там завис ещё…
С ней.
В ней.
Жаль, оторваться пришлось.
— Симпотная? — не унимается Тундра.
— Сойдет, — отвечаю нейтрально, чтобы не создать лишний интерес. — Дело есть, возьмись. Пробить нужно, чё да как. Реальная картина нужна.
Ида в детали погружаться не стала, но я чувствую, что там та ещё выгребная яма.
Выслушав, в чем суть, Тундра скривился.
— Ну и нахуй оно тебе надо? Своих проблем мало? Влипла и влипла. По своей же дурости. Таких историй — тьма! Сама, дура, виновата… Доверчивая.
— И чё? Если доверчивая, сразу до трусов нужно обобрать?
— Урок жизненный. Умнее будет.
— Воровать у бабы — это дно.
— Без лоха жизнь плоха. В данном случае…. Без лохушки.
— Завались. Сказал, работай. Значит, работай. Или Малому поручить? Ты чё-то старый стал, Тундра. Пиздишь много, ворчишь, как пень трухлявый.
— Я займусь. Ветеринарша, значит. И тебя, лося такого, зашила? Вот же дура бесстрашная! Мда.… Я бы не связывался с такой.
— А чё?
— А ниче! Сам подумай… Баба, которая со скальпелем на ты! Та, которая лихо кастрирует поросят и котов. Зазеваешься, разозлишь такую и… Хуяк! Без яиц проснешься.
— Я вижу, у тебя
