Сквозь тернии к счастью (СИ) - Фарди Кира

— Почему?

— Мне позвонили ребята и сказали, что Анна Анатольевна ищет дом за границей. Даже не представляю, что в этой семье случилось, но это смахивает на бегство.

«Зато я представляю хорошо, — горько усмехнулась я. — Благородной семейство решило скрыться от провинциальной нищенки.

К горлу подкатила тошнота. Я сразу вспомнила свой обморок в колледже и испугалась, что грохнусь где-нибудь на улице. Анализы я тогда так и не сделала, не выяснила причину потери сознания.

— Пошли уже.

Мы направились к дому, но на пути нас остановила охрана. Шустрый мужичок в чёрной форме выскочил из домика и преградил нам путь.

— Молодые люди, вы куда?

— К семье Стрельниковых.

— Никого нет дома.

— Почему?

— Анна Анатольевна уехала с мужем ещё два дня назад и пока не вернулась.

— А их сын Антон?

— Его я вообще не видел ни разу.

— Вот это новости! — присвистнул Степан. — Явно что-то случилось. Не мог же он испариться в воздухе.

Тревога костлявой лапой опять сдавила мое сердце. Я тяжело задышала и прислонилась к столбу, а потом все вокруг потемнело и исчезло.

* * *

— Рита! Да что с тобой! Опять задумалась!

— А? Что? — я посмотрела на друзей и Степана и вернулась в реальность. — Простите! Вы что говорите?

— Степан спросил тебя о свадьбе.

— Какой?

— Ритка, не тупи! Ты только что рвала фотки, теперь объясни парню, что это было.

— А что было? — я посмотрела Степану прямо в глаза. — Я не могу с тобой встречаться. Я замужем! — я показала ему палец, на котором блестело то самое колечко, что подарил мне Антон. — И развестись не могу, потому что не знаю, где мой муж.

Глава 7. Антон

Я наконец оторвал взгляд от Павла, который так и не повернулся лицом и посмотрел на Макса. Ошарашенный услышанным, я только сейчас сообразил, что он оскорбил мою любимую женщину.

— Как ты сейчас назвал ту девушку? Нищебродка?

— Да. А что? — трусливый Бей растерялся. Его глаза забегали по сторонам в поисках поддержки. — Она такая и есть…

— Кто тебе давал право судить людей? Деньги твоего отца? — сквозь зубы процедил я и сжал кулаки. Если бы мог, вмазал бы сейчас Максу по роже и расквасил бы ему длинный нос.

— Эй, Стрела! Ты чего? Не заводись! Вырвалось просто. Язык впереди головы сработал. И потом, раньше ты сам таких девчонок называл нищебродами. Вспомни, как мы прикалывались.

Я сжал челюсти, чтобы не заорать от бешенства. Усилием воли сдержал порыв. На меня смотрели и мама, и отец, и друзья. Такая реакция им точно покажется странной. Они же не знают, что я до сих пор помню о Рите. Мать вообще может решить, что у меня проблемы с головой, лечить активно начнёт. Б-р-р-р!

— Забудь, — махнул я рукой и задержал дыхание.

— И правда, Макс, — Пашка повернулся к нам. — Прикуси свой язык, чтобы не болтался без дела.

— Мальчики, — встала между нами Маша, — вы столько времени не виделись, а уже успели поцапаться. Эта девчонка, как проклятая змея: одно упоминание о ней — и вы сразу ядом плюётесь.

— О какой девчонке вы говорите? — вступила в разговор мама.

— Да о той…

— Так! — крикнул я, чтобы увести разговор от опасной темы. — Кто первый на Меуре катается?

— Я хотел, — оживился Максим.

— Дима, пересади меня.

Я привычно схватил охранника за шею, он просунул руки под мои колени. Один рывок — и я уже сижу в кресле попроще, а Маша заботливо укрывает мне ноги пледом. Она намерено щекочет мне щеку длинными волосами, но я старательно отодвигаюсь: ещё не отошёл от вспышки гнева.

— Я ночью приду к тебе, — шепнула мне на ухо Машка.

— Куда придёшь? — удивленно вскинулся я.

— В спальню, — чмокнула она меня в щеку и засмеялась.

У меня чуть челюсть не отвисла. Вот это номер! Кажется, Мария не понимает, что у меня не только ноги не работают, но и детородный инструмент тоже в отключке. Нет, он иногда поднимается, но независимо от меня, будто живет своей жизнью. Просто опускаю глаза — торчит, но я при этом совершенно ничего не чувствую. Это был ещё один момент, из-за которого я не стремился связаться с Ритой.

Я покачал головой: пусть приходит, пора девочку избавить от иллюзий. Может, ещё и памперс попросить мне поменять?

Маша убежала, а я поймал хмурый взгляд Пашки. Он смотрел исподлобья, словно хотел меня ударить. Возникло ощущение дежавю. Прошло пять лет, но между нами ничего не изменилось. Друзья-враги. Просто мурашки по коже бегут.

Неужели он до сих пор сохнет по Машке? Так, я теперь не мешаю. Вперёд, дерзай!

«Нет, не может быть!» — сомневался я, наблюдая, как Макс крутится по песку на Меури. Не бывает такой долгой безответной любви.

Хотя… я сам постоянно вспоминаю Риту. И даже иногда заглядываю на ее страничку в соцсетях, но все эти годы она будто исчезла с экрана радара: нет ни фотографий, ни переписки с друзьями. Страничка есть, а хозяйка отсутствует.

Час мы бесились на берегу. Если бы не мои неподвижные ноги, можно было бы даже поверить, что мы снова в юности, снова вместе и понимаем друг друга с полуслова. Но я-то знал, что изменился. И они тоже. Мы просто играли в дружбу, а на самом деле наши пути разошлись, как в море корабли.

Мама оставила друзей на ночь. Почему бы и нет. Вилла огромная, спальных комнат много. Горничная, которая работала в доме, приготовила мне чистую постель, отец помог привести себя в порядок. Наконец я вытянулся на прохладной простыне, закрыл глаза и прислушался к себе.

Странно, сегодня я впервые задумался о своей дальнейшей жизни. Вот так плыл по течению, вяло перебирая ластами, ведомый родителями, и вдруг встрепенулся. Не знаю, что стало толчком: встреча с бывшими друзьями или упоминание о Рите, но я вдруг захотел жить. Не существовать, как беспомощный инвалид, а жить по-настоящему.

Я вытащил телефон и полез в интернет. Захотелось подглядеть в замочную скважину, как справляются с подобными проблемами другие. Мне и раньше предлагали всякие психологические встречи и курсы по восстановлению, но я отказывался. А сегодня словно проснулся.

Маша подкралась незаметно. Я только услышал, как скрипнула кровать, посмотрел, а это она тянет на себя одеяло. В полумраке комнаты белело ее стройное тело, завернутое в шелковый халатик.

— Антошечка, — пропела она. — Я к тебе.

— Убирайся, пока никто не увидел, — прошипел я.

Но Маша меня никогда не слушалась. Она шевельнула плечом, халатик тихо заскользил вниз и свернулся у ее ног змеиной кожей. Она осталась совсем без одежды, красивая, стройная, соблазнительная. Я сглотнул, чувствуя приближение волнения: вдруг испугался, что нас застанут вместе, и тогда шаткое спокойствие этого дома сорвется к чертям собачьим.

Маша поиграла бедрами, отчего ее упругие полушария призывно всколыхнулись, дала полюбоваться собой, потом поставила колено на край кровати и наклонилась ко мне.

Ситуация смешнее некуда. Я схватился одной рукой за петлю, приделанную к спинке кровати, чтобы сесть, но ладонь сорвалась. От беспомощности хотелось кричать.

Пухлые губы прилипли к моему рту. Как давно это было! Я уже и забыл, каким сладким может быть поцелуй. Но как только Маша коснулась языком моих губ и захотела их раздвинуть, я встрепенулся.

— Уходи! Ты решила поиграть с инвалидом?

Маша гортанно засмеялась, но откинулась на подушку.

— Я ещё таких красивых инвалидов не встречала, — проворковала она.

— А ты и рада? Уходи, Машка, не буди во мне зверя.

— А я хомячков не боюсь, — она положила ладонь мне на грудь и поехала пальцами вниз. — Зато теперь ты никуда от меня не убежишь.

Я отодвинул ее руку. Ну, не кричать же мне! Смешно звать на помощь в своем же доме. Скажут, что совсем в истеричку превратился.