Кэти Летте - Алтарь эго
Постановление о разводе вступает в силу по истечении шести недель… но сердечная боль остается навеки. В тот день, когда я стала половинкой одной из тридцати пар, разведенных в тот день в Сомерсет-Хаусе, я сидела в квартире родителей в Ислингтоне в свадебном платье и отвечала только на звонки, адресованные мисс Хэвишем.[31] Разослала не-свадебные приглашения. Испекла несвадебный торт и распилила пластмассовую декорацию жениха и невесты на две части. Слушала Пэтси Кляйн, пока у меня не отвалились уши.
Я старалась убедить себя в том, что ошибки – это долги, которые мне следует выплачивать за бурно прожитую жизнь. В том, что быть незамужней девушкой не так уж плохо. Меня осенило, что за свою взрослую жизнь я никогда не жила без мужчины. Жить в одиночестве означало, что теперь не нужно сломя голову нестись домой, чтобы разморозить ужин и тут же, за две минуты, приготовить его. Что меня никогда не поймают за тем, как я размораживаю хлеб феном для волос, держа между ног только что вынутую из холодильника лазанью. Никакого храпа, никаких утомительных бесед, никаких раздраженных вопросов «Да что с тобой такое? Менструация скоро, что ли?». Жизнь в одиночестве означала мир, спокойствие и тишину… Но зачем мне эта тишина?.. Чтобы слышать, как я рыдаю – вот зачем. Поверьте, мне уже требовались болотные сапоги.
Да и кого я хотела обхитрить? Я понимала, что иду по дороге своей матери. Теперь у меня был такой эмоциональный багаж, что явно требовался носильщик. Я становилась такой, каких сама раньше избегала на вечеринках. Сентиментальность нападала на меня в самые неожиданные моменты: когда в супермаркете я проезжала с тележкой сквозь стаи самодовольных счастливых парочек или когда уплетала смесь из орешков и случайно замечала кешью, свернувшийся эмбрионом у меня на ладони…
Погода соответствовала моему настроению. Небо напоминало серую пробирку, из которой выливался грязноватый дождь. Дождь шел так часто и так сильно, что животные делились на пары и скулили в ожидании Ноя.
В один из таких печальных дней в спортцентре я подняла глаза и сквозь пар общей душевой разглядела веснушчатое лицо Кейт, изучающей меня через очки в красной оправе.
– О! – Я почувствовала, что начинаю задыхаться. Вода стучала по моей спине, я только через минуту вспомнила, что нужно поздороваться. – Привет.
– Добрый день!.. Хм… Я не помешала?..
– Нет-нет. Я всего лишь рассеянно взбиваю свои целлюлитные жирности.
Кейт сняла очки, повесила полотенце на крючок и ступила под душ на зеленый коврик.
– Ну… и как ты?
Я пожала намыленными плечами.
– Нехорошо. Я беру в прокате мелодрамы и реву вечерами напролет.
– Ну, тогда ты точно больна.
– В общем, я столько раз старалась совершить самоубийство, что чуть действительно себя не убила.
– Наверное, постоянное посещение спортивного зала тоже один из способов загнать себя до смерти. – Кейт отвернула кран и встала под ржавый душ. – По крайней мере, теперь ты можешь совершить самоубийство голой.
Кейт выдавила на руку травяной шампунь, и пластиковая бутылка пукнула. Я наблюдала, как она намыливает волосы, пока они не стали напоминать безе, и выпалила:
– То, что ты тогда сказала в больнице… Так это все правда. Моя проблема в том, что всю свою жизнь я была страшно легкомысленной – ходячее ток-шоу, где я выступаю в роли и ведущего, и гостей.
Кейт близоруко смотрела на меня.
– Может, хватит себя поносить, дуреха ты шерстяная? Что нам-то тогда останется делать?
– У тебя есть все основания меня ненавидеть, – продолжала я. – Я пользовалась твоим расположением на работе. Лгала. Подкинула тебе на стол крем для удаления лобковых волос. А иметь двух возлюбленных одновременно… Боже мой! Я вела себя как мужчина. И не самый порядочный мужчина к тому же. А неандерталец. Я…
Кейт резко подняла руку.
– Ты думаешь, у тебя авторские права на ненависть к самой себе? Да, я носила искусственные ресницы. Причем на людях, черт возьми…
– Ну, ты… немного изменилась, – сказала я тактично.
– Но теперь я изменилась в обратную сторону… по правде говоря, – признала она, подняв руку и показав мне обнадеживающе волосатую подмышку. – Я немного подустала от всего этого чертова оптимизма. Жизнерадостные люди недооценивают сложность возникающих проблем. Ты знаешь, Эйнштейн говорил, что в тот день, когда ему пришла в голову теория относительности, он был в плохом настроении.
– Хорошо, что ты вернулась, Кейт. Голые и мыльные, мы осторожно обнялись.
– Вообще-то это всегда была твоя жизнь. Просто я держала ее тепленькой для тебя…
– Так как поживает Джулиан?
Мы оторвались друг от друга после восстанавливающих дружбу объятий.
– Я только что собиралась спросить у тебя!
– У меня? – воскликнула я. – Я в режиме ожидания… в смысле мужчин… Но вы-то снова вместе, верно?
– Нет, слава богу. Теперь я уж точно поклялась ничего общего не иметь с мужчинами. Я все еще ищу мужчину, который мог бы доставить мне столько же удовольствия, сколько поедание крем-брюле.
Эти сведения поразили меня до глубины души.
– Так ты не выходишь за него замуж?
– Я? Я думала, ты выходишь за него замуж?
– Последний раз я видела его в больнице.
– И я тоже, – Мы выключили краны с водой – водопровод вздохнул, как астматик, – и в полном неверии уставились друг на друга. – По крайне мере, он был честен, объективен и, мать его, признал, что действовал несправедливо и беззаконно, – сказала она в стиле Джулиана.
Я вытерлась полотенцем, переваривая эти новости.
– Лично я довольна, – блефовала я. – Это такое облегчение, что у меня сейчас нет никаких отношений. Я просыпаюсь каждое утро и чуть ли не… хлопаю в ладоши от радости.
– Я тоже, – угрюмо согласилась Кейт, натягивая свою типичную огнестойкую одежду.
Мы осмотрели друг друга с вялым воодушевлением, словно пара старых чучел.
Час в пицца-баре на площади Лестер-сквер, где за каких-то три фунта можно есть все, что хочешь, – и наша любовь к человечеству, не говоря уже о любви друг к другу, была в некоторой степени восстановлена. Конечно, неплохо было бы встретить настоящую любовь, но, по крайней мере, заверили мы себя, у нее всегда буду я, а у меня всегда будет она. При этом в воздухе повис вопрос, размером с дирижабль: если ни одна из нас не собиралась выходить замуж за Джулиана, тогда, черт возьми, на ком же он женился?
– Вивиан, – предположила Кейт, разделываясь уже с третьим куском пиццы. – Точно, это Вивиан. Понимаешь, в смысле благочестия эта сучка занимает промежуточную позицию между Флоренс Найтингейл и матерью Терезой.
– Не может быть! – завопила я. – Она же носит юбку-брюки!
