К востоку от Евы - Ида Мартин
Честной со мной была только Салем, потому что она не стала бы помогать Сане и об Алике Ева ей тоже рассказывала.
Ева, Ева, Ева… Я никак не мог уложить ее в эту тотальную цепочку зла и обмана. В моих мыслях она всегда оставалась девушкой-счастьем.
Ева собиралась вернуться ко мне по-настоящему, иначе не стала бы говорить Наташе про закрытую комнату. Она хранила тот момент в памяти как нечто особенное и заслуживала снисхождения.
Она сказала, что Наташе со мной повезло, и хотела запомнить запах Пако Рабан.
Или, быть может, я в очередной раз искал ей оправдание?
Наташа твердила, что в прошлых жизнях мы с ней были вместе, и, хотя говорить об этом у нее получалось убедительно, я неизменно представлял на ее месте Еву. И это было ужасно, потому что моя мама ошибалась, называя меня «бездушным» и «эгоистичным монстром». Ведь Наташа нуждалась во мне и тогда, когда ей угрожал Алик, и особенно теперь, на фоне ее болезни. Ева была права: я должен сильно постараться, чтобы сделать Наташу счастливой.
Ева всегда была добра. И к Алику, и к Наташе.
Я все понимал, пусть и находясь в полусне. Очень хорошо понимал. Так четко, как ничего прежде.
На ее месте я бы тоже так поступил.
Глава 40
Про огниво я болтал просто так. Конечно же, принцесса-соулмейт стоит того, чтобы отправиться за ней на край земли. Покинуть зону комфорта не такой уж большой подвиг. Гораздо сложнее отыскать дорогу, которой нет ни на одной карте. Прислушиваясь к интуитивным воспоминаниям о прошлых жизнях, нащупать путь, проходящий где-то к востоку от солнца, к западу от луны. Позволить чувствам вытекать и сворачиваться, выпустить своего Оша и приручить его. Оставить все условности и объяснения. Не забегать вперед и не надеяться на завтра, но не потому, что, как сказал Алик, каждый день может стать последним, а для того, чтобы подольше удержать ощущение «сейчас». Научиться играть и подыгрывать, не изображая то, чего не существует, а исполняя, подобно виртуозу-музыканту, свою версию мелодии.
Во мне боролись два Яна. Ян – серый человек. Практик, рационалист и скептик. Ян, который хотел все знать, требовал ответов, сроков и объяснений. Его волновали прогнозы, методы лечения, эпикриз. Он едва удерживался от того, чтобы задать Наташе прямой вопрос о ее болезни, купил билет на электричку в Снегири, чтобы поговорить с ее отцом, и с утра до вечера читал в интернете истории выздоровления онкологических больных. И другой Ян – высвобожденный зверь, яростно отвергал все, что угрожало установившейся идиллии.
Если он поднимет эту тему, начнет выяснять, Наташа испугается и замкнется, между ними вырастет стена ее болезни, они начнут прислушиваться ко времени и из безмятежных и счастливых превратятся в трагических влюбленных – умерших не в один день. Что, по моему мнению, звучало еще печальнее, чем небезызвестная повесть.
Неотвратимость надвигающейся катастрофы принималась Яном-медведем как данность. Просто в один день солнце не взойдет – так было испокон веков. Счастье зверей в том, что они ничего не знают о смерти.
Этот Ян и отменил поездку в Снегири и вместо нее целый день провел с Наташей на крытом роллердроме, где мы с ней впервые встали на ролики.
Ян-человек утверждал: преимущество разума над бессознательным заключается в том, что разум способен предвидеть, анализировать и предотвращать. На это Ош отвечал, что многовековой анализ конечности жизни подобен ковырянию болячки: влечет за собой лишь страдания и совершенно не способствует заживлению.
И в глубине души Ян-человек понимал, что медведь не перестает вспоминать Еву.
Договариваться этим двоим удавалось только на кухне.
– Посмотри, у меня получилось! – Наташа с восторгом достала из духовки поднос с разноцветными зефирками. – Они выглядят как настоящие!
– Они и есть настоящие.
– Ну ты что-о-о? Это же я их делала. Я! В первый раз! Должны были расплыться или подгореть, а выглядят почти как из магазина.
– У тебя просто отличный наставник! – Я подмигнул в камеру.
Мы решили, что продолжим снимать кухонные блоги и без Евы. Я купил штатив для установки камеры и кольцевую осветительную лампу. Теперь у нас на канале насчитывалось около восьмисот подписчиков, и их количество стремительно росло.
Не обходилось, конечно, и без критики. Но ругали в основном меня. Что я неправильно вливаю молоко в муку, недостаточно сильно разогреваю сковороду, криво режу картошку и вообще не использую кучу полезных кухонных прибамбасов.
Наташа же всем нравилась. На ее долю выпадало немало комплиментов, начиная от того, какая она милая, и заканчивая тем, как изящно она держит венчик для взбивания яиц.
Наташа была прирожденной актрисой, и я не сомневался, что люди смотрят наш канал главным образом ради нее. Меня это ничуть не смущало. Публичности или самоутверждения я не искал, мне просто нравилось заниматься любимым делом и смотреть, как радуется Наташа: такая бойкая, живая, без малейших признаков болезни или недомоганий.
И когда я ее видел такой, то даже занудный и душный человек, что сидел во мне, успокаивался. «Ничего не случится», – думал он. Когда люди счастливы, они бессмертны!
– Теперь твоя очередь меня учить. – Достав из-под стола пакет с упаковочной бумагой, я заглянул в него, изображая удивление. – Потому что я понятия не имею, как делать эту штуку.
– Букет? – Наташа выудила из пакета заготовленный круг пенопласта и деревянные шпажки для канапе. – Это же самое простое! Тут все легко.
– Это тебе легко, а я вообще не представляю, с чего начинать. И давай, пожалуйста, помедленнее, как я показывал лепку вареников.
– Хорошо. – Она адресовала мне лукавый взгляд, означающий, что я занудствую. – Просто берем и втыкаем.
Держа в одной руке пенопласт, а в другой палочку для канапе, она принялась сводить их, словно в замедленной съемке.
– Я достаточно медленно показываю?
– Выглядит как будто спутник пытается состыковаться со станцией.
Наташа расхохоталась и, проворно утыкав пенопластовый круг палочками, свела их конусом.
– Это будет ножка букета. – Сжимая палочки в руке, она подняла круг. – Теперь мы его перевернем и поставим куда-нибудь.
Я передал вазу, и она опустила в нее ножку будущего букета из зефирок.
– Теперь зубочистки. Посчитай, пожалуйста, сколько получилось зефира.
– Пятнадцать, – с ходу ответил я. – По пять каждого цвета.
– Это много. У
