Ржавчина - Виктория Юрьевна Побединская
– Где ты так долго был? – поднимаю я в ожидании взгляд, пытаясь прочитать на его лице ответ.
– Я не вернусь больше, – отвечает Август и, глядя мне в глаза, обнимает, оставляя на губах легкий прощальный поцелуй.
Я просыпаюсь в слезах. Скрипит дверь, а потом из коридора в комнату скользит полоска жёлтого света. Судя по шагам, это мама. Покрепче зажмурившись, я притворяюсь, что сплю, пытаясь не шмыгать носом. Хотя все внутри так и просит: «Побудь со мной хоть немного, мам». Так хочется, чтобы она, как в детстве, села на край кровати и погладила по голове. Чтобы полежала рядом, повторяя, что завтра все будет хорошо. А это просто дурной сон. Ведь сны имеют свойство заканчиваться. Но мама этого не делает. Она закрывает дверь, и в комнате снова становится темно.
Просыпаюсь я от вибрации телефона. Сразу не понимаю, что случилось. Только ночь за окном подсказывает, что звонит Ив.
– Иви? – зеваю я.
Судя по звукам на заднем фоне, она на вечеринке. В последнее время она часто их посещает. «Это ведь Нью-Йорк, Ань. Город, который никогда не спит». И не сказать, что я против, но уже в третий раз она звонит мне глубокой ночью, каждый раз заставляя мое сердце затаиться, а вдруг?
– Что случилось, Ив? Все хорошо? – чтобы спросонья выдать такую фразу целиком, я собираю все свои силы. К тому же, когда музыка грохочет, тут и здоровую речь не просто расслышать.
– Все нормально, Ань, не переживай, – радостно вопит она в трубку, пытаясь перекричать шум толпы. – Просто хотела сказать, что ты моя самая лучшая подруга. Ты знаешь?
Я роняю голову обратно на подушку и закрываю глаза.
– Я люблю тебя! Понятно? – она икает и тут же начинает заливисто смеяться.
– Ив, иди домой, – прошу я. – Пожалуйста, вызови такси и поезжай в общагу.
Я знаю, она все равно не послушает. Но каждый раз продолжаю надеяться. Каждый раз переживая, чтобы она не потеряла сознание где-нибудь в чужом доме.
– Я в порядке, дорогая. Со мной Адам, – смеется она, периодически отрывая телефон от лица, потому что звук пропадает. – Он обо мне позаботится. Он на самом деле хороший. Он меня любит. Правда любит.
– Ив, я никогда и не говорила, что это не так.
Уповаю лишь на то, что, судя по ее рассказам, он старше, а значит, сможет за ней присмотреть.
– Ань, – почти шепчет Ив. – Я просто хотела позвонить, чтобы сказать, что тоже люблю тебя.
Я зажмуриваюсь, чувствуя, как по щекам стекают слезы.
– И я тебя, – отвечаю. – Пожалуйста, будь осторожна, – но Иви уже не слышит.
«Эй, детка, иди к нам!»
Гремит музыка, слышен смех, а потом звонок обрывается, как будто его и не было. Натянув одеяло повыше, я молюсь о том, чтобы рядом с ней были хорошие люди, а потом засыпаю с мыслью о том, каково это всю ночь танцевать на вечеринке. А главное, когда тебя обожает весь город. Город, который никогда не спит.
Из дома я убегаю ранним утром, пока в воздухе висит осенняя прохлада и сизый туман. Сажусь на автобус до Вильямсбурга, а там высаживаюсь в туристическом центре.
Первые колонисты уже вдыхают в это историческое место жизнь. Кучер дергает за удила лошадей, заставляя их стоять спокойно. Их копыта позвякивают, каждый раз сталкиваясь с мостовой. Наверняка, процессия ждет губернатора. Обычно он объезжает район четырежды за день. Сколько бы ни проходило лет, все здесь ровно так же, как в год, когда мы с мамой приехали сюда впервые. А я люблю постоянство. Оно помогает чувствовать себя спокойнее.
В деревянной лавке напротив кузнец готовит подковы. Можно зайти и посмотреть. И даже попробовать самому. Через дорогу старик с длинной бородой и в посеревшем фартуке продает амулеты и обереги, которые никого ни от чего не оберегут. А еще прямо у ворот стоит парень. Он отличается хотя бы тем, что на нем нет костюма. И я поверить своим глазам не могу, потому что это Эрик.
Все внутри взмывает вверх и тут же падает вниз, как будто меня без предупреждения впихнули в вагончик на американских горках. В голове сменяются воспоминания, и я сама не могу понять, чего в них больше – теплой тоски и ностальгии по прошлому или боли по случившемуся настоящему, которое до сих пор где-то внутри ноет и кровит, вот только никто не может найти рану. И в этот момент кажется, будто Эрик чувствует также. Он стоит, глядя чуть исподлобья, уголок его губ кривится в улыбке. Мимо нас проезжает обоз, поднимая вверх пыль, а потом Эрик делает шаг ко мне навстречу.
«Что ты здесь делаешь?» – удивленно восклицаю я, для верности опираясь на кирпичную стену одного из домов, как будто она может придать мне сил для встречи с прошлым. Кому, как ни этому городу знать, как тяжелы бывают его ошибки.
«Одна девушка как-то сказала мне, что в восемнадцатом веке Хэллоуин не праздновали, – говорит он. – И ты знаешь, эта идея мне понравилась».
Я не могу сдержать улыбки.
– Может, кофе? – уже вслух спрашивает он, и через десять минут мы устраиваемся на «нашем» месте под старым дубом.
«Как ты?» – я отставляю стаканчик в сторону, впитывая взглядом чуть повзрослевшие черты Эрика. На его лицо возвращается теплая едва заметная улыбка. Я уже представляю, как расскажу ему, что учусь в Северной Каролине, ведь когда мы в последний раз говорили о будущем, даже не загадывала оказаться там.
– Вроде нормально, – пожимает он плечом. – Не там, где рассчитывал, правда, но тоже неплохо. – И на мой вопросительный взгляд поясняет: – Планировал университет получше, но у брата возникли проблемы со здоровьем, а страховка не покрывает все лекарства, так что пришлось выбирать из того, что по карману, а не по душе.
«Мне жаль. – Теперь мысли о том, чтобы похвастаться собственными успехами, кажутся такими эгоистичными и глупыми. – Надеюсь, твой брат в порядке?»
– Да, все нормально. Не беспокойся. Лучше расскажи, как ты?
На миг я даже теряюсь. Потому что не знаю, с каких новостей начать, чтобы обойти минное поле по имени Август. Но как ни крути, вся моя жизнь теперь вращается вокруг его семьи.
«Живу, собираюсь сдать на права. Для меня это почти нереальное достижение».
«Почему?»
