Тадеуш Доленга-Мостович - Профессор Вильчур
Он посмотрел на нее с беспокойством и спросил:
– Почему эти слухи вы считаете нелепыми?
– Попросту потому, что они основаны на чьем-то вымысле, на абсурдном вымысле.
– Если даже на вымысле, то я, по крайней мере, не вижу его абсурдности.
– Абсурд заключается в том, что как вы, так и я прекрасно понимаем, что не подходим друг другу.
– Я вовсе так не считаю, – ответил он, нахмурившись.
– Вы так не считаете… – повторила она. – Во-первых, вы занимаетесь землей, и вам нужна жена, которая бы вела хозяйство, дом, а я врач. Как вам известно, я приехала, чтобы работать по специальности. Я совершенно не разбираюсь в хозяйстве и считала бы, что растрачиваю свои способности, свою специальную подготовку, если бы бросила врачебную практику. Эта работа – мое призвание, и я никогда не откажусь от нее.
Какое-то время он молчал, а потом обратился почти возмущенно:
– А кто это вам сказал, что я бы требовал от вас каких-то жертв? Кто вам сказал, что я бы осмелился навязывать вам хозяйство в Ковалеве?.. Я ничего больше не хочу, кроме того, чтобы вы стали моей женой, и не собираюсь вам ни в чем отказывать. Вы сможете делать то, что вам захочется. Если пожелаете, то я выстрою в Ковалеве для вас больницу, еще большую, чем та. Вы говорите, что мы не подходим друг другу. Это неправда, потому что как только я увидел вас, то сразу понял, что мне никто не нужен, кроме вас. Конечно, может, я не стою такой жены, как вы, я понимаю это, но я также знаю, что смогу быть хорошим мужем, что вы не ошибетесь во мне. Потому что если я говорю, что люблю вас, так значит в этом нет ни капельки обмана. Я умышленно не спешил объясняться, потому что хотел, чтобы вы могли меня узнать и составить обо мне мнение. Что же касается хозяйства, так еще, слава Богу, жива мама, и она занимается им. Сестра уже, наверное, не выйдет замуж, потому что и желания у нее нет. Словом, о хозяйстве нечего беспокоиться. Так, панна Люция, я спрашиваю вас, где тут абсурд? В чем тут нелепость? Вы не бойтесь, я уже не мальчишка, и, прежде чем обратиться к вам, я все передумал и все взвесил.
Люция отрицательно покачала головой.
– Не все. Мне очень жаль, что я должна вам это сказать, но вы не приняли во внимание моих чувств и моих намерений. Я не согласна с тем, что вы говорили о себе. Я не верю в то, что я могла бы быть для вас подходящей женой. А во-вторых, я не могла бы стать ею еще и потому, что я несвободна, у меня определенные обязательства…
– И вы не можете от них отказаться?
– Я не хочу отказываться от этих обязательств.
Он понурил голову.
– Это значит, что вы кого-то любите?
– Да, – кратко ответила она.
Какое-то время он молчал, а потом сказал, пытаясь улыбнуться:
– Вот уж, действительно, попался… Но кто же мог знать?.. Как я мог предположить?.. Я не слышал, чтобы здесь, в наших краях, кто-нибудь сватался к вам, а Варшаву вы бы не покинули, если бы там… Извините меня. Я никогда бы не осмелился предлагать вам… если бы не уверенность, что вы свободны. Я очень прошу вас извинить меня.
В выражении его лица была искренняя озабоченность и печаль. После долгого молчания он вдруг посмотрел на нее с недоверием.
– А может, – начал он, – вы таким образом хотите подсластить мою горькую пилюлю? Мне было бы действительно очень обидно, если бы вы за мою искренность и мои чувства отплатили такой отговоркой. Я действительно не слышал, чтобы кто-нибудь в наших краях добивался вашей руки. А у нас здесь долго сохранить тайну невозможно. Так скажите мне откровенно и просто: "Ты мне не нравишься, буду искать более подходящего".
Люция покачала головой.
– Ваши предположения необоснованны. Я сказала вам правду. Я действительно люблю другого человека и стану его женой.
Он снова замолчал и стоял перед ней, не поднимая головы.
– А вы… вы могли бы сказать, кто он?
– Я не думаю, что в этом есть необходимость, – холодно ответила она.
– Ну, если это тайна… – с иронией заметил он.
– Вовсе нет, но я не собираюсь докладывать, потому что это мое личное дело.
– Вы считаете меня сплетником? Это интересует меня и только меня.
– Хорошо, я могу вам сказать: я говорила о профессоре Вильчуре.
Его глаза широко раскрылись.
– Как это?..
Люция встала.
– Еще секунду, – задержал он ее. – Вы хотите сказать, что любите профессора и что станете его женой?
– Да. И я прошу вас на этом закончить нашу беседу.
Когда они вернулись в гостиную, как раз приглашали к столу. В столовой и соседней комнате стало шумно. Ужин, как правило, в этих краях был очень обильным. Однако сидящий рядом с Люцией хозяин почти ни к чему не притронулся, зато много пил и продолжал оставаться хмурым. Это было, конечно, замечено, так как женщины все время с интересом посматривали в его сторону, переводя взгляды с него на Люцию и догадываясь, что между ними что-то произошло. Люция, стараясь спасти положение, оставалась веселой и оживленной, разговаривая с другим своим соседом.
После ужина она снова спросила Вильчура, не лучше ли им поехать домой. Сейчас уже она сама этого искренне хотела, но Вильчур, усматривая по-прежнему в ее готовности пожертвование, самым категорическим образом отказался.
– Я познакомился здесь с двумя очень интересными людьми и с ними мне приятно беседовать, – уверял он, – а завтра воскресенье, так что мы можем позволить себе развлечься еще пару часов.
Снова зазвучала музыка, и снова Люция танцевала без устали. Вильчур в поисках своих новых интересных собеседников заглянул в столовую, где слуги убирали столы. В конце одного из столов одиноко сидел пан Юрковский и пил водку. Вильчуру показалось, что Юрковский его не узнал, потому что измерил его почти ненавидящим взглядом. Должно быть, он уже был изрядно пьян, ведь всегда он относился к Вильчуру вполне доброжелательно.
Вскоре после этого они снова встретились в малой гостиной. В это время в гостиной известный танцор пан Скирвены демонстрировал свою несравненную мазурку, так что в малой гостиной было пусто.
– А, пан профессор, как хорошо, что я вас вижу, – обратился к нему Юрковский. – Я хотел вам рассказать одну забавную историю.
Выглядел он трезвым, но язык его слегка заплетался, что свидетельствовало о сверх меры выпитом алкоголе.
Вильчур понимающе улыбнулся.
– Я выслушаю ее с удовольствием, хотя, надо признаться, я не отношу себя к знатокам юмора.
Юрковский поднял палец вверх.
– О, этот юмор, уважаемый профессор, вы поймете без труда, просто можно от смеха надорваться. Ну, я вам говорю, дорогой профессор, можно со смеху покатиться.