К. Борджиа - 11 дней и ночей
– Пускай. И можешь идти. Спасибо.
Берни видел, как парень махнул им из-за окошка рукой и шмыгнул за дверь.
Полилась нежная мелодия.
Они стояли друг напротив друга, лопоухие и смешные.
Стефания что-то говорила, но он уже не мог ее слышать.
Поняв это, она плавно отступила на шаг и принялась в такт музыке не спеша расстегивать на себе одежду.
Он никогда не думал, что одежда современной женщины может состоять из такого количества «молний».
Покачиваясь в танце и не отрывая смеющегося взгляда от Берни, Стефания проводила двумя пальцами по бедрам, по груди, по животу, и всюду после этого возникали коротенькие просветы ее бархатистой кожи.
Потом вся одежда разом упала к ее ногам и стала напоминать выброшенного на душный пляж морского моллюска. Изящные туфельки топтали его, и он неохотно шевелился, предчувствуя скорую смерть.
Музыка сжимала голову Берни с обеих сторон. Она постепенно превратилась в сплошной пульсирующий ритм, и он понял, что это в висках стучит разогретая кровь.
Голая девушка танцевала перед ним.
Она слышала ту же музыку, что и он, но, кроме них, ее не слышал никто. И это тоже казалось удивительным.
Подложив ладони под полные груди, нагая танцовщица медленно поворачивалась вокруг своей оси, забыв о проводе, в который так же медленно закручивались ее стройные ноги. В последний момент она все же о нем вспомнила и начала разворачиваться в обратную сторону.
Когда-то он сам для себя сделал вывод о том, что заставлять людей возбуждаться по-настоящему – удел искусства. Однажды он зашел в фотоателье своего друга как раз в тот момент, когда тот был занят с очень хорошенькой моделью, позировавшей ему в одной шляпке и сапожках. Наблюдая за девушкой, Берни заметил, что ничего не испытывает. Присутствие в той же комнате посторонних, среди которых были гримеры, осветители, просто какие-то люди, может быть, друзья самой девушки, деловая атмосфера, будничность происходящего – все это отвлекало от сути действа, весьма эротического в принципе. Фотограф командовал, девушка с удовольствием ползала по каким-то балкам, вокруг переговаривались, и Берни показалось, что все так и должно быть, что это замечательно, что работа есть работа. Однако некоторое время спустя он увидел сделанные тогда фотографии опубликованными в солидном журнале и, к величайшему удивлению своему, заметил, что реагирует на то же самое, чему был живым свидетелем, совершенно определенно, как здоровый мужчина.
Невозможность непосредственного контакта, опосредованность восприятия – через журнал – превратили Берни из зрителя в стороннего наблюдателя.
Точно таким же было его ощущение, когда в другой раз они с Эстер зашли провести ночь в один из нью-йоркских клубов, где сбоку от сцены, на которой время от времени молоденькие девушки исполняли стриптиз, стоял большой монитор. На мониторе, как в фильме, были те же девушки, что танцевали в двух шагах от Берни, однако то, как снимала их расположенная здесь же камера, оказывалось зрелищем гораздо более сильным, нежели то, которое являли девушки во плоти.
И вот теперь перед ним сладострастно извивалась красивая девушка в одних наушниках, девушка, с которой у него за последние дни возникли очень близкие отношения, она была здесь, рядом, до нее можно было дотронуться, и тем не менее Берни ни на мгновение не захотелось увидеть все то же самое в телевизоре или в журнале.
Это было удивительное ощущение причастности к искусству.
Оглушенный не то музыкой, не то стуком собственной крови в распухшей голове, он смотрел на ее запрокинутое лицо, на беззащитно открытое горло, на волосы, пышной массой спадающие по плечам на красивую спину, на груди с напряженными сосками, которые она ласково мяла длинными пальцами, на подтянутый живот с треугольной бородкой каштановых волос, на маленькие, упруго трущиеся друг о дружку ягодицы, смотрел и думал о том, какая же она все-таки замечательная девушка и как хорошо, что однажды утром он решил отправиться на работу на продуваемом всеми ветрами пароме.
* 26 *
– Ты правда любишь меня? – спросила героиня, заливаясь слезами.
– Иначе бы я не вернулся, – боясь показать нахлынувшие на него чувства, ответил герой.
Эстер тоже плакала.
– Какая прелесть, – вздыхала она. – Я давно так не переживала. Казалось бы, обычная история, но до чего трогает. Ты тоже так думаешь, Берни?
Она провожала мутным взором поплывшие по экрану титры и всхлипывала. Сквозь пелену слез титры казались пузырьками, всплывающими по стенкам огромного аквариума.
Увлеченная перипетиями фильма, Эстер только сейчас почувствовала странную тяжесть на правом плече.
Покосившись, она обнаружила, что это голова ее Берни. Берни сладко спал.
Дали свет. Зрители повставали со своих мест и теперь не спеша подтягивались к выходу, обмениваясь впечатлениями.
Берни продолжал спать.
Эстер толкнула его локотком в бок.
Берни сел вертикально, с интересом уставился в экран, осознал, что фильма там уже никакого нет, и, повернувшись к спутнице, радостно сообщил свое мнение:
– Нет, они просто молодцы! Мне очень понравилось. А тебе?
– Отвези меня домой, Берни, – попросила Эстер, провожая уходящие спины отсутствующим взглядом. – Я устала. Да и ты тоже.
Всю дорогу они молчали.
На душе у Берни скребли кошки. Ему было стыдно. Стыдно перед бедной и ни в чем не виноватой Эстер. Стыдно за то, что она такая маленькая и так любит его, а он, неблагодарный изверг, ею пренебрегает, но ведь он тоже ее любит, любит по-настоящему, как будущий муж, а не так, как эту снова ставшую вмиг (на миг?) ненавистной Стефанию, которую он, собственно, вовсе даже и не любит и только почему-то все время думает о ней…
Уже на пороге дома, когда Эстер молча открыла своим ключиком замок и оглянулась, сами еще не зная, пригласить ли его войти или сделать обиженный вид, чтобы раз и навсегда проучить, Берни опередил ее и, шепнув «прости», стал ждать, когда она прикроет за собой дверь.
Это было невыносимо.
Эстер вошла в переднюю, но не сдержалась и снова выглянула на улицу.
Она успела заметить только спину Берни, торопливо выходившего в калитку, скрипучие петли которой еще утром смазал отец.
* 27 *
Через десять минут Берни стоял в телефонной будке и набирал номер Стефании Аурам.
Начал накрапывать дождь, и по стеклу побежали пресные капли вернувшихся вспять испарений земли.
Все в природе повторяется…
У Стефании никто не отвечал.
Берни почувствовал, что что-то неладно. Вероятно, ему подействовало на нервы глупое расставание с Эстер, которая не заслуживала подобного к себе отношения, однако Берни злился сейчас и на нее тоже, за то хотя бы, что она безропотно позволяет ему быть свободным в своих поступках, за то, что она раз и навсегда не предъявит на него свои права, за то в конце концов, что она не чувствует того, какая неразбериха творится в его голове! Почему она не понимает, что у него появилась другая женщина? Неужели она не осознает всей опасности своего положения?
