Вопрос цены - Весела Костадинова
Я глубоко вдохнула, чувствуя, как слова Олега проникают прямо в душу. Его признание сбило с ног, как и то, что он позволил себе быть настолько открытым.
— Именно поэтому, Лив, у тебя нет ни малейшего повода для ревности — ни одна из женщин ни в этом зале, ни, подозреваю, в мире, не станет тебе соперницей.
— Олег, ты…. — я задохнулась то ли от возмущения, то ли злости, что он прочел меня как открытую книгу.
— Тише, рысенок, тише. Твоя ревность, как дорогой коньяк, бьет в голову и лишает разума. А мне, счастье мое, пока никак нельзя без этого, — он поцеловал обнаженное плечо, поглядывая в глубь зала.
Несколько пар женских глаз, не обращая внимания на музыку, наблюдали за нами. Но Олег искал не их.
— Прости, Лив, — он поднялся с кресла, — мне нужно покинуть тебя. Радость моя, я могу наедятся, что ты не натворишь глупостей пока меня не будет?
Я мотнула головой, все еще оглушенная его словами, его обращением ко мне.
Он снова наклонился и, поцеловав мою шею, вышел, оставляя меня в одиночестве. Его слова, его прикосновения всё ещё эхом отдавались в моей голове. «Твоя ревность, как дорогой коньяк…» Его уверенность, его сила, его полное знание того, как я чувствую, сбивали с ног. Но вместе с тем эти его «радость моя» и «счастье моё» заставляли сердце дрогнуть.
Я оглянулась на зал, пытаясь привести мысли в порядок. Несколько женщин всё ещё бросали в мою сторону оценивающие и злые взгляды, но теперь это было как-то неважно. Как будто весь этот вечер был всего лишь фоном для того, что происходило внутри меня.
Я снова посмотрела в сторону двери, куда ушёл Олег. На что он намекал? Что за дело заставило его так резко уйти? Я не могла выбросить из головы его прощальный взгляд, тёплый, но скрывающий что-то важное.
Снова и снова я всматривалась в темноту зала, почти не слыша музыки, пытаясь понять, что произошло. На секунду мои глаза нашли Надю. Наши взгляды пересеклись, и она лишь пожала плечами.
Марка рядом с ней не было.
Олег вернулся через пол часа и от него веяло морозной свежестью. Он явно только что был на улице, потому что коснувшиеся моей руки пальцы были ледяными. Я хотела зажать его руки в своих, немного согреть, но он не дал. Вместо этого мне на колени упал огромный букет роз, от аромата которых закружилась голова.
— Олег…. Что это? — вырвалось у меня.
— То, счастье мое, что я должен был сделать с самого начала, — ответил он, садясь рядом со мной, как ни в чем не бывало. Придвигаясь настолько близко, насколько это позволяли наши кресла.
— Все в порядке? — не удержалась все-таки я.
— Более чем, — он наклонился и поцеловал меня в губы, — более чем.
Я замерла, ощущая тепло его губ на своих. Этот поцелуй был мягким, нежным, но с ним пришло странное ощущение недосказанности. Что-то во всём этом не укладывалось в картину — его резкий уход, возвращение с ледяными руками, букет, словно принесённый как извинение за что-то, чего я ещё не знала.
— Олег, — прошептала я, когда он отстранился, — ты меня сбиваешь с толку. Сначала уходишь, потом возвращаешься с розами, как будто ничего не произошло. Что на самом деле происходит?
Он посмотрел на меня, его взгляд был полон спокойной уверенности, как будто он заранее знал, что я скажу. И это его спокойствие слегка нервировало меня, но я не могла не отметить, как оно в то же время меня притягивало.
— Лив, — сказал он, беря меня за руку и нежно сжимая её, — иногда нужно уйти, чтобы вернуться с правильными ответами.
— Олег…. — начала я, но он снова меня перебил.
— Рысенок, я прошу тебя, доверься мне. Один раз — доверься. И давай остаток этого прекрасного вечера проведем, наслаждаясь музыкой и друг другом. Я прошу тебя, — он действительно не приказывал, просил. — Очень прошу.
Его слова были неожиданно мягкими, почти умоляющими, и это сразу выбило меня из колеи. Олег редко просил, а ещё реже делал это с такой искренностью. Я смотрела на него, стараясь прочитать в его глазах что-то большее, понять, что стоит за этой просьбой.
— Хорошо, — наконец ответила я, — пусть будет так.
— Спасибо, счастье мое, — он выдохнул с облегчением, — спасибо.
32
Выспросить его о чем-либо не удалось ни ночью, которую мы провели почему-то в моей квартире, ни на следующий день, ни позже. Вся компания сотрясалась от предстоящих событий, связанных с заключением сразу трех сделок, работы было столько, что все заместители Олега, включая меня едва не спали на рабочих местах. Все это делалось в рамках строгой секретности, Костя и я зорко следили, чтобы не было ни одной, ни единой, даже самой малюсенькой утечки. Самого Олега я видела лишь урывками: на встречах, где он выглядел собранным и непроницаемым, и ночью, когда он, словно загнанный зверь, падал на кровать рядом со мной, обнимал меня крепко, будто боялся, что я исчезну, и мгновенно проваливался в короткий, беспокойный сон.
Он словно замкнулся в себе, сосредоточенный только на своих делах и переговорах. Но несмотря на его молчание, было ясно одно: он не хотел отпускать меня. Даже когда сам был едва ли способен быть рядом, он продолжал настаивать, чтобы я оставалась в его доме, даже в его отсутствие. Я не понимала до конца, зачем это ему, но как-то бессознательно принимала его просьбу.
Ночами, когда я смотрела на него: спящего, усталого, измотанного, я задавалась вопросом: что же на самом деле творится у него внутри? Какие страхи и беспокойства гложут его? Он был похож на человека, который ведёт свою войну, не позволяя никому, даже мне, увидеть поле битвы. Но каждое его объятие ночью говорило о том, что я нужна ему больше, чем он готов был признать вслух.
В воскресенье вечером я отпустила Диану, которая за эти дни побледнела и осунулась, но стойко делала свою работу, и сама приготовила Олегу черный чай.
Он сидел, обсуждая что-то с Володей: его черты лица заострились, под глазами залегли глубокие тени, но лицо
