Музыка льда. Осколки - Анна Беляева

“Этот бы характер, да на пользу делу”— поражается Домбровская упрямству девочки. Яночка не из тех, у кого нервы как канаты, не Максимова, в общем, Яна словно породистый жеребенок: тонкая, нервная, искристая, что придает ее программам особенный свет, но всегда вносит элемент неожиданности в их исполнение.

Илья растерялся. Переводит взгляд с одной женщин на другую, не понимая, на чью сторону лучше встать. Вику это забавляет. Но все же надо прийти на помощь коллеге и, в некоторой степени, ученику в тренерском деле:

— Хорошо, Ян. Я вам даю одну тренировку. Сможете собрать безошибочно дорожку и прыжок — тренируйте так. Нет — возвратитесь к накатанном варианту, — Домбровская, замолкает, внутренне оценивая свое решение, а потом продолжает, — и еще в короткой активнее накатывайте тройной. Будем пробовать на этапе.

И даже не глядя на девочку, чувствует, что Яночка внутри закачалась. Бури “Далеких земель” будут как никогда суровы на этом этапе”,— утверждает мысль внутри себя Виктория.

Двойные у Милки идут вполне стабильно. Тройные страшно. Так страшно, что ног под собой не чувствуешь, принимая решение о переходе к ним. Сейчас Виктория едет к своей девочке именно на таких нечувствительных ногах, чтоб сказать только одно:

— Леонова, пробуй тройной сальхов. Михаил Александрович тебя подержит эту тренировку.

Во взгляде Милы страх, радость, надежда и что-то еще, что нельзя определить иным словом, кроме слова “любовь”. Страшный взгляд, потому что в нем слишком много надежды, которую почти невозможно оправдать, и веры, достойным которой быть вряд ли кто-то сможет.

Фигуристка третий день приходит в ее пальто. Отдавать, кажется, не собирается. Короткий тренч, который едва прикрывает середину бедра Домбровской, невысокой спортсменке доходит до самого колена, рукава почти скрывают пальцы. Мила будто прячется в этом пальто от мира. И забирать его Вика не намерена. Пусть прячется, если ей это поможет выздороветь и вернуть ту девочку, которая умела собственной радостью, энергией и юмором зажигать всех и все вокруг.

— И, Леонова, вопрос с музыкой на показательные все еще открыт. Идеи есть или мне выбирать? — задает полупроходной вопрос тренер.

— Есть. Сегодня скину, — отвечает фигуристка, пристегиваясь к удочке Григорьева.

И жизнь продолжает течь своими руслами, что бы ни происходило в ваших душах. Лед хрустит под лезвиями, спортсмены осваивают новые элементы, тренеры придумывают новые решения. Как каждый день до этого дня и многие дни после.

Тот ангел, что земле принес обет столь слезно чаемого примиренья

Во всем — ночь, холод, пустота. Предательство. Или просто взросление и способность идти на компромиссы, которые по сути и есть предательство, сколько не раскрашивай это красивыми словами.

Как же она ненавидит эти серые здания. Все — про разное, и все — про одно и то же. Никогда в них ничего приятного и радостного не происходит. Вот и сегодняшняя встреча — два километра нервов и тридцать литров крови в доказательствах, что тебе и правда нужно то, чего никогда не было и не будет, конечно, но, если очень нужно, то есть волшебное слово.

Виктория надеется, что волшебное слово не понадобится. Она верит в молодой организм и силы природы. И она себе врет. Ни во что она не верит. Если б верила, даже не позвонила бы по тому номеру, который ей, неморгающе глядя мимо лица, дал человек, такой же серый, как все эти здания, где отродясь ничего хорошего не бывает, перед олимпиадой семь лет назад. Тогда она была честная, может, и хорошо, Алька и без того убивала себя на “пять с плюсом”, хотя бы не усугубили. А вот сейчас, видимо, стала другой. Поэтому к одному номеру телефона прибавился второй, стоивший ей литров крови и километров нервов.

Теперь главное — сесть за руль и спокойно отъехать подальше. Лучше сразу домой. Включить музыку как можно громче, чтобы не слышать саму себя. То, что, наверное, называется голосом совести. В салоне оглушающе тянется:

Вылечи меня, пожалуйста, вылечи!

Вытащи меня, пожалуйста, вытащи!

Хочешь я уеду, в любой город вылечу,

Только вылечи меня, пожалуйста, вылечи!

Я, наверное, путанно объясняю.

Говорю же — правильно не умею.

Все чего добился всегда теряю.

И о чем не надо жалеть — жалею.

Голова включается слишком поздно, А душа устроена еще хуже. У меня к тебе небольшая просьба.

Помоги, прошу тебя, очень нужно.

Не удаётся ей в этот раз разговор с богом, никак не складывается. И она не выдерживает. Сворачивает в ближайший двор, глушит мотор, кладет голову на руки и без слез по-звериному завывает, упираясь лбом в оплетку руля. Трусливо вертится в голове, что надо было взять Илью, который бы сейчас обнимал, прятал от всего дерьма, что она пережила, пока доказывала, объясняла, просила за своих и против себя и их. Предавая саму себя, принципы, душу по кускам. Впервые внутренне согласившаяся на предательство собственных девчонок ради исполнения их же мечт. И сейчас малодушно надеющаяся, что не понадобится. Что все само собой получится. Но ведь уже предала, уже сторговалась с собой.

В конце концов кричать сил не остается. Голос охрип, но внутри немного утихло. Пора возвращаться к жизни, в мир повседневных дел. В конце концов пообщаться с собственным ребенком. Просто вспомнить, что есть что-то помимо больших интересов и больших целей, ради которых ничего не жалко: ни себя, ни других.

Женщина вынимает телефон. Видит целый список непрочитанных сообщений сразу из всех мессенджеров. Ну вот, тут хотя бы все как всегда. Пролистывает, просматривая неотложное и оставляя на потом то, что вполне может подождать. В конце концов натыкается на послание Милки. Трек без названия. Прекрасно. Самое время для сюрпризов. Тычет в кнопку воспроизведения. И с первыми звуками нежной мелодии умирает вся боль, а слезы, которые, кажется, пересохли начисто, вдруг начинают буквально литься из глаз.

Опустела без тебя Земля.

Как мне несколько часов прожить?

Так же падает листва в садах,

И куда-то всё спешат такси.

****

месяц после олимпиады

Телефон оглушительно молчит, не пробиваясь сквозь глухую стену обиды. Сердце болит скорым и неизбежным разрывом. Неотступно и отчетливо вспоминается первое знакомство.

за двенадцать лет до олимпиады

Маленькая девочка робко перебирает ножками по глади льда. Старательно вычерчивает линии. И видно невооруженным глазом, как ей важно, чтобы заметили, оценили приняли. Сопротивляться этому желанию ребенка невозможно.

Вика уже выделила ее среди новичков и, подъезжая, уверена, что возьмет эту девочку к себе, хотя таких маленьких пытается не брать, у нее и более взрослые редко