Слабо не влюбиться? (СИ) - Татьяна Юрьевна Никандрова
— Да, такое не забыть, — щерюсь во все тридцать два. — Нам же тогда резко поплохело.
— И тетя Алина принесла нам тазики.
— Мы лежали на кровати, взявшись за руки.
— И время от времени блевали каждый в свой.
— Ага, — тяну мечтательно. — Хорошее было время.
— И не говори.
Мы неспешно бредем по залу, возвращаясь на свои места после короткого перекура на свежем воздухе. Вася держит меня под руку, и я вновь ощущаю себя пятнадцатилетним беззаботным мальчишкой, в рот которому залетела смешинка.
— Стой, — внезапно тормозит она. — Иди-ка сюда.
За рукав подтаскивает меня к одному из столиков, а затем ни с того ни с сего наклоняется к сидящему к нам спиной мужчине и звонко чмокает его в лысую макушку.
Прежде, чем я успеваю что-либо сообразить, бесовка отскакивает в сторону, и таким образом получается, что ошарашенный взгляд обернувшегося мужика упирается прямо в меня.
Гляжу в расширенные от недоумения глаза и вдруг понимаю, что это Азат Маратович, главврач маминой больницы.
— Прошу прощения. Не удержался, — хриплю, осознавая, какой противоестественной видится ему сложившаяся ситуация. Ведь он-то думает, что это я со смаком засосал его затылок.
— Это что было? — хмурится Азат Маратович.
— У вас просто прическа такая необычная, — пытаюсь оправдаться я. — И череп… Ну, знаете… Правильной формы. Вот я как-то и… Поддался порыву.
Слышу, как на заднем фоне давится смехом Солнцева, и сам едва сдерживаюсь от наиглупейшей улыбки.
— Сынок, ты пьян, что ли?
Вероятно, мозг мужчины пытается найти хоть какое-то вразумительное объяснение моему поведению.
— Да, пьян, — торопливо соглашаюсь с его версией. — Прям в стельку.
— Ну иди-иди, — он брезгливо морщится. — Водички попей, воздухом подыши…
Делаю вид, что внял его советам, и быстро ретируюсь. Приближаюсь к ржущей Василисе и шутливо толкаю ее в бок.
— Ну и отчебучила. За что ты меня так?
— А ты не помнишь? — вскидывает удивленный взгляд.
— Нет…
— Седьмой класс. Поджопник математичке. Абсолютно аналогичная ситуация.
И тут до меня доходит. Да, много лет назад я действительно зарядил по заднице молоденькой учительнице по математике, а потом обставил все так, будто это сделала Солнцева. Ох, и злилась же подруга тогда! Даже несколько дней на телефонные звонки не отвечала.
— А ты коварная, — с изумлением и восхищением в голосе тяну я. — И злопамятная!
— А ты что думал? — выдает самодовольно.
— Я думал, ты хорошая девочка.
— Надоело быть хорошей, Тём, — неожиданно серьезно отзывается Солнцева.
— Почему? — теряюсь от того, как резко испаряются ее шутливые интонации.
— Не знаю. Может быть, потому что хороших не ценят? — отвечает она, помолчав. — Хорошую девочку можно бросить. По хорошей можно не скучать. Даже можно пройтись грязными ботинками по ее чувствам, а она все равно простит.
И вот снова эта саднящая горечь. Снова этот трагичный надрыв. В ней, во мне, в воздухе между нами. Зачем Вася это говорит? Неужели во всем винит меня? До сих пор?
Я больше не желаю притворяться, что не понимаю ее намеков. Не хочу делать вид, что это меня не ранит. Да, возможно, в прошлом я ошибался. Ни раз. И даже ни два. Но не я не хотел причинять ей боль. Во всяком случае, не делал этого намеренно.
— Я тебя не бросал, — говорю, глядя прямо в зеленые глаза. — И я скучал по тебе. Очень.
Вася усмехается. Правда как-то совсем невесело.
— Ладно, Соколов. Забей. И прости мне мою сентиментальность. Я все-таки женщина. К тому же еще нетрезвая.
Она вновь пытается обратить все в шутку, но мне претит недосказанность. Зачем заводить разговор, если не можешь довести его до конца?
— Вась, не съезжай с темы, — настаиваю я. — Давай обсудим. Может, уже пора?
— А что обсуждать? — она снова покрывается тонким льдом надменности. — По-моему, все и так понятно. Детство закончилось, и началась взрослая жизнь. Это нормально. Просто иногда ностальгия накрывает.
— Василиса! Вот вы где! — перед нами возникает Арсений. — Я вас повсюду ищу.
Блин, как же он достал. И еще этот галстук малиновый… У меня аж в глазах от него рябит.
— И зачем же? — Солнцеву явно забавляет настойчивое внимание юного доктора.
— На танец хотел пригласить, — приосанивается.
Я только сейчас замечаю, что люди вокруг разбились на пары и, прижавшись друг к другу, медленно покачиваются из стороны в сторону.
— Я ее уже первый пригласил, — опережаю Васю с ответом. — Так что извини, Сень, как-нибудь в другой раз.
Девушка не возражает и не выдает мою ложь, хотя на губах у нее проступает ехидная ухмылка. Ищенко недовольно фыркает и, пробубнив нечто вроде «ну как всегда», удаляется.
— Врешь как дышишь, — подмечает Василиса, когда я увлекаю ее на танцпол.
Мы становимся друг напротив друга. Чуть ближе, чем друзья. И чуть дальше, чем любовники.
— Юный доктор меня напрягает, — признаюсь честно, располагая руки на пояснице Солнцевой. — Он слишком явно тебя клеит.
— И что в этом такого?
— Ну не знаю… Он же стремный!
— Ой, не могу, Соколов, — с тихим смешком она откидывает голову назад. — Ты в своем репертуаре: все стремные, кроме тебя.
— Да при чем тут я вообще? — глядя на то, как Вася забавляется, я тоже начинаю улыбаться.
— При том, что ты украл у Арсения танец.
— Да ты, я смотрю, не особо-то и возражала, — хмыкаю. — Колись, этот стиляга ведь не в твоем вкусе?
— Объективно говоря, тут нет вообще никого, кто был бы в моем вкусе, — окинув зал придирчивым взглядом, отвечает она.
— А я? — выдаю нахально.
— А что ты, Соколов? — Вася насмешливо приподнимает брови. — Без пяти минут женатики меня не интересуют.
Аккуратно и ненавязчиво она вновь ставит меня на место. Расчерчивает невидимые границы между нами. И это вроде бы правильно. Вроде бы верно. Вот только в душе все равно болезненно поднывает. Будто где-то в глубине таится застарелый нарыв, который ненароком всковырнули.
— Вась, а слабо сбежать отсюда? Прямо сейчас. Со мной, — глядя на нее с вызовом говорю я.
Знаю, это запрещенный прием. Но мне так отчаянно хочется урвать кусочек счастливого прошлого, что я готов идти на крайние меры.
— Тём, ты с ума сошел? — она округляет глаза. — Праздник в самом разгаре!
— Сошел. И уже давно, — не моргаю и смотрю в упор. — Ты ведь и сама знаешь.
Вася облизывает губы и медленно сглатывает. Зеленые глаза бегают из стороны в сторону, а стройная спина едва уловимо напрягается. Я вижу, что она растерянна. Вижу, что мечется. Между желанием поддаться безумному порыву и стремлением сохранить лицо. Между тем, как хочется, и тем, как надо. Между цветным
