Иду на свет - Мария Анатольевна Акулова
И к нему домой на разговор она сегодня совершенно точно не поедет.
Её больше не ввергает в тоску перспектива оказаться в своей квартире.
Теперь ей хочется там оказаться.
Ошибкой было шляться. Она вообще совершила много ошибок…
Сама толкнула дверь, не дожидаясь помощи охранника. Чувствуя, что головокружение вопреки логике только усиливается, вдохнула разом много условно свежего воздуха…
Сделала несколько шагов в сторону от стоящих рядом со входом посетителей. Вжалась ладонью в стену, чтобы обрести опору…
От переживаний замутило. Надо было хотя бы что-то съесть…
Ещё одна ошибка в тяжелом ожерелье на шее, которое сейчас так явно тянет её к земле…
— Заяц, ну почему ты постоянно сбегаешь?
После чего — приступ тошноты и откуда-то взявшаяся дрожь. Её бросает из жара в холод, когда сзади приближается человек. Без спросу касается — вдавливая свою руку в её поясницу.
Санте хочется ответить грубо: «В жопу зайца. И тебя тоже». Но язык — соучастник тела. Не хочет ворочаться.
Последнее, что она фиксирует более менее четко — это слабость в руках. Из одной всё же выскальзывает телефон, который всё это время продолжал жужжать. А вторая съезжает со стены. На коже остаются царапины. Мелькает мысль, что так недолго и вовсе осесть. А ещё, что это всё — неадекватная реакция на выпитый залпом коктейль, но развить её — без вариантов.
Сознание в тумане. Единственная поддержка — мужские руки.
* * *Санта просыпается с чувством дикой жажды. Во рту — Сахара, возведенная в квадрат. Голова трещит так, будто она — колокол и кто-то с остервенением всю ночь долбил по бортам. В ушах на фоне писка частичная глухота. В теле — абсолютная слабость.
Где-то далеко-далеко она слышит телефонные вибрации. Знакомые. Они и будят.
Верхние веки будто пришиты к нижним. Каждая ресница весит тонну. Разлепить глаза сложно. А ещё сложно разогнать мыслительный процесс.
Предел её способностей сейчас — констатация очевидных фактов и исполнение собственных мелких поручений.
Кто она — понятно. Где — по ощущениям и запахам тоже. Что было вчера — нет. Но при попытке подумать об этом, голова отзывается острым приступом боли.
Наверное, не надо торопиться.
Телефон снова вибрирует. В отличие от прошлых трелей, это уже звонок. И его нужно взять.
Санта тянется рукой куда-то за спину. Шарит по постели, нащупывает…
Открыв один глаз, принимает, прижимает к уху…
— Алло…
Её голос звучит хрипло. С потрохами выдает, что только проснулась. Поверх физических гадких ощущений слоем ложится стыд. Ей мама звонит, а она…
Напилась вчера что ли?
Господи…
— Алло, Сантуш… — Голос у Лены взволнованный, но она будто облегчение испытала вот сейчас, когда Санта взяла… — У тебя всё хорошо? — Вопрос вроде бы будничный, а даже по тону слышно, что смысл в него вкладывается особенный. Почему-то…
— У меня всё хорошо…
И всё это в купе с собственными ощущениями заставляет Санту взять себя в руки. Ответить маме, открыть глаза — сначала один, потом второй. Сглотнуть сухость, окинуть взглядом свою спальню.
Не зашторенное окно. Включенный свет. Разбросанная одежда.
Рефлекторно придерживая одеяло, Санта постаралась сесть.
Это было не так-то просто. Тело правда ныло. На голом запястье какие-то следы, Санта их разглядывает… Они же бредут по руке…
К трещащей голове и жажде добавляется чувство гадкой тошноты и липкого страха.
— Точно? — мама переспрашивает, Санта пытается зачем-то кивнуть, а потом прижимается кистью к склоненному лбу. Потому что зря. — Я, наверное, не права, Сантуш… Прости меня… Но ты не позвонила вечером. Я набрала Данилу… У вас всё хорошо? Он сказал, ты не с ним…
В голосе мамы нескрываемое сожаление. Ей стыдно перед дочерью, она кается. И она волнуется.
А Санта холодеет.
Прошлый вечер начинает мелькать вспышками. На коже выступает испарина… Чувство такое, будто холодной водой окатило, но от пота это не спасло. Одновременно холодно и жарко.
Она снова отрывает руку и смотрит на собственное запястье… Потом вниз — туда, где уже локтем придерживает к груди ткань одеяла…
Новый приступ тошноты такой сильный, что страшно тут же вырвать.
Чтобы это не случилось — Санта зажимает рот, дышит носом… Глубоко. Молча. Часто…
Слышно ли это в трубке, она не знает. Знает, что надо скинуть…
— Я чуть позже наберу…
Выталкивает из себя слова, жмет отбой, а потом руку снова ко рту и взгляд перед собой — в зеркало, на углу которого, будто издеваясь, слишком легкомысленно повис её лифчик.
— Господи… Боже мой…
Головная боль больше не мучает. Точнее она теряет всякое значение. Тело сковывает парализующий страх и гадливость. Санта позволяет одеялу съехать вниз. По всё тому же телу. Голому.
Ей самой противно, но она шарит. По груди, животу, бедрам, ногам.
То и дело дергает рукой к лицу, потому что то и дело же подкатывает…
Кромешный ужас произошедшего лишает рассудка. Она… Что она сделала?
Телефон опять напоминает о себе. Это опять сообщение.
Дрожащие пальцы тянутся к нему. Фэйс айди реагирует на лицо…
Санта заходит в телеграм, чтобы увидеть…
Пользователь «Данила» отправил ей целый альбом. Самое гадкое, что она видела в жизни. Самое гадкое, что это гадкое — она.
Голая. Спящая. С засосами на шее, которые саднят, а ещё отражаются в том самом зеркале, стоит хоть немного повернуться.
Его сообщение — пересланное от пользователя «Максим Наконечный» и там есть приписка.
«2:0».
— Боже… — Пусть вот сейчас самое время срочно искать оправдание, Санта не может. Просто пялится в экран. Не верит и пялится.
А потом жмурится.
Данила недолго печатает. Она быстро читает.
«Надеюсь, оно того стоило».
Он блокирует её, как абонента. Справедливо
